Я обещаю вернуться

В нос черного, как смоль, таяра, прилетел снежок и сполз на шею. На улице было не очень холодно, особенно для этого народа. Таяр открыл ярко-желтые глаза и стал отплевываться от грязи, попавшей вместе с водой на губы. — Ра’Джирр, хватит зевать! — рассмеялась стоявшая рядом кошка. Довольно редкой для таяр черепаховой окраски, она впервые за долгое время сменила привычные человеческие джинсы и кроссовки под лапу на традиционное шерстяное платье оливкового цвета. Правда, на плечах все еще была отвратительная синяя куртка с капюшоном, которая и сыграла злую шутку. Ра’Джирр подошел со спины, пока его подруга голыми лапами нагребала новый снежок, и бросил ей за шиворот. Таяра громко ругнулась, хотя Ра’Джирр ее и не понял, а потом начала спешно стягивать куртку. — Ави… ты совсем как человек, — покачал головой таяр. — Ты все дальше от нашего народа. Ави тем временем сбросила куртку и просто плюхнулась в снег, портя прическу в виде огненно-красной зачесанной вверх гривы, а потом распахнула зеленые глаза, уставившись на друга. — А разве это плохо? Она лучезарно улыбнулась и пошевелила вибриссами, сбрасывая с них капли воды. Ра’Джирр не разделял ее оптимизма. Веселье погожего весеннего дня утекало, как песок сквозь пальцы. — Люди… они все всегда хотят подмять под себя. Им нельзя доверять… Ави подскочила со снега и прижала уши с небольшими кисточками к голове лапами. — Бла-бла-бла… мы миллион раз говорили на эту тему! Люди то, люди се… а что, лучше бегать по степям всю жизнь? Ведь там живут Махири, да? Таяр вздохнул и аккуратно взял ее за запястье, чтобы потянуть за собой. Поднял куртку. — Не ругайся, искра души моей… — промурлыкал он и потерся носом о щеку подруги, отчего та позабыла все свои обиды. — Пошли лучше на ярмарку, поедим мяса с пряностями. А то ты совсем замерзнешь. Отвыкла, небось, от Адомая. — Да-а… на Луне намного жарче, — подтвердила Ави и шмыгнула носом. Ра’Джирр заботливо набросил на подругу свой плащ, взял со скамейки футляр с гитарой и подсумком и пошел вдоль протоптанной дорожки. — Ты виделась с семьей? — осторожно спросил он. — Нет… — Ави прижала уши к голове. — Они до сих пор злятся. Брат грозился отсечь меня от дома Сэндай… не понимаю, что такого в моем побеге. Как будто хуже жить стали. Ра’Джирр тяжело вздохнул. Он прекрасно знал, куда должен идти этот разговор, но не мог найти в себе силы начать. Эта невысокая таяра пленила его сердце. Ему казалась, что Ави прекрасна во всем: невысокая, крепко сложенная, с этими своими ассиметричными пятнами, делившими на осколки морду, лапы, живой, спину, с неаккуратной гривой, с вихрами на щеках. Она шла вприпрыжку, пышущая молодостью и энергией. И он видел, как безгранично Ави любит его. Но… — Ты надолго на Адомае? — грустно спросил Ра’Джирр. Ави и не заметила его тона. — Не знаю. Думаю, на недельку. Мне зачли практику автоматом за работу во время учебы, — воодушевленно оповестила она. — Человеческие дети так долго растут… Я самая младшая на курсе, они смотрят на меня, как на малявку. Таяра смешно надулась, обиженная такой вселенской несправедливостью. Ра’Джирр усмехнулся. — Так может вернешься на Адомай? У нас тоже неплохое медицинское… и мы сможем быть рядом не раз в полгода. Улыбка Ави потухла. — Перевод — штука сложная. Да и ты же знаешь, даже когда я выпущусь, я буду редко сюда возвращаться. Меня уже приняли во «Врачи без границ», так что буду мотаться между планетами. Ра’Джирр глубоко вздохнул. Он так давно надеялся, что Ави выбросит из головы эту дурь с врачами. Но нет, она видела себя петляющей между минами и разгребающей завалы в поисках остатков жизни после очередной бомбежки на очередной никому не нужной планете. А все ради чего? Просто ради того, чтобы быть непохожей на свою семью. Махири веками кочевали в степях Адомая, нигде не задерживаясь и рассказывая другим домам о традициях. Жили закрыто, пели о судьбе, о С’Рандарре и Мессе… — Моя семья — бесполезный сброд, — злобно выплюнула таяра. — Они всю жизнь пытались удержать меня в какой-то сраной палатке посреди ничего. И зачем? Чтобы я спела очередную песню о всепрощении и труде?.. Она практически рычала, говоря о том, что было почти семь лет назад. Когда еще, будучи подростком, Ави трое суток бежала прочь от места стоянки, чтобы добраться до ближайшего порта и улететь с Адомая, куда глаза глядят. — Хаст’Авиир! — рявкнул Ра’Джирр и остановил подругу, взяв ее за плечи. — Тебе уже двадцать два! Больше половины жизни позади! А ты все бегаешь куда-то, учишься, тратишь годы на то, чтобы спасать каких-то лысых обезьян! Таяр взял ее за левую лапу, где на безымянном пальце сверкало скромное золотое кольцо. — Мы помолвлены уже больше года! Но где наш дом? Ты меняешь семью на развалины и смерть. Ави что-то пробормотала, потупив взгляд. Этот разговор случался все чаще и чаще. И в переписке, и когда она на каникулах возвращалась домой, чтобы повидаться с любимым. Ра’Джирр давно твердил, что он хочет дом, котят, чтобы она была рядом и работала в какой-нибудь больнице. Он не хотел, чтобы Ави сама сгинула под обломками. — Ра… меня не просто так называют бегущей. Я не могу так жить… каждый вечер возвращаться куда-то. Она аккуратно высвободила лапу и отошла на пару шагов. Ра’Джирр молча передал ей футляр с гитарой, который Ави закинула за спину и пошла вперед. Таяр поплелся за ней следом. Ра’Джирр скептически относился к именам Сэндай. Они, по его мнению, прогнулись под Рабовладельцев, позволив им оставить наследие даже после исчезновения. Во всем. В языке, в именах. Хаст’Авиир Хазан Махири-Сэндай и Ра’джирр Кайтам. Такие разные. Кайтам давно отказались указывать род деятельности в имени. Примерно тогда же, когда сбросили ошейники. Хотя Ра’Джирру и нравилось думать о том, насколько же точно имя описывала Ави. Родители ее назвали «Хаст’Авиир», что с шельк-таира означало «свободная, как ветер». А вставку «Хазан» Ави выбрала, когда ей было лет двенадцать. Тогда она осознала, что хочет зваться «бегущей», что ее судьба — никогда не останавливаться. Она не собиралась даже притормозить ради Ра’Джирра. Гонимая идеалами, Ави снова набирала разбег. Ярмарка встретила таяр громкой оркестровой музыкой и детскими визгами. Котята моментально облепили пятнистую таяру, а она пыталась потрепать по голове всех одновременно, пока не упала на зад. — Кыш, мелкие! А то я буду ругаться! — Ави наигранно оскалилась и зашипела. «Мелкие» почему-то пришли в восторг и подняли ее с земли. — Тетя Хаст сегодня будет с нами танцевать? Стайка котят что-то забавно лепетала, и Ра’Джирр не успел глазом моргнуть, как его подруга уже козой скакала во главе «ручейка» под какую-то песню о горце. В той самой дурацкой человеческой куртке и платье с фамильной вышивкой Махири. Она, казалось, снова просто отдалась моменту и безгранично радовалась празднику. Ра’Джирр пропустил момент, когда Хаст выпихнули на сцену. Она рывком головы откинула гриву, повесила гитару на плече и выдохнула в микрофон, привлекая внимание. — Я рада приветствовать всех на столь прекрасном празднике! — громко возвестила она. — Меня зовут Хаст’Авиир Хазан Махири-Сэндай, и моя песня посвящается… Последние слова заглушило улюлюканье толпы. Сложно было сказать, восторженное или нет. Таяры, видимо, имели такие же смешанные эмоции насчет происходящего, как и сам Ра’Джирр. Пальцы Ави коснулись струн, мягко набирая первые аккорды. Ра’Джирру эта мелодия казалась смутно знакомой. Кажется, подруга когда-то уже играла такую для него наедине. Хаст глубоко вдохнула и затянула: — Я обещаю вернуться — никогда, в никогда…