Целая вечность

Тяжелые, резные изо льда двери с трудом поддаются его ослабевшим рукам , отворяясь медленно, но все же впуская его в самое сердце царства зимы. Вокруг — белым-бело, так, что глаза слепит, и в воздухе острыми каплями стоит метель. — Ты через многое прошел, чтобы попасть сюда, — звенит холодными переливами кружащих тут и там снежинок. — Да, — Герд произносит это твердо, спокойно и легко. Ни доли бахвальства, ни оттенка вымученного героизма. Да, прошел. Стоптал не одни сапоги по цветнику ведьмы, да не утаила та правду — омылись розы горячими слезами истины и сожаления. Смиренно, с надтреснувшим сердцем готов был уступить Кая принцессе, лишь бы увидеть одним глазком, и с облегчением узнал, что путь предстоит еще долгий. Да что тот путь, главное, чтобы было зачем. Сплетал истории для маленького разбойника, остался такой же маленькой занозой в сердце — да тот знал, что свобода пуще любви сладка. Прошел насквозь всю Лапландию, не страшась ветра и стужи. — Ты не сможешь найти его здесь, если я не захочу, — так же отстраненно возвещает ровный голос, словно тот самый ледяной ветер скользит по щекам. Герд оглядывается — толща льда высоких, уходящих в белесое небо стен. Тут и там прозрачные отражения мелькают, смешиваются, путаются. Ледяной лабиринт Снежного Короля. — А ты не хочешь? — губы Герда едва заметно поднимаются в улыбке, усталой, но не позволяющей себе отчаяние. От того, что снежная пелена безжалостно слепит, он на мгновение прикрывает глаза и, раскрыв их, наконец обнаруживает перед собой своего собеседника во плоти. Высокий мужчина, с белыми, как снег волосами, с голубыми, как лед глазами. Тонкие губы, что, кажется, крови лишены вообще. Прямой, выточенный словно из мрамора нос. Плащ в цвет зимы, обитый словно не мехом, а мягким, первым зимним сугробом, что под руками мягче пуха. Красив. Ужасающ. Они смотрят друг на друга, не нарушая тишину словами. Снежный Король делает шаг навстречу, и незваный, но столь долгожданный гость не отступает, страха не выказывает. Ему тогда подумалось, что Кай неплохо подходит — светлые волосы славно бы смотрелись в королевстве льда и холода. А карие глаза могли бы немного разбавлять эти холодные оттенки. Он ведь так красив, но это, пожалуй, единственное, что есть в нем ценного. Теперь он точно понимает, что выбрал совсем не того. — Если справишься с последним испытанием, — роняет мужчина так, словно льдинки рассыпаются по полу. — Каким? — Герд взгляда не отводит, и даже не вдыхает глубже необходимого: да, так ведь и должно быть, не может быть это просто. На мгновение ему кажется, что тонкие белые губы расходятся в призраке улыбки, и Снежный Король делает еще один шаг к нему, уничтожая последнее расстояние. Холодно. Страшно?.. Руки зимы ложатся на его лицо, мужчина опускает голову и касается алых, бьющих подмороженной теплотой губ поцелуем. И затем отступает на шаг назад, всматриваясь в его глаза таким же спокойным и не выражающим ни одной эмоции взглядом. — Понял? — голос — словно эхо пустоты. Герд, сглотнув, молча кивает. Снежный Король ждет спокойно, лишь склонив голову, бродит холодными глазами по его лицу. Юноша касается пальцем губ, ощущая на них кристаллики изморози, словно прозрачные драгоценные камни. Холодно. Страшно?.. Какая цена у этой любви, сколько не платишь, кажется — никогда не выплатишь. Но не даром говорят, что любовь бесценна? Ни купить, ни продать, ни у волшебника, ни у колдуньи не выменять, ни обманом не украсть. Только подарить? Только отдать. — Хорошо, — спустя паузу произносит Герд, — Но я хочу увидеть его. Теперь очередь Снежного Короля молча кивнуть — и развернувшись, провести его по бескрайней веренице коридоров льда и снега. Он приводит своего гостя на балкон, нависающий над красивым, парадным залом. Внизу — его Кай, прекрасный, родной Кай сидит на полу, окруженный осколками то ли стекла, то ли льда. Герду хочется крикнуть, окликнуть, но он без всяких слов и объяснений понимает, что его не услышат, хотя по этой пустоте звук разольется с надломанным хрустом наста на сугробе. — Что он делает?.. - лишь тихо спрашивает он, чувствуя, как в горле встает комок. — Собирает из льда слово «вечность», — равнодушно роняет Снежный Король, и он на Кая совсем не смотрит. Очередная красивая пустышка, у него таких были тысячи. Его манят зеленые, словно весенняя трава глаза, потрескавшиеся алые губы, усталое, изнемождённое, но такое одухотворенное верностью и светом лицо. Кай его прекрасным не считал, и Герд смиренно соглашался, что красота из них двоих досталась совсем не ему, радуясь сердцем за то, что Кай так счастлив ловить на себе долгие, заинтересованные взгляды, и смотреть в свое отражение с удовлетворенной улыбкой. Но Снежный Король видел иначе, хотя, как и многие другие, разглядел не сразу. — Зачем? — еще тише вопрошает юноша. — Если соберет — будет сам себе господин, и подарю ему весь свет и коньки в придачу, — тонкие губы вновь на мгновение расходятся в усмешке. Люди и за меньшее продавались. Герд подходит к балюстраде балкона, укладывая руки на лед, не страшась заморозить ладоней. И смотрит, смотрит с печальной нежностью, с томливой горечью. А Король смотрит на него. Да, он его не сразу приглядел — так, с долей холодного злорадства наблюдал порой за пытливыми стараниями отчаянного мальчишки, возомнившего, что может вернуть своего возлюбленного из плена зимы. «Сломается, сдастся», — равнодушно резюмирует Снежный Король, наблюдая за скитаниями Герда сквозь большое ледяное зеркало. Но время идет, зима сменяет осень, весна зиму, но не тает в сердце юноши решимость, не страшат его ни ножи разбойника, ни сладкий елей колдовства, ни мнимый приют уютного королевства. Ни перспектива жестокой людской неблагодарности. «Глуп, наивен, или безрассуден?», — размышляет Король, едва заметно сводя белесые брови к переносице. «Неудачлив и слаб», — резюмирует с досадой, ловя внутри своего ледяного сердца странное волнение, когда к тонкой шее приставляют нож. «Милосерден», — с затаенным восхищением, когда Герд не ожесточается, не проклинает врагов и судьбу, и никогда не забывает благодарить тех, кто протягивает ему руку. Ему ведь даже ведунья- финка, в волшебном питье отказала, но не от злости и жадности, а по мудрости - видела зорким глазом, что вся сила у юноши в сердце. — Слуги проводят тебя, — роняет Снежный Король через плечо, отступая в ледяной туман своих владений, — Отдохни для начала. И плечи юноши едва заметно вздрагивают в ответ, Герд ногтями царапает лед, он не оборачивается. В воздухе тонкой кромкой льда стоит тишина. …Он сидит на краю кровати, всматриваясь в простор комнаты взглядом равнодушным и пустым. Его привели в комнату, где, кажется, все сделано изо льда. Но холода он уже то ли не чувствует, почти окончательно окоченев, то ли по волшебной милости хозяина замка. Его оставляют здесь на неопределенное время, и Герд даже проваливается в сон, забираясь под одеяло, представляющее собой снежный покров. Он уверен, что сомкнуть глаз не удастся, но почти сразу засыпает. И его не тревожат ни слуги, ни хозяин замка, он спит долгим и спокойным сном впервые за очень долгое время. А проснувшись, проходится по комнате, где каждый предмет, кажется, соткан изо льда и снега в разных их формах и видах. Смотрит на все чудеса зимнего волшебства с долей почтения, но равнодушно. Лишь ждет. — И что, стоит он того? — раздается в какой-то момент голос за спиной, и холодные руки ложатся на его плечи. Он на мгновение прикрывает глаза, ощущая, что сейчас - его последняя возможность отказаться, что если он скажет твердое нет, то эти руки отступят, и что ему будет даровано право покинуть эти земли живым. Но покинуть одному. И поэтому Герд, едва заметно выдохнув, оборачивается лицом к говорящему, сталкиваясь с пронзительной голубизной глаз Снежного Короля. Ничего не говорит, ничего не отвечает. Спускает с плеч халат из тонкой, невесомой, словно из морозного узора на окне ткани, обнажая свою кожу, в которой шрамами и ссадинами запечатлены тяжести его пути — вот его слово. Лицо мужчины в ответ никак не меняется, не выдавая досады, смешанной с облегчением и горечью. Холодные глаза скользят по его шее, ключицам, плечам. Рука ложится на тело, опаляя льдом, но касается спокойно, осторожно двигаясь ниже и распахивая ткань дальше. Герд на мгновение прикусывает губу. Холодно. Страшно?.. Он даже не спрашивает, будет ли больно, об этом думать не хочется, в конце концов, какая разница. Губы касаются его шеи, руки обвивают спину, пальцы морозными дорожками выписывают рисунки по коже. И Герд вздрагивает, потому что все же живой, не изо льда и не из камня. Но сейчас от чего-то кажется, что из стекла на пределе хрупкости — тронь неаккуратным жестом и рассыплется на осколки. — Мне нужно что-то делать? — он поднимает глаза на Снежного Короля, что уверенным, но мягким движением толкает его в мягкость снежного покрова. Тот нависает сверху, всматриваясь в его лицо. И ведь слез не льет мальчишка, не умоляет, не скрывает своего страха, но и не пестует его. — Нет, — с мягкой усмешкой отвечает мужчина, целуя, но уже иначе, не просто касаясь губ, но опаляя рот холодом, — Разве что можешь обнять меня. И Герд послушно укладывает руки на шею, зарываясь пальцами в холодные белые волосы, закрывая глаза и откидывая голову назад. Не такие как у Кая, у Кая - пшеничное летнее поле. Сейчас он словно скользит сквозь платину морозного серебра. Он ощущает движение губ Снежного Короля по своей коже, и после этого остается изморозь, а когда тот на долю мгновения задерживается, кажется, что даже кромка льда. Он чувствует, как ткань окончательно соскальзывает с его тела, пуская мелкую, тревожную дрожь. Руки — что льдины бродят холодной щекоткой по телу. Шея, ключицы, плечи, руки. Алые, словно рябина на снегу, бусинки сосков. Торс. Ниже?.. Холодные губы мягкими касаниями оставляют мелкую изморозь тут и там. Руки, ласкающие его, двигаются вниз, поглаживая бедра. Герд, сглотнув, робко разводит колени в стороны, ощущая как ноги дрожат, покрытые мурашками этих прикосновений. «Я умру», — отстраненно думает Герд, когда холода становится так много, что кажется доберется до самого сердца, пронзит все тело. Теперь он понимает, что значит — продрогнуть до костей. — Не бойся, — тихо, ласково произносит голос над ухом, и по виску мажет мягким поцелуем, остающимся покалывающей щекоткой кристаллов льда. Он рискует открыть глаза, сталкиваясь с бескрайней зимой лицом к лицу. И это лицо смотрит на него внимательно, словно в самую суть, всматриваясь в каждую черту. — Знаешь, кто замерзает первым, когда приходит холод? — слова звучат легким ветерком, что опаляет щеки, стремясь коснуться кончиков губ. — И кто же? — сипло произносит Герд, отчаянным, неуверенным движением сжимая предплечья тела над собой. — Те, у кого уже зима внутри, — палец Снежного Короля скользит от яремной ямки к левой стороне груди, — У кого погас огонь. Ладонь накрывает сердце — горячее, живое, что бьется. Что вело его сквозь мрак и холод, тьму и недругов сюда, в чертоги ледяной зимы. — А ты разве не растаешь, если столкнешься с огнем? — слабо улыбается Герд. Ответом скользят ледяные поцелуи по шее, и холод продолжает обволакивать, проникая внутрь, заставляя его дёрнуться, но из этой пелены снежной мягкости не сбежать, тонкие уста ловят его болезненный, сдавленный стон. «С иными и растаять не жалко», — Снежный Король касается побледневших щек поцелуем, снимает с дрожащих ресниц каплю влаги, что замерзает хрусталем. И узнает Герд, что когда предел оледенения достигнут, становится тепло, сначала едва ощутимо, словно кончики иголок покалывают, а затем сильнее и сильнее. А потом — жарко. И бледные руки, держащие его за худой, осунувшийся стан этот жар не топит. Снежный Король свое слово держит — после молча наблюдая за тем, как Герд тянет руки к холодному и ледяному Каю, что смотрит на него с пренебрежительным отторжением, омывает слезами льдины, складывает из острых, царапающих кожу до крови осколков льда слово «вечность». И уводит, уводит прочь от чертогов зимы, согревая его ладони в своих руках, поддерживая за плечи. Герд лишь на мгновение оборачивается, перед тем как покинуть тронный зал — но балкон его пуст, только отголосок метели мелькает в воздухе серебряным всполохом. …Кай, хотя и был освобожден от проклятого осколка стекла в глазу, что ожесточал сердце, что очерствлял души, все равно кажется Герду не таким как раньше. Быть может, он просто никогда не замечал этого? Когда, еще в детстве, Кай мог оставить его дома одного в постели болеющего, а сам убежать на улицу, кататься на санках и играть в снежки? Да глупости, что ж ему, с ним сидеть было? Герд мягко улыбается, он находит много оправданий — устал, тяжелый путь, слишком долго был в плену холода. Он старается не думать, что сам прошел этот путь дважды, и в царстве зимы оставил то, что уже никогда не заберет обратно. «Вернемся домой и все будет хорошо», — думает юноша, с нежностью сжимая теплую ладонь. Только вот после палат ледяного замка их маленький, уютный дом Каю не мил, и алые, припухлые губы поджимаются в сдерживаемом недовольстве. — Мы можем сделать все так, как нам нравится, — тихо произносит Герд, бережно поливая розы на подоконнике. Кай на них даже не смотрит. Он не может найти себе место, все человеческое кажется скучным, трудным, дни в расслаблении холода над ледяной мозаикой изнежили его. Или оно так всегда было? Когда Герд терпеливо помогал с уборкой бабушке, а Кай находил пусть очень важный, но все же повод увильнуть? И он все чаще уходит из дома надолго, оседает в деревенской таверне, за кружку-другую делясь с зеваками россказнями о Снежном Короле, большая часть которых надуманная ложь. Герд всегда ждет его, ждет до глубокой ночи, до раннего утра, с тревогой и волнением в сердце. Как помочь ему? Что сделать? Свое сердце другому ведь не вложишь. — Разве я просил приходить за мной? — обвиняет его однажды Кай, карие глаза ярко сверкают, и он вырывает ладонь из руки Герда, — Может, мне там было лучше. И тот и слова сказать не может, ощущая, словно горло сдавливает колючая, холодная рука. «Нет, ты не просил…», — с томной горечью думает юноша, чувствуя, как по груди расходится холодная, бессильная изморось отчаянья. Он знает, что Кай затаенно ожидает, что Снежный Король вернется за ним, но этого не происходит. Зато сам Герд, выходя в морозный лес за дровами, время от времени ощущает как по щекам быстрым, мимолетным касанием проходится холод. Или метель, игриво поднимая снежинки, пробует укусить его ноги сквозь шерсть валенок. — Ну, полно тебе, — тихо произносит он, улыбаясь кончиками губ, пряча в сердце сладкую печаль. И метель стихает. Кай не замечает, но на их окнах теперь самые красивые морозные узоры - и Герд иной раз всматривается в них долгие минуты. Кай вообще мало что замечает — ни теплой еды на печи, ни мягкой постели, выглаженной и собранной для него, ни костра домашнего очага, что поддерживается не его руками. Все это скорее раздражает его. Как и робкая, отчаянная попытка Герда коснуться его губ, что кончается неловким, смазанным поцелуем в щеку, потому что Кай, резко дернув головой, отворачивается. — Не делай так больше, — шипит тот, и что-то внутри Герда сжимается в комок. И он неловко, понимающе улыбается и кивает, отступая на шаг назад. Герд и так знает, что Кай его стесняется, считая слишком невзрачным, чтобы идти рука об руку по деревне. Его лицо - не чета красивым, точеным чертам второго юноши. Его ладони — с сухой кожей и мозолями от колки дров и ухода за домом не сравнятся с нежностью ладоней кареглазого. Однажды, когда он пытается вырвать из рук шатающегося Кая лишнюю бутылку, тот отвешивает ему звонкую, болезненную пощёчину. Оторопело сидя на полу, потирая алеющую кожу, Герд с раскалывающей болью наблюдает за тем, как Кай, лишь накинув на плечи пальто, уходит в ночь. Не ночует дома несколько дней, возвращается с красными пятнами на шее, и те совсем не от ударов. Герд ничего не говорит, только кончики губ дрожат. «Конечно, я жалок», — думает он с тоской всматриваясь в кромку толстого льда на реке, растирая замерзшие и потрескавшиеся от зимней стирки ладони. Он знает, что бы ему сказал маленький разбойник, о чем бы посетовали принц с принцессой. Это тихо шепчет ему прохладный ветерок, поднимающий мягкий снег с сугробов, это скрипит настом под ногами. Он, закинув вязанку дров на спину, возвращается домой, пытаясь согреться у очага, с тоской размышляя, не погас ли в нем тот самый огонь, о котором говорил Снежный Король. Герд устал, бесконечно устал. И на третью зиму по окончании своего долгого путешествия он выходит на улицу, прямо в зимнюю, стылую морозную ночь, обувь не меняя, даже не накинув на шею шарфа. Холод покусывает щеки, царапая кожу, щиплет глаза, гонит обратно в тепло, в дом. Но он продолжает стоять, чувствуя, как отмерзают пальцы, всматриваясь в белесый лик луны и маленькие точки звезд на черном бархате неба. — Забери меня, — тихо, одними губами произносит он, закрывая глаза. И в ту же минуту поднимается буря, снежные вихри вздымаются ввысь, закручиваясь, словно в неистовом танце, снежинки мельтешат перед глазами. — Но я ведь не люблю тебя, — тихо произносит Герд, прислоняясь к холодному, белому и мягкому меху снега, — Это от отчаяния. Твердая непоколебимость льда обнимает его, оставляя на спине ласковую изморозь. Холодно. Спокойно. — Ничего, мой мальчик. Тонкие бледные пальцы осторожно поднимают его подбородок, заглядывая в глаза. В голубых глазах Снежного Короля — замерзшее море спокойствия, и он видит в них отражение своей израненной тоски. — У нас с тобой есть целая вечность.