Майор Сука и майор Честный

Он ехал поговорить — никаких планов мести и в мыслях не было, не после отсидки, в самом-то деле. Ненависть — да, была, так и не исчезла за семь лет, но Илья ее контролировал. И ехал поговорить. Понять, как жить теперь. Соотнести Суку — так он его называл — с новой жизнью. Контроль начал таять, стоило только увидеть Суку вживую — типичного московского мажора, пафосного, разодетого, явно обдолбанного. Еще одна ниточка выдержки оборвалась, когда Сука его узнал. И последняя — когда сказал про маму. Что-то внутри кричало «стой», но Илья не мог остановиться и все бил, бил, бил ненавистное лицо. И пропустил шаги за спиной. А когда понял, что они не одни, кто-то рванул его за плечо, и наступила темнота. Когда Илья очнулся, было тепло. Сладко пахло ванилью и кожаным салоном, урчал мотор. Кажется, автомобиль не двигался и уж точно не был похож на полицейский бобик, и в первый момент Илья обмер от страха: какого хрена?.. А затем услышал рыдания и задыхающийся шепот Суки, который повторял как заведенный: «я ведь не хотел, я не хотел, я не знал, я не знал, не знал, Игорь, я не знал, пожалуйста, Игорёш, скажи что-нибудь…» Теперь Илья едва не выдал себя облегченным вздохом: Сука жив. Илья его не убил. И, возможно, еще не все потеряно, нужно только понять, где он и что за херня происходит. Сука заткнулся и только тихо всхлипывал. Сам Илья, похоже, лежал на заднем сидении, и видел в полутьме ссадины на Сукиной физиономии, оставленные его кулаками. Прошло несколько секунд, прежде чем с водительского места раздался второй голос: — Ты после него так делал? Второй звучал хмуро и устало, а Сука, явно обрадованный ответом, торопливо выпалил: — Нет. Ни разу. Они помолчали, и Сука заговорил снова, тоскливо и обреченно: — Ты меня ненавидишь теперь?.. — Не ненавижу, — ответил второй, по-прежнему устало, но на этот раз без раздумий и малейшей паузы. — Я не могу тебя ненавидеть, Петь. — Бля, Игорь, я так объебался, я такая мразь, такое говно… Кажется, Сука снова собирался разразиться рыданиями, но второй его перебил: — Петь. Это неконструктивно. Надо теперь че-то делать с этим. С ним. Илья едва не подпрыгнул, но Сука, будто вторя его мыслям, спросил ошарашенно: — Чё?! — Ну бля, домой его там отвезти или в больничку. — Ты об этом, — Сука нервно и облегченно рассмеялся, облизнул разбитые губы. — Ладно. Хорошо. А если он снова ко мне полезет? — голос звучал скептически, без страха, будто второй — Илья про себя назвал его Честным — всегда спасал Суку, и Сука знал, что Честный сделает это снова, что бы ни произошло. Это казалось странным. Непостижимым. Что кто-то называет Суку Петей и так любит. — Не полезет, — сказал Честный. — Не полезешь же? Последний вопрос был явно обращен к нему. — Нет, — буркнул Илья, переставая притворяться, что лежит в отключке. Сука резко развернулся, посмотрел на него с почти суеверным ужасом — и тут же отвел взгляд. Виноватый, самоуничтожительный. Не хотел он, значит. Всё ты хотел, сука. И знал. И теперь пытаешься вымолить прощение у того — наверное — единственного, кто тебя, суку, любит. *** За окном автомобиля мелькали фонари трассы, пока Честный вез его домой, в Лобню. Хазин наистерился и спал, Честный хмуро и сосредоточенно смотрел на дорогу, не пытаясь завязать разговор, и Илья молчал тоже. Легче не стало. Стало никак, наступила отупелая апатия. Автомобиль остановился у самого подъезда. Илья выбрался, сдерживая головокружение — все-таки Честный неплохо его приложил по голове. Тот разбудил Суку, выбрался следом. На вопросительный взгляд Ильи только кивнул серьезно: — Проводим. Первая мысль — что эти двое решили прессануть его вдали от чужих глаз — исчезла так же быстро, как и появилась. От Честного прямо-таки веяло какой-то совершенно нементовской принципиальностью, и чуйка Ильи, обострившаяся на зоне до предела, не фиксировала угрозу. Сука вышел и нехотя поплелся за ними, удивительно неуместный на фоне старой панельки в своем мажорском пальто и легких ботиночках. Разбитое и начавшее опухать лицо делало картину еще более фантастической. По счастью, им не встретились ни соседи, ни друзья Ильи, общение с которыми не очень-то задалось. А вот на этаже он с неудовольствием обнаружил тетю Люду, мамину подругу и крестную самого Ильи. Она подозрительно оглядела их разношерстную компанию и спросила: — Илюша? Что случилось? Я до тебя дозвониться не могла. — Здрасьте, теть Люд, — Илья спрятал разбитые кулаки в карманы, нащупал ключи, благополучно пережившие сегодняшние приключения. — Все нормально. Честный вовремя почувствовал, что они с Хазиным — персоны нон грата, спросил деловито: — Точно в больничку не надо? — Точно, — буркнул Илья. — Ты это, набери меня, если че. — Честный протянул ему визитку — измятую, изжеванную и, похоже, постиранную вместе с одеждой. Когда Илья машинально забрал ее, Честный тронул Хазина за локоть. — Поехали, Петь. Когда шаги стихли и хлопнула дверь подъезда, Илья едва удержался, чтобы не сползти по стенке на пол. Не будь здесь тети Люды, он бы, пожалуй, так и сделал. Но тетя Люда быстро взяла его в оборот, рассказала, что в школе собрали денег на похороны мамы, что завтра им с Ильей нужно ни свет ни заря ехать к кому-то из родительского комитета и еще в кучу мест. А пока что они пили чай с печеньем, и на месте ненависти, растерянности и пустоты начинало появляться что-то новое.