***
Годы, мчавшиеся один стремительнее другого со дня бракосочетания Рейниры и Лейнора, не щадили никого. Словно тучи сгустились над Вестеросом, заставляя одних выходить из себя, других — замыкаться, вспоминая прошлое долгими ночами. Такими, как эта. Едва Королевская гавань погрузилась во мрак, освещаемая бледной луной, что проникала в самые потаенные уголки, как озарились самые темные, лишенные целомудрия желания ее обитателей. Хмельные и свободные предавались огню в публичном доме, опутанные цепями брака скрывались за тканью семейного ложа, самые отчаявшиеся же скитались в стенах Красного замка, прячась от собственных демонов. Бесконечные попытки зачать наследное дитя, не приносящие ни удовольствия, ни результата; шепот, эхом отражающийся от стен замка, тот, что осуждает принцессу; ледяные взгляды Алисенты и контрастно теплые — отца; свобода супруга, что улыбкой скользит по его лицу, когда он возвращается в покои с очередного тайного рандеву — ноша, кажущаяся Рейнире непосильной. От пламени, что разгоралось внутри, за пару лет супружеской жизни остались лишь тлеющие угли, распалить которые вновь не под силу даже Сиракс. В конце концов, одной из множества подобных ночей принцесса обнаруживает себя в одной из казарм замка, там, где располагалась стража. Слава Владыке, в бесконечных складках ткани множества сундуков ей удалось отыскать черную накидку с капюшоном, скрывающим длинные серебристые локоны — за то мысленно благодарила того, кого всеми силами старалась забыть. Деймона. Миновав очередной пролет из десятка ступеней, девушка, стараясь не издавать ни звука, дабы не наткнуться на сира Кристона — даром, что тот заступил на дежурство, стоило солнцу скрыться за горизонтом, — проследовала к массивной дубовой двери в конце коридора. «Только бы не ошибиться», — лихорадочно думала и о комнате, что должна была быть рассчитана на одного постояльца, и о собственных намерениях. С каждым новым стуком маленького кулака о древесину сердце Рейниры заходилось все чаще. Пропуская удары, оно разгонялось, впрыскивая адреналин в вены — если бы девушка умела краснеть, ее фарфоровая кожа тотчас сравнялась бы с окрасом самого Караксеса. Что если взгляды, кои то и дело замечала на себе, нежность, с которой сильные руки помогали слезть с лошади и придерживали подле себя, были не более, чем иллюзией? Сказкой, в которую одинокая в толпах замка Рейнира хотела верить? Беспокойное сознание прервал скрип отворившейся двери — не медля ни секунды, она проскользнула внутрь, подальше от возможных любопытных глаз. Робко стянув с себя капюшон, наследница престола подняла взгляд сиреневых, как закатное небо, печальных глаз на сира Харвина Стронга, верой и правдой служившего ей с того самого дня ее бракосочетания. — Принцесса, — непонимание, скользнувшее в топленом шоколаде глаз Стронга почти вынудило бы ее отступить, если бы не деталь, придавшая храбрости. Сильные мужские руки, опустившиеся на талию ворвавшейся в его покои — и его жизнь — валирийки. — Прошу, — подходя ближе и опуская ладонь на горячую грудь, скрывающуюся за льняной белой рубахой, почти шептала она. — Позволь мне хотя бы на одну ночь почувствовать себя желанной. — Рейнира… — уже мягче, фактически сдаваясь, выдохнул тот, не отводя глаз от искаженного печалью и отчаянием, но оттого не менее прекрасного лица девушки. И этот аметистовый взгляд, полный мольбы, с собравшимися в уголках слезинками, что блестели, точно драгоценные блики — в тот момент сердце Харвина Стронга капитулировало окончательно и без сожалений. Его губы по вкусу напоминали терпкое вино, какое ей самой пробовать не дозволялось — только не теперь, когда она смаковала каждую каплю с все новыми поцелуями. Его прикосновения были подобны бархату, что так приятен коже — словно она вся была в нем. Его обжигающее дыхание выдавало огнедышащего дракона, который ждал своего часа глубоко внутри него — и дождался. Не произнося больше ни слова — слова им были не нужны, когда огонь в глазах распалялся все ярче, — Стронг подхватил хрупкое и невесомое тело Рейниры и впечатал его в стену. Сбрасывая неуместную более накидку, он плавно, но вместе с тем настойчиво провел ладонью по груди девушки, прикрытой лишь полупрозрачным ночным платьем — та зажмурилась, стараясь подавить не то смущение, не то стон наслаждения. Харвин был опытным и нежным мужчиной, которого с детства учили обращаться с женщиной, как с божественным созданием, думать сначала о ее желаниях, после — о своих собственных. Этому его научила покойная матушка. Теперь же, лаская все новые места почти что нагого тела, он касался бледной кожи, покрытой синеватыми венами, невесомо, задевая вместе с тем чувствительные точки там и здесь. Стронг будто бы знал принцессу вдоль и поперек, знал, что делает и чего истинно желает девушка. В нем чувствовалась сила, готовая усмирить огнедышащего дракона с пепельными волосами. Когда горячая ладонь достигла обнаженного бедра, Рейнира жадно вдохнула — кислорода катастрофически не хватало, как не хватало любви все эти годы. Стараясь задвинуть на самую периферию сознания воспоминания двухлетней давности, когда другие руки касались ее не так нежно, но не менее страстно — нет, она не будет думать о нем, только не снова, не сейчас, — принцесса откинула голову, освобождая девственную шею для поцелуев. Искры, мелькавшие меж ними двумя, исцеляли любые раны: те, что оставил после себя Деймон; те, что кровоточили уже давно. — Твое место на шелковых простынях под парчовым балдахином, моя принцесса, — замерев лишь на мгновение, выдохнул Стронг, ласково проводя пальцами по скуле девушки. — Сейчас мое место рядом с тобой. Дерзкая. Своенравная. Идущая против правил. Вместе с тем — изнеженная, чувствительная, страстная. Подлинная Таргариен. Подцепив пальцами пару узелков, мужчина сбросил с нее ночнушку, замерев от представшего перед ним тела. Разум окончательно сдался в плен сладкому туману, а кровь прилила к паху, пробуждая самые потаенные желания. В отличие от многих ровесниц, молодая Рейнира была не просто красивой и характерной, вовсе нет. Было в ней что-то такое, что пленило не первого мужчину, раз и навсегда впечатываясь в сознание. Не первого и не последнего, но здесь и сейчас — единственного. Словно проснувшись ото сна, дракон внутри принцессы желал перехватить инициативу — хотя бы в этом — в свои руки. Дерзко оттолкнув Стронга, девушка ухмыльнулась и избавила теперь уже его от совершенно лишней рубахи, тут же впиваясь в губы чувственным, глубоким поцелуем. Продвигаясь такими мелкими, игривыми толчками к кровати, она избавила его от последних элементов ночного гардероба, наслаждаясь мускулистым телом самого сильного мужчины во всех Семи Королевствах. Зрелище, достойное и королевы, коей она станет однажды. Словно танцуя с самим дьяволом, Стронг вновь изменил правила игры, перетянув ее на свою сторону — привлек юного дракона к себе и, резко повернувшись, одним движением опустил ее на простыни. Нависая сверху, он проник в приоткрытые губы Рейниры языком, одной рукой уперевшись в матрас возле их тел, а второй начав исследовать обнаженное тело наследницы. Вызывая столп мурашек, мужчина ладонью провел дорожку от шеи и ниже, чуть надавливая, дабы отвести одно из бедер. В груди бешено колотилось сердце, вторившее ритму самой девушки. Честь, о которой так часто лепетал отец, пророчивший сыну карьеру лорда-командующего городской стражей? У Харвина о ней были совсем иные представления. Стронг вовсе не планировал всего этого, но вот принцесса здесь, в его покоях, по собственной воле — и он бы убил за нее. Рейнира никогда ранее не чувствовала себя так, как с ним — лишь однажды, в той прошлой жизни, воспоминания о которой окаменели, точно краденое яйцо. Все мысли, ранее не дававшие покоя днями и ночами, испарились, оставляя после себя лишь самые темные, порочные, наконец-то выбравшиеся наружу. Каждый новый толчок доставлял все больше наслаждения, с каждым темп лишь нарастал, возводя на самый пик их обоих. Жмурясь, она впилась в губы Стронга, дабы подавить стон, и крепче сжала мускулистую спину своего рыцаря — должно быть, останутся следы. Силы окончательно покинули их тела, и не хотелось думать ни о завтрашнем дне, ни о возможных последствиях, что несколько месяцев спустя отзовутся детским криком по всему замку. Опустив голову на взмокшую грудь расположившегося рядом Стронга, Рейнира проваливалась в забытие. Ей было хорошо, а все остальное пускай догорает в пламени.***
Грезы, сладкой истомой разливающиеся по телу, рассеялись с первым рассветным лучом, коснувшимся век принцессы. Не сдержав сонной улыбки, она приоткрыла глаза, скользнув взглядом по спящему рядом мужчине. Первое утро за долгие годы, от которого не сводит под ребрами. Жаркие прикосновения, ранки от укусов на губах, сдавленные крики — все осталось там, под покровом ночи и одеял, что отныне регулярно будут прятать тайну этих двоих. Теперь же Рейнире предстояло столь же незаметно вернуться к себе и быть готовой к новому дню, что окажется полон нудных собраний, глупых посвящений в рыцари и кровожадных взглядов ей вслед. Уже набросив капюшон, принцесса обернулась, сталкиваясь взглядом с топленым шоколадом, в котором бликовало утреннее солнце. Харвин улыбался, точно понимая ее без слов. — Доброе утро, принцесса. — Увидимся в тронном зале, сир Харвин. И то было началом десятилетней истории, красивой, но порочной, пошатнувшей и без того шаткий фундамент Дома Дракона.