Проект «Непревзойденный»

      Удивительно, как сейчас жизнь Се Ляня отличалась от той, которая была у него буквально полтора года назад. С одной стороны, события, повлиявшие на это, никогда не сотрутся из его памяти, будут приходить в кошмарах, ибо большинство эпизодов были ужасающими, но с другой… То, что он имел сейчас, перекрывало все это. Он обрел гораздо больше, чем потерял.       Эти долгие месяцы были невероятно тяжелыми для Се Ляня: не только в моральном плане, но и в физическом. Он взял на себя ответственность, которую, думал, никогда не сможет унести. Но благодаря поддержке своих близких, сейчас он гордо может сказать, что у него получилось. Суд вынес свое окончательное решение по делу Цзюнь У, и через несколько недель после произошедшего его казнили. Се Лянь не присутствовал при этом: не потому, что боялся или опасался чего-то, — ему просто было противно при виде этого человека. И это чувство преобладало каждый раз, когда он вспоминал своего бывшего босса. Цинсюань же в тот же миг, как речь заходила о Цзюнь У, менялся в лице и мог пробыть в таком подвешенном состоянии весь оставшийся день, — чаще всего он просто молча подходил к Хэ Сюаню, утыкаясь лицом ему в шею, и обнимал его. Всем четверым приходилось первое время ходить к психологу, по словам которого все, что они пережили, может сильно сказаться на их дальнейшей жизни. Се Лянь верил, что человек этой профессии имеет силы помогать пострадавшим и сломленным людям — таковыми были Хэ Сюань и Хуа Чэн. Все эти годы в заточении из их жизни просто так не сотрутся.       Но спустя несколько дней уговоров, эти двое согласились на сеансы раз в неделю, но делали это с нескрываемым скептицизмом.       После казни Цзюнь У, лабораторию решено было закрыть, а потом и вовсе уничтожить. Как итог, немногие, кто остались в живых, потеряли бы работу и средства к существованию. В этих числах был и сам Се Лянь.       Он не хотел менять привычный ему образ жизни. Несмотря на все, мужчина безумно любит то, чем занимался, и эту любовь нельзя было испортить всем тем, что случилось. Наоборот, его желание помочь людям только усилилось и вылилось в то, что он имел сейчас. Несколько месяцев его голова и все мысли были забиты предстоящим закрытием лаборатории и ее предстоящим сносом.       После выписки они с Цинсюанем сидели на крыльце дома Се Ляня и просто разговаривали на разные темы — точнее, говорил скорее сам Цинсюань, а Се Лянь просто слушал. Совершенно внезапно его друг сказал фразу, которая послужила толчком к приливу потока мыслей на ближайшие месяцы:       — Вот бы восстановить лабораторию… — подняв голову к небу, мечтательно произнес Цинсюань, — я уверен, ты был бы классным боссом, лучше чем Цзюнь У, и «Небеса» бы процветали.       И тогда он действительно всерьез задумался об этом. Но сомнения одолевали его с каждым днем все сильнее, он понимал, насколько серьезный это шаг, и какая ответственность ляжет на его плечи. Помимо этого, некоторые корпуса лаборатории были сильно повреждены и требовали ремонта и замену оборудования — таких денег у Се Ляня не было, и где их искать — он понятия не имел. Но бросать все тоже не хотел.       Конечно, у него были некоторые сбережения, которые он откладывал с зарплаты, но едва ли их хватит на такой большой вклад. У Се Ляня была идея пойти на подработку, чтобы поднакопить денег хотя бы на самые важные и первичные вещи, а потом доделывать все по ходу событий. Мужчина решил посоветоваться с друзьями, возможно, они подскажут, что можно еще сделать. Но как только Се Лянь начал говорить, Цинсюань воскликнул:       — Лянь-гэ, о чем ты говоришь? Восстановить лабораторию было моей идеей, я обязан помочь тебе в этом! И это не обсуждается! — Се Лянь тогда даже не успел возразить, как друг продолжил: — даже не начинай! Если у меня есть возможность помочь, то я это сделаю.       Се Лянь тогда стоял в ступоре, не в силах вымолвить хоть слова. Он и подумать не мог о том, чтобы попросить у кого-то помощи. Возможно, это дело привычки: он просто научился справляться со всеми трудностями самостоятельно и в этом деле по наитию решил поступить так же. Если быть честным, Се Ляню нравилось это чувство, — когда кто-то стоит позади, готовый помочь и поддержать.       — Как только наше с Хэ Сюанем дело устоится, мы тоже поможем, гэгэ, — продолжил Хуа Чэн, сжимая руку мужчины в своей.       После освобождения они с Сюанем решили открыть свое дело. После того, как их детство было испорчено и полностью разрушено, они захотели сделать все, чтобы дети-сироты никогда не сталкивались с таким больше. Когда они жили в приюте, условия их проживания были ужасающими: они выживали, а каждый день был наполнен страхом; они боялись просто не проснуться следующим утром.       Работай там люди, которым было не плевать на детей-сирот, всего этого бы не было. Если бы рядом с ними были те, кому испуганный ребенок мог доверять и чувствовать себя защищенным, — они с Хэ Сюанем никогда бы не оказались в такой ситуации. А все те дети, неудавшиеся эксперименты, не умирали бы несколько дней в муках. Поэтому Хуа Чэн и Хэ Сюань решили стать такими людьми и создать сеть приютов по всему Китаю, которые будут полностью под их юрисдикцией и защитой.       Они уже больше года работали над этим день и ночь, иногда даже забывая про сон. Им необходимо было найти места, инвесторов и финансирование. Хэ Сюань и Хуа Чэн решили разделить обязанности, чтобы было больше результатов и меньше затраченного времени. Этот год был действительно сложным, как для них, так и для Се Ляня. Из-за занятости они с Хуа Чэном едва ли видели друг друга по вечерам, а если это и удавалось, то оба валились с ног от усталости.       Лишь с утра у них было несколько десятков минут, чтобы поговорить, и — самое любимое — позавтракать вместе. Чаще всего они не ограничивались лишь едой, — Хуа Чэн любил будто нечаянно дотрагиваться до голой ноги Се Ляня своей; бывало так, что они даже не добирались до завтрака, проводя все время в объятиях друг друга. Хуа Чэн особенно наслаждался тем, как Се Лянь сидел на кухонном столе, пока он сам стоял между его ног, целуя и кусая его шею. Се Лянь в такие моменты забывал собственное имя, млея в сильных руках, пока сладкие стоны не прекращаемым потоком слетали с его губ.       Лаборатория в течение года восстанавливалась, пришлось нанять огромное количество людей для ремонта, — но это была работа для Цинсюаня, Се Лянь же занимался обустройством и наймом персонала-ученых, заказами оборудования и необходимым материалом. В первые месяцы Се Ляню казалось, что всему этому нет конца, руки норовили опуститься в любую минуту, но потом он вспоминал обо всех людях, которые здесь работали, вспоминал о Хуа Чэне, который сейчас также трудился над своим делом, чтобы они ни в чем себе не отказывали.       Се Лянь гордился им, он был рад и за Хэ Сюаня — они за год достигли таких высот, которых не удавалось достичь многим людям за гораздо больших срок. Они сумели открыть несколько десятков приютов не только в столице, но и в других городах, каждый человек из персонала проходил строгое собеседование во главе с Ши Цинсюанем, так как тот умел читать людей. Хоть Се Лянь и был безумно горд за них, но тот факт, что приюты так быстро наполнялись детьми, заставляли сердце мужчины болеть. Он и не догадывался, как много сирот живут на улице, на грани жизни и смерти по всей стране, не говоря уже о целом мире.       Какое-то время Се Лянь в свое свободное время, которого было совсем мало, ходил в приюты и общался с детьми. Казалось, что так ему станет легче на сердце, но когда он видел эти израненные детские души, перед глазами вставал маленькие Хуа Чэн и Хэ Сюань с точно таким же выражением лица: потерянные, испуганные, но все еще с надеждой в глазах.       Комплекс приютов для детей «Черноцветы» в короткий для такой сферы срок стал известной компанией в стране: многие богатые люди делали огромные пожертвования, а Цинсюань подал им идею о «благотворительных балах», созданных специально для того, чтобы приманивать богатых инвесторов, которые заинтересованы во вложениях своих миллионов в обустройство приютов. Они организовывались раз в три месяца, и денег хватало на то, чтобы сделать все задуманное.       После месяцев работы и в более или менее спокойной обстановке, у Хуа Чэна появилось больше времени, которое он всецело уделял Се Ляню, всячески баловал его вкусной едой, массажем, поцелуями и разговорами. А ученый млел, растворялся в этом человеке и не хотел, чтобы это заканчивалось.       Около полугода они с Хуа Чэном ограничивались лишь прикосновениями и поцелуями, которые так же могли довести их до исступления. Се Лянь сгорал в такие моменты, ему хотелось, чтобы руки мужчины не прекращали трогать и гладить его. Но Хуа Чэн не спешил переходить грань, и при сильном возбуждении первым делом доводил до оргазма Се Ляня, совершенно игнорируя собственные желания. Первые месяцы ученый не решался дотронуться до него — смущение было слишком сильным, но спустя время смог пересилить себя, хоть его первые попытки и были слегка неловкими. Но Хуа Чэн распадался на части от его рук, губ и языка, что вселяло в Се Ляня уверенность.       Их первый раз мужчина смело мог назвать идеальным, в нем было все: нежность и страсть, жажда и умеренность, каждая минута была наполнена наслаждением. Тогда они полностью растворились друг в друге, отгородились ото всего мира и людей в нем, — были предоставлены только сами себе. И Се Лянь всем сердцем любил этот особенный день и с трепетом вспоминал каждую деталь — его стеснение, то как Хуа Чэн тщетно пытался сдерживаться, как дрожали их руки от волнения, — но каждое движение все равно было наполнено безграничной любовью. С тех пор минул уже год, а эмоции и чувства были такими же яркими, как и в первый раз.       Сегодня Се Лянь освободился раньше обычного и решил провести вечер с Хуа Чэном, надеясь, что тот уже был дома. Забежав в их любимый магазинчик рядом с их квартирой, Се Лянь купил бутылку вина — под сериал это была отличная добавка. Им уже около месяца не удавалось просто посидеть наедине друг с другом. Се Лянь, приходя с работы, был в состоянии лишь сходить в душ и дойти до кровати, Хуа Чэн же приходил, когда тот уже спал. Ученый был безумно благодарен за помощь Цинсюаню и Му Цину с Фэнь Синем, которые иногда могли настоять на том, чтобы Се Лянь ушел домой пораньше, — когда дел было под завязку, они могли взять часть на себя. Мужчина и представить себе не мог, как бы успевал все сделать, если бы не его друзья. Хуа Чэну тоже было легче в этом плане, так как они с Хэ Сюанем делили обязанности пополам, и в случае чего один мог прикрыть другого. И сегодня был один из таких дней, они договорились провести его только вдвоем, отключив все телефоны.       Как только Се Лянь открыл дверь, его встретил свет в коридоре, и он понял, — Хуа Чэн уже дома. С кухни доносились звуки посуды и запах чего-то жаренного, и мужчина только после этого понял, как был голоден. Не успел он сделать и шаг от двери, как в проходе появился Хуа Чэн, держа в руках пустую тарелку. На его лице вмиг расцвела улыбка, стоило его глазам встретиться с Се Лянем.       — Гэгэ, ты рано сегодня, я как раз почти закончил, — положив тарелку на стол, он поспешил подойти к Се Ляню, беря его лицо в ладони и целуя сначала нос, потом щеки, заканчивая губами.       Се Лянь не сдерживает вздох, сорвавшийся с его губ как подтверждение того, чтобы Хуа Чэн продолжал. Получив немое разрешение, мужчина продолжает углублять поцелуй, придерживая одной рукой голову, ближе прижимая к себе. Се Лянь стонет от резкого наслаждения в долгожданный поцелуй, тут же впивается пальцами в длинные черные волосы и прижимается к нему еще ближе, хотя между ними и так не осталось и миллиметра. Хуа Чэн целует его страстно и яростно, тут же углубляя поцелуй и касаясь языком неба.       Се Лянь не сдерживается, шумно выдыхая и отвечая с той же пылкостью, позволяя мужчине руководить процессом. Рука на талии сжимается крепко, агрессивно и собственнически, и Се Лянь безумно влюблен в эту черту Хуа Чэна, — ему нравится его хищное поведение, страсть, с которой он целует и обнимает.       Спустя какое-то время они все-таки отстраняются друг от друга, давая возможность привести дыхание в норму. Хуа Чэн над ним выдыхает, прикрывая глаза и растягивая губы в улыбке, а руки крепко сжимают талию ученого. Одна из них движется выше по его спине, зарываясь в длинные шелковые волосы, прижимая чужую голову еще ближе к своему плечу и крепко-крепко обнимая.       — Добро пожаловать домой, — шепчет мужчина, и Се Лянь чувствует его сбитое дыхание.       — Спасибо, Сань Лан, — улыбаясь в шею возлюбленного, ответил Се Лянь.       Тогда их ужин должен был пройти по плану: душ, еда, вино, разговоры, сериал и сон. Но благодаря такому соблазнительному приветствию, они благополучно пропустили все пункты и перешли к дополнительному. Хуа Чэн никак не мог остановиться на губах, продолжал целовать его шею, а Се Лянь в это время цеплялся за мужчину как за спасательный плот.       Мужчина даже пытался прерваться пару раз, чтобы Се Лянь поел, но в этот момент ужин был последним, о чем он волновался. Попытка была прервана руками Се Ляня, которые подталкивали его в сторону спальни.       Едва дверь успевает закрыться, как Се Ляня тут же прижимают к ней, впиваясь в губы требовательным поцелуем. Обнимая Хуа Чэна за шею и прикрывая глаза, Се Лянь старается устоять на ногах, которые, казалось, готовы вот-вот подогнуться. Спустя как будто долгие часы, им приходится оторваться друг от друга: ученый внимательно смотрит Хуа Чэну в глаза и понимает, что теряется в них, в любви и желании. Не успев толком привести дыхание в норму, как Хуа Чэн припадает к его шее, ведя дорожку поцелуев от местечка за ушком до ключиц, оставляя влажные, багровые следы. Он целует так чувственно, согревая прохладную кожу, которая покрылась мурашками. Се Лянь до умопомрачения любил это, поэтому сразу откидывает голову назад и прикрывает глаза, предоставляя полный доступ к своей шее, к своей груди, — с головой утопая в наслаждении от любимых губ. Пальцы Хуа Чэна переходят к одежде, расстегивая пуговицы белоснежной рубашки, распахивают ее, тут же касаясь губами и продолжая эту сладкую пытку, из-за чего с чужих губ невольно срывается легкий стон.       Се Лянь уже научился не стесняться этого, хоть иногда волнение и внезапно возвращалось вновь. Хуа Чэну нравится реакция мужчины на его действия, поэтому хищно улыбнувшись, он ведет ниже, доходя до подтянутого живота, целуя каждый миллиметр. Ученый едва держится в вертикальном положении, используя дверь как основную опору с одной стороны, и хватаясь за плечи Хуа Чэна с другой, — он ничего не мог с собой поделать, — у Се Ляня кружилась голова от прикосновений, от влажных поцелуев, от сильных, но таких нежных рук, оглаживающих его талию. Хуа Чэн умел заставлять чувствовать себя желанным и обожаемым до бесконечности. Научиться без стыда реагировать на все эти действия Се Лянь учился довольно долго, — каждый раз он невольно хотел закрыть лицо руками или сдерживать стоны, закусывая губу до крови.       Сейчас мужчина бесстыдно выгибается в ответ, подставляясь под мягкие губы, под легкие укусы и горячие ладони. Он любит прикосновения Хуа Чэна, но также сильно он любит касаться мужчину сам, — везде, где может дотянуться, — руками, губами, языком. Се Лянь медленно протягивает руки, подзывая мужчину к себе и обнимая его за шею, спускаясь под рубашку. Пальцы впиваются в широкую спину, царапая ее и оставляя красные полосы. Хуа Чэн сразу отзывается на эту маленькую шалость, отзывается на его прикосновения, и из его горла вырывается тихое рычание. У Се Ляня загораются глаза каждый раз, когда он слышит этот звук.       Сейчас их глаза неотрывно смотря прямо в самую душу, — в ее недра — при этом в комнате стояла абсолютная тишина. Этот загруженный месяц заставил их скучать друг по другу, словно они не виделись вовсе. Им нужны были эти пару секунд, чтобы просто впитать любимые образы, насладиться присутствием и прочувствовать этот момент как можно лучше.       — Этот Сань Лан сильно скучал, — томно прошептал Хуа Чэн, касаясь кончиком носа Се Ляня.       Хуа Чэн всегда был так прекрасен в своей детской жадности к вниманию и любви.       — Я тоже очень скучал.       Улыбнувшись, довольный ответом, Хуа Чэн наклоняется к ученому, медленно и трепетно касается скул, и не может не насладиться гладкостью нежной кожи. Кончиками пальцев задевает мягкие, красные от поцелуев губы, — на это зрелище можно смотреть вечно.       Словно играя, губы раскрываются, как бы приглашая, и Хуа Чэн, не смея противиться, приникает к ним, целуя глубоко и долго, — с них срывается заглушенный стон, и мужчина сверху впитывает его, едва сдерживаясь от подобного звука сам. Хуа Чэн готов целовать Се Ляня вечно, вечно касаться его кожи, сжимать его в объятиях и смотреть в глаза цвета жидкого золота, — только сейчас он в полной мере понял, как сильно ему не хватало этого, — просто присутствия, голоса и ответного взгляда. Он любил свое дело, но в такие моменты чувствовал лишь ненависть.       — Гэгэ прекрасен, словно небожитель, я готов поклоняться ему вечно, — эти слова были произнесены неосознанно, пока Хуа Чэн неотрывно рассматривал мужчину перед собой. Он будто находился в каком-то трансе, где кроме него и Се Ляня не было ничего.        Се Лянь застывает от этих слов. Сердце, которое едва успокоилось, снова начинает бешено бьется, грозясь пробить грудную клетку. Он подается вперед, ближе, чтобы между ними не оставалось и миллиметра:       — И ты был бы моим самым преданным верующим, — Се Лянь мягко касается чужих губ, ловя сбившееся дыхание.       Руки Хуа Чэна находят маленькие пуговички на белой рубашке, пытаясь как можно быстрее снять кусок ткани с тела. Се Лянь, зная, что сейчас его пальцы едва ли смогут что-то сделать, лишь цепляется за широкие плечи.       Ждать уже нет сил, поэтому Хуа Чэн тянется к кромке брюк. Его губы продолжают исследовать каждый миллиметр нежной кожи: шея, грудь, которые покрыты следами его поцелуев. Се Лянь под ним красиво выгибается, прижимая мужчину ближе к себе. В комнате прохладно: за окном начинается ночная жизнь, звук машин, приглушенные голоса. Вскоре Хуа Чэн снимает штаны с бедер и бросает их на пол вместе с нижним бельем. Ветер проникает в комнату сквозь открытое окно, и прохладное дуновение немного охлаждает разгоряченное тело Се Ляня. С губ срывается короткий стон, когда Хуа Чэн опускается вниз, ведя дорожку поцелуев от груди вниз, вдоль живота, приподнимая ногу и мягко проходясь по местечку под коленом, доходя до внутренней стороны.       Все тело снова оказывается в мурашках, и Се Лянь зажмуривается от приятных ощущений, сжимая в пальцах простыни. Он откидывает голову назад, на подушки, открывая полному взору свою шею и позволяя мужчине над ним делать с его телом все, что он только пожелает.       Все еще находясь на грани своих ощущений, Се Лянь едва слышит звук открывающегося шкафа, но уже точно знает, что сейчас оказалось в руках у Хуа Чэна. Звук открывающейся крышечки смазки заставляет мужчину едва заметно вздрогнуть от предвкушения. Несколько месяцев назад Се Лянь бы стыдливо закрыл лицо руками или вовсе отвернулся, но сейчас его глаза внимательно наблюдают, как Хуа Чэн выдавливает жидкость себе на руку, не отрывая от ученого взгляд. Он потирает ладони между собой, согревая смазку, и только после этого приставляет палец ко входу, как можно медленнее проникая внутрь, растягивая стенки. Се Лянь выгибается и облегченно стонет от легкой наполненности, — тело само собой расслабляется в любимых руках, позволяя Хуа Чэну быть смелее, и тот добавляет второй палец.       Каждый раз, когда мужчина входит глубже, касается того самого места внутри, по телу Се Ляня проходится тысяча искорок. С его губ срывается громкий стон, который он даже не пытается заглушить, и тот, отражаясь от стен комнаты, растворяется эхом в темноте. От этого прекрасного звука Хуа Чэн стонет сам, не отрываясь от зацелованной шеи. Его пальцы постоянно надавливают на чувствительное место, — Се Лянь уже потерял контроль над своим голосом, с его губ срываются не прекращаемые стоны, заставляя Хуа Чэна наслаждаться их мелодией.       Хуа Чэн приподнимается на локтях, всматриваясь в лицо Се Ляня, и тот плавится под этим горячим взглядом, — пытается уловить каждую эмоцию, каждую улыбку и красивую ухмылку, из-за которой у ученого срывает крышу.       Хуа Чэн склоняется над мужчиной, сливаясь с ним во влажном поцелуе. Мужчина входит медленно, чувствуя, как Се Лянь начинает дрожать под ним от долгожданной наполненности, — его глаза едва ли не закатываются от этого чувства, — бедра он сжимает сильнее, чтобы Хуа Чэн приблизился еще. Хуа Чэн входит до конца, прижимаясь к Се Ляню вплотную, и они оба стонут в унисон от этой близости. Мужчина выдерживает несколько секунд, чтобы Се Лянь немного привык, но тот обхватывает его руками, недовольно хмурясь внезапной задержкой.       — Прошу, Сань Лан, давай, — вырывается из него, а руки в нетерпении теребят локоны темных волос.       Хуа Чэн моментально слушается и начинает движение, плавно толкаясь в чужое тело, выбивая из Се Ляня стоны, которые с каждым толчком становятся громче. Руки сжимают бедра и талию, держа Се Ляня на месте и не давая ему отстраниться. Комната наполняется пошлыми звуками, — Се Лянь, не выдерживая, закатывает глаза, цепляясь за черные волосы и прижимая чужую голову ближе к себе. Хуа Чэн не пытается отстраниться, лишь продолжает с упоением целовать грудь, шею, прикусывая ключицы.       — Еще, Сань Лан, — Се Лянь стонет, совсем не узнавая свой голос, и вскрикивает, когда Хуа Чэн исполняет его просьбу и вбивается сильнее, глубже, раз за разом проходясь под нужным углом и задевая простату.       Перед глазами стали танцевать маленькие звездочки, и даже когда Се Лянь зажмуривал глаза, они не исчезали. Его тело было таким легким и одновременно тяжелым, словно вообще больше не принадлежало своему хозяину. Хуа Чэн знал каждый его миллиметр: места, прикосновения к которым тот любил больше всего, как нужно было до него дотрагиваться, чтобы довести до безумия. Мужчина над ним так глубоко, так идеально наполняет его. Тело прибывало в напряжении, в то время как Хуа Чэн не давал расслабиться ни на секунду, — его руки не отрывались от дрожащих бедер, талии, живота, и груди. В такие моменты Се Лянь мечтал, чтобы это никогда не заканчивалось, он готов был плавиться под этими руками вечно.       В какой-то момент толчки становятся более размашистыми. Се Лянь притягивает мужчину к себе, пока ногтями продолжает цепляться за спину, царапая его, из-за чего у Хуа Чэна по телу проходит легкая дрожь. Губы снова соединяются в поцелуе, хотя это уже сложно назвать таковым. Се Лянь чувствует, как начинают подрагивать его ноги; а руки беспорядочно ищут опору, натыкаясь на израненные плечи; стонет громче, не сдерживаясь. Хуа Чэн прислоняется прямо к его уху, и Се Лянь отчетливо слышит тяжелое дыхании, вздохи и громкие стоны, срывавшиеся с губ Хуа Чэна все чаще.       Хуа Чэн начинает вбиваться в податливое тело, чувствуя, как Се Лянь под ним дрожит, глуша стоны в его плече. Руки, на которых Хуа Чэн держится, чтобы не упасть на Се Ляня, дрожат так сильно, что ему приходится встать на локти, ища более крепкую опору. Они достигают оргазма почти одновременно. Хуа Чэн накрывает чужое возбуждение, проходится по всей длине, с упоением слушая рваные стоны, которые срываются с искусанных губ ученого. Се Лянь красиво выгибается в пояснице, голос отражается от стен спальни, и он достигает пика, кончая себе на живот и на чужую руку. Хуа Чэн над ним едва не падает, из последних сил удерживая равновесие на дрожащих руках. Се Лянь же, словно призывая, обнимает его поперек спины, притягивая к себе, и мужчина не может противиться. Медленно… он опускается в объятия, и его сразу окутывает запах сирени, исходящий от волос Се Ляня, — и Хуа Чэн самозабвенно утопает в нем.       Разум затуманен, все тело немеет, находясь в послеоргазменной неге, нет сил даже подняться.       Они молча лежали в объятиях друг друга какое-то время. Пытаясь восстановить дыхание и найти силы встать с кровати, чтобы поесть или выпить купленное вино.       — Сань Лан, надо встать, — едва слышно произнес Се Лянь, все еще срываясь на вздохи, — там еда и вино.       Мужчина не ответил, или Се Лянь попросту не расслышал: лишь что-то промычал, но так приглушено, что если бы не тишина в комнате, он бы не услышал ни звука.       В их работе редко бывают выходные, но сегодняшний и завтрашний дни были исключением. Се Лянь уже чувствовал их предвкушение.       Спустя почти час они вышли из комнаты, чтобы поесть и выполнить план, который у них был изначально. Пока Се Лянь включал сериал, Хуа Чэн разогревал еду, попутно открывая бутылку вина. Несмотря на то что ученый сегодня вымотался, — и не только на работе, — спать совершенно не хотелось. Возможно, желание побыть с его Сань Ланом было сильнее, чему он был несказанно рад. Неизвестно, когда у них еще выпадут подобные выходные, по крайне мере пока, когда они еще не совсем привыкли к новым обязанностям.       Но всему свое время.