Буду ждать в Лос-Анджелесе

В день, когда он официально получает работу, его мобильный разрывается звонком: — Поздравляю! — Ты приедешь на меня посмотреть? — Я буду ждать тебя в Лос-Анджелесе, — усмехается голос в телефонной трубке. Рэнди совсем не любит людей. Он часто думает, каково это, жить в мире совсем без них. Без бойфрендов, без поклонников, без фанаток, без навязчивых сообщений в социальных сетях, без тени былой популярности. Он всё чаще ощущает себя старым и уставшим от этой бесконечной карусели. И в такие минуты ему не хочется видеть даже своих друзей. Безумное отвисание в гей-клубах позволяет заглушить тоску, ревущую в душе. Там ему не нужно соответствовать чьим-то ожиданиям, не нужно ждать самому, там все его любят и хотят совместное фото на память. Рэнди фотографируется с каждым и точно знает, что рано или поздно эти фотографии всплывут в интернете. Гейл неловко чувствует себя с незнакомцами. Он тушуется и придуривается, находя в этом спасение от пристальных взглядов. Счастливый неудачник, он стесняется своей привлекательности и прячется за козырьками бесчисленных кепок и шляп. Он смущается того, что вот уже много лет плохо слышит и отпугивает желающих пообщаться резкими ответами, чтобы скрыть собственный страх: он может не услышать вопроса, а попросить повторить — значит позволить другим понять это. Однажды он воскрес, но в процессе потерял себя. И он не помнит момента, когда выпустил свою жизнь из рук. Память заботливо запрятала битые архивы в бесчисленных системных папках его мозга. Он прячется и точно знает, что изменившийся мир продолжает пристально за ним следить. И влюблённые женщины продолжают покупать его из года в год, какие бы безумные цены он не заламывал. Рэнди болен театром, давно и надёжно. И ему приходится работать с каждым годом всё больше, чтобы получать интересующие его роли. Шутка ли, не работа — мечта всей жизни. А он стал достаточно взрослым для этой роли прежде, чем успел опомниться. Гейл одержим поиском новых форм. Он восхищается классикой кинематографа и не теряет надежды оставить не менее яркий след. Его снова и снова постигают неудачи, но он пока ещё может позволить себе плыть по течению. И поэтому каждый раз пробует заново. Через полгода тур «Кабаре» добирается до Лос-Анджелеса, с триумфом гремя в разных городах страны. После спектакля Гейл не может оторвать взгляд от испачканных красным губ Рэнди и не в силах снять руку с его заострившихся плеч. Он возбуждён и без конца тараторит слова восхищения, забывая заканчивать одно предложение и принимаясь говорить следующее, путаясь в словах и сбиваясь на междометия. Он приволок Роберта за кулисы, не дождавшись, пока Рэнди смоет сценический грим. Рэнди держит открытую ладонь на спине Гейла, вжимается в его бок и чувствует себя счастливее всех на Земле. Сегодня они одеты в чёрное и белое, как инь и янь, и отчего-то Рэнди находит это ужасно смешным. И принимается комкать рубашку пальцами, стараясь удержать в груди восторг и не подняться в воздух от переполнивших его пьянящих ощущений. Наконец, Гейл изо всех сил вжимается лицом в шею Рэнди и брякает что-то восторженно-нечленораздельное, чтобы наверняка остаться непонятым. Роберт улыбается понимающе: он знает, как их ведёт от близости друг друга. После — встреча со старыми друзьями и общие фото в обнимку. Как же долго они не виделись. Не хватает ещё троих. Фото Рэнди с афишей. Улыбка Мишель и шутки Скотта, и общий смех. Роберт не выпускает из рук телефон и обещает всем разослать фотографии. Ресторан, поздравления с оглушительным успехом, веселье, вино. Всё это время Рэнди наслаждается пристальным взглядом карих глаз Гейла и ощущает прикосновения длинных пальцев. Он бросает в его сторону косые взгляды и громко смеётся, откидывая назад голову. Но хочет он сейчас совсем другого. Он много лет неизлечимо болен неясными чувствами к этому мужчине. К тому, кто разрушает его личную жизнь вот уже много лет. К тому, кто единственный способен прогнать его грусть. С кем можно поговорить на миллион и одну тему, не произнося ни слова. Тепло которого он хочет ощутить, в чьих волосах ему хочется запутать пальцы и потянуть за крашеные тёмно-русые пряди — а бороду не красит, поэтому седина в ней распространяется всё больше и больше. Погладить каждую новую морщинку и поцеловать самую глубокую. Ту, что залегла между бровей из-за того, что Гейл часто хмурится. Сняв очки в роговой оправе, оставить его огромные глаза беззащитными, как у маленького ребёнка, и увидеть вокруг них ещё больше бороздок, разбежавшихся лучами к вискам. Забыться на несколько часов в больших сухих руках, предварительно прогулявшись губами по разбежавшимся ручьям вен. Рэнди хочет. Но ни одна живая душа не прочтёт этого ни в едином его жесте. Гейл сидит рядом и всё пытается отыскать в его лице узнаваемые черты кого-то, кого он знал за годы до этого вечера. Смотрит и не узнаёт в этом невысоком мужчине с наспех смытым гримом того застенчивого белобрысого мальчишки в очках, прячущего своё смущение за листами сценария. Того, кто стеснялся своих пылких мальчишеских чувств. Чувств, что давно отступили, оставив после себя вросшие занозы взрослых привязанностей и шрамы былых обид. Назойливо беспокойные, как любые незаконченные отношения. Возраст его украсил: заострил черты лица и убрал юношескую припухлость. Тот, да не совсем. Так просто взять и мысленно отмотать время назад: линия скул чуть мягче, чуть более угловатая фигура, хрупкие запястья нервных рук. Серьёзный взгляд хамелеоньих глаз в пушистых ресницах. Гейл знает, что эти глаза становятся зелёными, когда Рэнди чем-то расстроен, и льдисто-голубыми, когда он разозлён, но большую часть времени они ясно-серые. Вот как сейчас. И, отыскав это, Гейл боднёт Рэнди в плечо, пряча смущённую улыбку. И, всё же не удержавшись, уронит счастливый смешок. Одни в толпе. Им не нужны ни поцелуи, ни признания. Они не держатся за ручки, не обещают и не клянутся. Лишь когда-то оба они слишком сильно открылись, чуть было не потонув в водовороте обуявших обоюдных чувств. Чтобы потом годами оправдываться и отнекиваться, неубедительно придумывая оправдания, да делать вид, что ничего никогда не случалось. Никто в целом мире не сможет понять природу их чувств. Обнажить их, рассмотреть и заковать в слова. Под микроскопом распознать страх стать чем-то большим и чем-то меньшим. Перестать бессознательно копировать жесты другого. Не смеяться друг для друга, выдавая себя толпе с головой. Снова и снова. Вот только Гейл не боится говорить в интервью, как он любит, уважает и восхищается Рэнди. Потому что никто из них никогда не поймёт, что значат эти слова. А Рэнди вообще предпочитает ничего никому на этот счёт не говорить. Рэнди берёт отгулы на всё время пребывания тура в Лос-Анджелесе. Пусть простят его коллеги, вынужденные подстраиваться под дублёра. Пусть не обижаются поклонники, купившие билеты за несколько месяцев. Он заслужил это. Объятия и бесчисленные поцелуи — все его. Горячий шёпот и прерывистые вздохи — никому не отдаст. Дорожки красных помадных поцелуев на смуглой груди и на красивых руках. И Рэнди ощущает себя снова двадцатилетним и смелым, совсем как тогда. И Гейл весь его, совсем как тогда. Гейлу нравится мысль весь день провести в своей кровати. Вместе с Рэнди. Лежать головой на его груди, в кольце его сильных рук — он здорово подкачался во время тура. Ощущать боками жар его бёдер и тяжесть ног на пояснице. Скрыться от всех, запереться, отключить мобильные на несколько часов — им редко дозволена подобная роскошь. Перемазаться в сценическом гриме — он хотел этого с самого шоу, когда заворожённо и ошалело смотрел на сцену, не веря собственным глазам. Ни одна афиша не способна передать его кипящую энергию и сексуальность, сбивающую дыхание. Рэнди — живое подтверждение существования той, прежней жизни. И он кидается в омут, ощущая себя бодрым и красивым, совсем как тогда. И Рэнди ощущается в его руках почти таким же. Жарко. Влажно. Исступлённо. До боли. До хриплых стонов. До звона в ушах. До ярких точек перед глазами. Желать. Хотеть друг друга. Запачкать красными следами помады губы и вокруг них, шею, ключицы, подмышечные впадинки, грудь, живот, член, бёдра, колени, пальцы на ногах. И заново перецеловать свои же следы по второму кругу. Страстно. Нежно. Навсегда впаять их в горячую кожу. Только так можно притупить чувство острой нужды прикосновений этих рук. Остудить пылающие губы и усмирить огонь в животе. Пригасить впечатанные в сетчатку двух пар глаз образы прежних себя и друг друга. Только так они смогут прожить ещё несколько месяцев до следующей встречи. Только так это работает. Чувства Рэнди нельзя описать никакими словами, ни на одном языке мира, даже самых образных эпитетов не будет достаточно. Гейл — торнадо, однажды перевернувший его жизнь с ног на голову, причина ярчайших эмоций, повторения которых он жаждет и страшится. Гейл — это он сам. Чувства Гейла нельзя описать никакими словами, ни на одном языке мира, даже самых образных эпитетов не будет достаточно. Рэнди — островок его кипящей молодости, его самые сладкие воспоминания, его литая несгибаемая опора, надёжная, как вечность. Рэнди — это он сам. Их обоюдоострые неотношения продолжаются вот уже много лет. Они оба пытаются бороться с ними с разной степенью успешности. Один скрывается в заведомо провальных отношениях с парнями, которые, спустя короткое время, начинали его страшно раздражать. Он тщательно их выбирает: блудливых, иногородних, безумных, подавляющих, ревнивых. Но всегда темноволосых. Второй забывается в угаре доступной наркоты безумных вечеринок, в объятиях случайных женщин и мужчин, упившись до той крайней степени беспамятства и ватной головы, когда мозг теряет контроль над телом, глаза отказываются различать черты характеров, смазывая лица в цветные пятна, а память стыдливо прячет грехи в самых тёмных уголках сознания, где нет места комплексам неполноценности и мучительному стыду. В сердце каждого из них двоих забронировано место друг для друга, которое не займёт никто другой. Они оба об этом знают, но никогда не признаются даже себе.

***

Через неделю Рэнди нужно уезжать. Его силуэт на фоне освещённого проёма двери можно принять за силуэт ребёнка. Лишь только подойдя вплотную можно разглядеть морщинки у смеющихся глаз. Лишь только уткнувшись подбородком в тёплую макушку можно разглядеть седые волоски, запрятавшиеся в густой шевелюре. Лишь только скользнув губами по пробивающейся щетине можно ощутить тонкую бороздку на щеке. Рэнди говорит о своём возрасте, расстраивается и переживает, называет себя старой кошатницей и театрально вздыхает. Гейл смеётся и крепко прижимает его голову к груди. Он знает, какой Рэнди кокетка. Рэнди выглядит моложе, чем любой из них. Оба измотаны. Оба рады, что эта неделя закончилась. На расстоянии им легче, потому что никто из них не способен долгое время справляться с тем фейерверком эмоций, что они испытывают по отношению друг к другу. Эти отношения — не страсть двух любовников. Их привязанность — не совсем ностальгия коллег. Их связь — не только воспоминание молодости. Они — сама суть друг друга. И так будет всегда. На прощание он закидывает руки на сильные плечи, утыкается носом в изгиб беззащитного горла и шепчет: — Ты приедешь на мою следующую премьеру? — Я буду ждать тебя в Лос-Анджелесе.