Each morning

скарамучча помнил всё слишком отчётливо.в его жизни не было места чему-то светлому, ласке, доброте и нежности — всё это заменяла жестокость мира человеческого и архонтов, чувства, эмоции и холод «матери». он не знал, каково это, когда тебя любят, ценят, оберегают. когда в тяжелые моменты обрушивается не шторм оскорблений о собственной слабости и волны самобичевания, а теплым одеялом окутывают объятия, сыплются слова поддержки. горело ли в его кукольной пустой груди желание почувствовать себя любимым и нужным, не бесполезным? да. дадададада. мир жесток для таких вещей. мечты не сбываются. желания остаются лишь словами, лишь мыслями, брошенным в пространство, сгнивая прямо там. скарамучча никогда не просил и не требовал внимания, ведь знал, что будет больно. знал, что «мать» одарит его холодным взглядом и отвесит пощёчину с размаху так, что кукла пролежит до утра практически без движения. жестокость создательницы, о которой он не подозревал, преследует юношу в кошмарах и по сей день. он помнит события давно минувших дней так, словно это было вчера. его жизнь — медленная, тягучая и мрачная, ему подходит, и он этого не отрицает. маска, что он нацепил столетия назад, крепчает с каждым днём, скрывая истинные чувства и эмоции в самых недрах души, куда никому не дано попасть и заглянуть даже на мгновение, спадает лишь в темные ночи — тогда лишь пустота и мрак могут видеть его настоящего, его хрупкую натуру, закрытую в серебряную клетку на несколько прочных замков. — куколка, о чем задумался? хриплый и глубокий голос доктора, переливающего жидкости из одной пробирки в другую, вырвал юношу из размышлений. — ничего такого, старик, отвянь. дотторе должен был быть идиотом, чтобы не расслышать интонации и скрытого смысла (даже если и неумышленного) в такой банально-простой фразе. мужчина хмыкает, и руки, недавно занимающиеся биохимией, обхватывают тонкие плечи сидящего на кушетке и играющего со скальпелем темноволосого, и прижимают к себе. скальпель, кстати, перемещается одним движение на стол в самом углу комнаты, а скарамушу наконец-то становится тепло.