Ледяные глаза

она снова видит его. его смазливое личико, волосы и борода, запах одеколона и глаза в которых загорается злость. все такое знакомое, уже успевшее стать ей чужим. противным. мерзким. больным. больно. больно снова видеть его. снова ощущать этот взгляд на себе. противно. её трясет. она плачет. не может сдержать слезы. дыхание перехватывает, ноги отказываются её держать. и она летит. оказываться на земле вовсе не больно. она даже не понимает как это случилось. единственное что сейчас в её голове, это желание убежать. закончить это все. крик о помощи. она не может поднять взгляд. но слышит. слышит его смех. издёвки. насмешки. издевательства. слышит заученные мерзкие фразы. манипуляций. противные прозвища и форма имени – лизонька. она хочет оглохнуть. закрывая свои уши руками, она пытается заглушить его голос. и резко осознает что он сменился. теперь это другой, хриплый голос. женский хриплый голос. она тут же поднимает голову и встречается с взглядом знакомых глаз. холодных и голубых. ледяных. они смотрели так зло, так агрессивно. в них читалось лишь одно слово – убью. страх. тревога. боль. крик. и она просыпается. лиза сразу затыкает себе рот рукой, заглушая застрявший в горле крик. она прикусывает себе руку, до крови пронзая бледную кожу зубами. только бы не издать звук. не кричать. не плакать. она не выдерживает. черноволосая быстро встает, скидывая с себя теплое одеяло и бежит. находит выход на балкон и выходит на улицу, где её с раскрытыми объятиями встречает теплый, летний ветер. понимая что трясущееся тело её ноги не держат, она падает на холодный пол, прижимает к груди ноги и прячет красное лицо в коленах. больно. она ожидала увидеть его. она ожидала снова увидеть этот сон. сон который преследует её уже год. казалось бы привыкла. но она не ожидала что сон изменится. она не ожидала на место бывшего увидеть её. её глаза, её лицо, её голос. не ожидала. это был крик её подсознания. признание. признание того, чего лиза не хотела признавать. что закрывала в своем сердце на десять замков. от чего убегала. андрющенко не хотела признавать, что наступила на те же грабли. снова. влюбилась в того же человека – всё тот же злобный, агрессивный взгляд и вся та же самоуверенная ухмылка. ненависть, насмешки, боль. ничего не изменилось. её кошмар не исчез. не изменился. поменялось лишь лицо её обидчика. – черт бы тебя побрал, захарова. после этих слов девушка чуть успокаивается. дышать становится чуть легче, и она перестает жадно вцепляются в каждый глоток воздуха. тремор в теле почти незаметный, а всхлипы превращаются в тихие, уставшие вздохи. она находит в себе силы встать, и облокотившись об перила балкона, разглядывает окрестности. светает. она уже может различить маленькие дома вокруг, машины и деревья. значит, скоро рассвет. неожиданно, она слышит приближающиеся шаги. вот черт. она, несмотря на свой атеизм, молиться всем богам и просить милости у вселенной. только чтоб в этот раз пронесло. не проносит. шаги стали всё ближе и на балконе появляется силуэт. лиза молит бога чтоб это была идея. или хотя бы новенькая алиса. виолетта, кира, да хоть настя. только не она. – индиго? ты что ли? еб твою мать. – ты чё, алё? – от этого хриплого голоса по телу черноволосой проскакивает целая толпа мурашек. от грубости слов в голове порождается страх. её ударят. она прикрывает своё лицо и голову руками, зажмуривая глаза в ожиданий конфликта. – ты совсем поехала? – спрашивает кристина, но подойдя ближе и разглядев её, она понимает – ты боишься меня. не вопрос. утверждение. в её голосе от этого осознания что-то сломалось, но младшая этого не заметила. – ты неожиданно появилась – единственное что придумывает лиза. и конечно, ей не верят. вопрос "почему" застрял в горле захаровой, понимая насколько он глупый. конечно она её боится. конечно. кто бы её не испугался. даже подруга настя её боится, хоть и в этом никогда не признается, крис же всё видит. понимает, и даже не обижается. раньше, ей бы это льстило. она любила смотреть и ощущать страх который сеяла в людях. на этом держалась её самооценка. её авторитет. девушка думала что именно так она будет самой сильной. главной. лидером. её никто не смел тронуть. безопасность. уверенность. сейчас, все что осталось от былых убеждений и менталитета – банальная привычка. это поведение, пафос, агрессия настолько вжилась в девушку, что она даже при осознании, что так нельзя, не может вести себя иначе. её родные и близкие все ещё продолжают страдать от её рук, и она ничего с этим не может поделать. чем больше любит – тем больше боли причиняет. и лиза явный пример этого. – я не хотела... пугать – хрипло произносит девушка – я вообще вышла покурить. сигарета, тщательно спрятанная в кармане брюк, очень вовремя напоминает о себе. лиза усмехается, и без лишних раздумий решается уйти. сбежать. даже и не взглянуть на неё. – нихуя – её резко хватают за запястье и поворачивают обратно – останься. лиза молчит. медленно и нежно убирает с себя чужие теплые, шершавые на ощупь руки и устало вздыхает. – могу и сигареткой поделится, я сегодня добрая, даже для тебя найдется. ах, ну да, ты ж у нас святоша. кристина не получает желаемой реакции. ни саркастичного, остроумного комментария. ни ухмылки, под которой всегда прикрывалась андрющенко. ни банального фырка или закатывания глаз. ничего. тогда, лизу резко и грубо хватают за подбородок, заставляя поднять взгляд с пола. младшая вздрагивает, и нехотя сталкивается взглядом с ненавистными голубыми глазами. ледяными. но они были другие – спокойные, изучающие, даже с ноткой заботливости и чувства вины. вовсе не такие как во сне. лиза хочет верить что это не плод её фантазий. – ты чё, плакала что ли? блять. – нет. – не пизди. лиза поджимает губы и молча пытается повернуть голову. рука на подбородке сжимает сильнее, держит, не давая ей двинуться. так может и синяк остаться. захарова держит сильно. даже слишком. грубо удерживает её на месте и с интересом всматривается в её лицо, в глаза которые так отчаянно убегали от неё. смотрели хоть куда, только не в её ледяные. кристина хотела понять. узнать. прочитать. что же с малышкой не так? ведь индиго не плачет. никогда не плачет. ни на уроках психологии. ни во время ссор. ни когда пьяная кристина обливает её всеми ненавистными словами. ни когда силой прижимает её к стене. даже не тогда, когда на неё нападают четыре человека. никогда. не одной слезинки андрющенко девочки не видели. и сейчас, смотря на заплаканную, красную лизу, и не верится что это правда она. не верится, что слезы андрющенко, проявления которых она так тщательно добивалась, без неё расплылись по бледному личику. в голове проскакивает мысль, что андрющенко нельзя плакать. ей не идет. захарова вздыхает и медленно, словно не хотя спугнуть прижимает девушку к себе, обводя голые плечи и талию своими теплыми руками. она всегда так делает. кричит, обзывает, а потом ласково называет малышкой. издевается, без единого сожаления в глазах, а потом смотрит с далека, с заботой. кричит что похуй, а потом следит за тем, чтоб её никто кроме неё не тронул. замахивается, а потом нежно и трепетно обнимает, укутывая в своих теплых объятиях. и лиза всегда тает в них. но не сейчас. она стоит, всё так-же неподвижно. всё так-же настороженно. глаза разбегаются, а хрупкое тело колотит от бешеного тремора. – да что с тобой?! – мне кошмар снился – решается на конец таки сказать черноволосая, шмыгая носиком. – он? – ты. ты такая же, как и он. в сердце крис что-то ломается. захарова знала, что она плохая. правда знала. знала, что делает ей неприятно, больно. знала, что ведет себя противно. знала, что эти качели, на которых всегда строились её отношения, которых она даже не признавала, утомляют её. но это сравнение убило её. она знала, кто он. знала не в деталях, но не сложно было догадаться, что было и что он сделал с лизой.        противно. противно понимать, что лиза видит в ней его. – черт. лиза не успевает осознать сказанное ей же самой, как крис выпускает её из своих рук и отходит. случилось это резко. настолько, что черноволосая чуть не полетела вниз. старшая отходит на несколько шагов и опирается об холодный бетон стены, нервно ведя рукой по своему лицу. – я не... я не он – она убирает руку и смотрит на лизу расстерянно – ты же знаешь... я не... я бы не... андрющенко молчит. молчит и пристально смотрит на неё. смотрит с жалостью. ведь смотреть на потерянную захарову было непривычно. и неприятно. – прости меня – лиза затаивает дыхание, когда из уст старшей вырываются эти слова. слова, которые она никогда не могла сказать. слова которые никогда не говорил он. – ты же.. ты же простишь меня? я не хотела... я... черноволосая прикусывает губу. в её голове всё смешалось, а сходства между двумя начали увядать. словно их и не было. она медленно подходит к ней и берет её руку двумя своими, трепетно сжимает и смотрит в глаза. её глаза не те ледяные, к которым она привыкла. лед растаял, и теперь голубые глаза были словно небесные – спокойные, заботливые, и вовсе не злые или насмешливые. не такие, как у него. она понимает, верит, что крис никогда не будет такой ужасной как он. потому что ей жаль – а когда человек понимает и сожалеет, белая бабочка надежды ещё живет. и лиза готова держатся за неё, ведь любит. очень любит. и она снова тает в прикосновениях, на этот раз, не болезненных. – я тебя не обижу, индиго, обещаю. и лиза верит ей. оставляет поцелуй на разбитых костяшках и нежно улыбается. через пару дней андрющенко понимает что зря. она снова сталкивается с ледяными глазами, когда пьяная крис ударяет её, и всё, что остается от былого обещания – пустые извинения.