Vulnerable

Прикрыв глаза, Дазай сквозь ресницы наблюдает за тем, как по стенам и полу медленно передвигаются пятна света и тени. Утром небо было чистым и ясным, но к обеду ветер нагнал облака, и они то и дело закрывают яркий диск солнца. Узоры кружевных теней смазываются, когда этот же ветер проникает в гостиную через распахнутую балконную дверь, играясь с тюлем. Он щекочет невидимыми пальцами босые стопы Дазая, и тот подтягивает колени повыше к груди, поджимая пальцы на ногах. В кудри тут же зарываются настоящие пальцы - тёплые, ощущающиеся приятной тяжестью. Дазай тихо умиротворённо вздыхает. Слышится шелест книжных страниц. - Всё хорошо? - спрашивает Чуя. Дазай не видит его. Он лежит на боку, пристроив голову поверх чужих коленей. Даже если он повернёт лицо вверх, всё равно будет видеть Чую лишь частично, потому что тот откинулся в ворох мягких подушек, почти потонув в них корпусом. И всё же Дазай так ярко видит перед собой его лицо. Он может сказать, как именно Чуя смотрит на него, описать, как слегка сошлись его брови, как выглядит морщинка на переносице, под каким углом были опущены уголки его мимолётно поджатых губ. Так странно осознавать это, понимать, насколько Дазай привязан к Чуе, связан с ним, настроен на его волну. Он и в самом деле может узнать не то что звук шагов, а даже дыхание Чуи - услышать его, разобрать его из сотни других. - М-м... - неопределённо отзывается он и чуть поворачивает голову, притираясь лбом к ноге. Чуя облегчённо выдыхает - едва слышно, и всё же Дазай слышит. Он вдруг чувствует, как тяжело становится где-то в горле, и как начинает печь за глазными яблоками. Так глупо - невидимые слёзы. И всё же Дазай чувствует их, потому что... Что ж, у всех бывают плохие дни и хорошие дни. У Дазая бывают дни, когда ему не нравится жизнь, когда он не любит жизнь и когда он ненавидит жизнь. Обычно эти дни наступают тогда, когда мирное затишье длится слишком долго. Его проклятая способность, вечно голодная тварь, начинает сходить с ума от отсутствия топлива, и тогда Дазай познаёт обнуление на себе. Всё становится серым и тусклым, таким скучным. Смысл бытия просачивается сквозь его дрожащие пальцы. Тело становится тяжёлым, и даже подняться утром с постели - отдельная, сверхсложная задача. - Хочешь, я схожу за пледом? - всё же предлагает Чуя, мягко поглаживая его по затылку. Дазай отрицательно качает головой, просовывает ладонь под его ногу, будто под подушку, и жмётся ближе. Наверное, со стороны это выглядит нелепо - как он, такой высокий, долговязый, пытается сжаться в клубок под боком Чуи, вжаться в его тёплые ноги, оказаться всем собой под его ласковой заземляющей ладонью. Но Дазаю наплевать. Он может сколько угодно быть Кровавым Палачом мафии, Демоном-Вундеркиндом, преемником Босса, бездушным мафиози, но всё это остаётся за дверью, когда он приходит к Чуе. Потому что Чуя видит сквозь все его маски. Потому что Чуе наплевать на его репутацию. Потому что для Чуи Дазай Осаму - всего лишь человек. - Поспи, - предлагает Чуя и наклоняется, оставляя на его виске поцелуй. - А когда проснёшься, я буду здесь. Идея хороша, потому что в подобные дни у Дазая появляются проблемы со сном, но он не может заставить себя уснуть. Впрочем, ему и так хорошо. Полузакрытые глаза отдыхают. Несмотря на скрученную позу эмбриона, мышцы в его теле полностью расслаблены, потому что Чуя рядом, а когда он рядом, Дазай знает, что находится в полной безопасности. Порывы ветра приносят приятные запахи. Иногда это просто свежесть. Иногда - аромат крепкого зелёного чая с жасмином из кружки Чуи. Иногда - флёр запаха страниц из книги, которая шуршит где-то у него над головой. А иногда Дазай чувствует, как его обоняние начинает ласкать шлейф парфюма Чуи, запах его шампуня, и от этого пальцы на ногах поджимаются от удовольствия. Дазай чувствует себя в пузыре. Когда-то он мог только мечтать о таком. Впрочем, и не мечтал даже, потому что не мог себе представить, что подобное состояние вообще существует. Когда тело твоё и в то же время нет. Когда разум находится в работе, и в то же время мысли рассеянные, вялые, ленивые. Они перекатываются в голове бисером, застревают в вязком желе дрёмы, а вокруг тепло и мягко, нет никаких тревог, инстинкты молчат, и изнутри переполняет покой. Да, когда-то всё это было Дазаю незнакомо, потому что он был один. Даже когда Мори подобрал его с улицы, Дазай всё равно не мог получить всё это. Отчасти потому, что был глупым ребёнком, считающим себя при этом самым умным. Отчасти потому, что Мори не мог дать ему то, что Дазаю было необходимо. - Прости, Дазай-кун, - виновато улыбался он, держа четырнадцатилетнего Дазая за руку, пока они оба наблюдали за тем, как голодная «Исповедь» отрывает куски свечения его способности, не в силах ею насытиться. - Может быть, однажды я смогу что-нибудь придумать. Мори всегда заботился о нём. Конечно, они держали свою дистанцию и прекрасно понимали, что используют друг друга в своих целях - Мори ради места Босса, Дазай ради убежища - но чем больше времени они проводили вместе, чем больше узнавали друг друга, тем больше сближались. Мори стал первым человеком за долгое время, в присутствии которого Дазай позволил себе уснуть; чтобы проснуться после уложенным на кушетку и укрытым белым врачебным халатом. От ткани пахло медикаментами и терпким парфюмом Мори. Это был первый запах, который Дазай связал с безопасностью. И, если задуматься, Мори же стал и первым человеком, который дал Дазаю обещание и по-своему, но сдержал его. «Старый интриган», - проносится в голове, и губы украшает призрачная улыбка. Дазай до сих пор не знает наверняка, но позволяет себе поверить почти на девяносто шесть процентов в то, что Мори не просто так заинтересовался Чуей с самого начала. На тот момент сеть мафии была весьма дырявой, информаторы дохли как мухи из-за борьбы за территорию внутри Сурибачи, так что вызнать что-то о Короле «Агнцев» было не так-то просто. И всё же Мори сделал это, а после отправил Дазая прямиком в логово врага, который в итоге стал для Дазая всем. - Удивительно... - беззвучно, одними губами шепчет Дазай, вновь притираясь лбом и лицом к ноге Чуи. Ткань домашних штанов мягкая и пахнет кондиционером для одежды. А тогда, в их первую встречу, вся одежда Чуи пахла бетоном, песком и чем-то затхлым. Она была хорошей, но не новой. Куртка имела потёртости на локтях и манжетах, штаны были явно немного великоваты, а на обуви тут и там были едва заметные трещины. Дазай, если честно, никогда не думал и не хочет думать о том, каково Чуе было жить в трущобах. С другой стороны, юность Чуи объясняет многие из его пристрастий в настоящем: дорогая одежда - много, очень много одежды - сделанная на заказ качественная обувь, любовь к чистоте и уборке, умение наслаждаться едой, часы, проводимые в ванной, и очень просторная квартира. Дазай не раз думал о том, что столько комнат слишком много для одного человека, который, к тому же, проводит почти всё своё время в штабе, но он как никто другой знает о том, как важно иметь своё место. К тому же, Чуя не любит ограниченные пространства. У него нет клаустрофобии, но - Дазай уверен - Чуя определённо выбирал квартиру с учётом критериев, включающих в себя «мне понадобится карта, чтобы найти кухню или кабинет». Дазай же - точнее, его паранойя - считает подобный выбор верным из стратегических соображений. Если кто-то однажды придёт за головой Чуи, тому даже не придётся сражаться - эти люди просто потеряются в лабиринте квартиры и умрут от голода. Лабиринт... Дазай не любит лабиринты. Они напоминают ему о запутанных путях в собственном разуме, в которых он постоянно блуждает без шанса найти спасительный выход. С другой стороны, один такой лабиринт когда-то подарил ему Чую. Да, запутанные улочки Сурибачи были одинаковыми, водили Дазая по кругу, но потом появилось оно - ярко-оранжевое пламя, ставшее его маяком. Король «Агнцев» налетел на него огненным вихрем, выжигая всю скуку и безразличие, а после и сам исчез, оставляя лишь Накахару Чую - человека, ставшего для Дазая всем. Это и в самом деле удивительно - то, что Дазай может детально описать тот день. А может, совсем наоборот, в этом нет ничего удивительно, потому что... Что ж, это прозвучит глупо, сентиментально и совсем не в духе Дазая Осаму, но он вспоминает тот день как день своего перерождения. Потому что, когда Чуя появился в его жизни, всё изменилось. Одинокий и потерянный Дазай Осаму исчез. На его месте появился кто-то новый. Кто-то, кто наконец-то увидел мир в цвете, кто смог почувствовать его запах и вкус, кто смог уловить тепло солнца и холод луны. Кто-то, кто был переполнен эмоциями, таким их количеством, что было впору лопнуть. Кто-то, кто впервые задумался о том, чтобы попробовать просто жить. - Чуя... - шепчет Дазай, пробуя чужое имя на вкус. Чуя откликается, склоняясь над ним. Его пальцы ерошат вьющуюся каштановую чёлку. Его глаза полны покоя, и всё же, повернув голову, Дазай замечает в них тень волнения; и улыбается - едва заметно, но искренне. Нет ничего красивее улыбки Чуи в ответ. Нет ничего лучше его ладоней на щеках, которые подталкивают Дазая перевернуться с бока на спину и приподнять подбородок. Поцелуй выходит неловким из-за их положения, смазанным, и носы сталкиваются, из-за чего оба улыбаются шире, но Дазаю нравится. Ему нравятся губы Чуи на его губах, нравятся пряди его волос, скользнувшие прохладным шёлком по лицу, и нравится переполняющее грудь тепло, которое рождается в нём только тогда, когда Чуя делает его центром своей вселенной. - Я люблю тебя, - шепчет в его губы Дазай. - Я люблю тебя, - без доли промедления отзывается Чуя. Но какая разница в их тонах. Дазай произносит эти слова так, будто признаётся в чём-то сокровенном, глубоко тайном, бесконечно бесценном. Слова, слетевшие с губ Чуи, те же самые, но он произносит их так, будто это что-то естественное, само собой разумеющееся. Небо голубое, солнце жёлтое, трава зелёная, собаки ужасны, а Накахара Чуя любит Дазая Осаму. Как будто для него это нечто сродни дыханию или сердцебиению; нечто, что было заложено в саму его суть, что было в нём даже тогда, когда они ещё не знали друг друга. - Несправедливо, - хнычет Дазай и переворачивается на другой бок, чтобы уткнуться лицом в его живот. Будто прочитав его мысли - или просто потому, что слишком хорошо его знает, видит насквозь - Чуя посмеивается и снова зарывается пальцами в его кудри. Он позабыл о своём чае и книге. Дазай чувствует его ласковый взгляд, и от этого теплеют щёки. Сердце сбивается с мерного ритма, бьётся всё быстрее и быстрее, сходя с ума. Дазай тоже сходит с ума, когда Чуя рядом. Он не помнит, как жил без него. Наверное, и не жил вовсе. Но куда страшнее представлять себе будущее без Чуи. Что, если он вдруг исчезнет? Что, если однажды Дазай проснётся и поймёт, что всё это был лишь сон? Что ему тогда делать? - Я люблю тебя, - мягко повторяет Чуя; его пальцы поглаживают Дазая по щеке. - И я всегда буду рядом с тобой. - Чуя точно не умеет читать мысли? - на всякий случай уточняет Дазай. Ответом ему служит низкий, чуть хрипловатый смех. Это приятный звук. Как и голос Чуи, звук его сопения во сне и мерный стук его сердцебиения. Перехватив одну из его рук за запястье, Дазай целует тёплую кожу и вжимает большой палец над точкой пульса - это тоже успокаивает и заземляет его. - Мне не нужно уметь читать мысли, чтобы знать, о чём ты думаешь, - напоминает Чуя. Его пальцы стекают на загривок, приятно массируя и расслабляя. Дазай снова прикрывает глаза, притирается лбом к его животу и довольно вздыхает. Что ж, Чуя прав, ему не нужно уметь читать мысли. В конце концов, они провели бок о бок семь лет, из которых последние четыре года состоят в отношениях. Много чего произошло за эти годы: и хорошего, и плохого. Они научились уживаться. Они научились работать вместе. Они научились доверять. Они научились дружить. Было много драк и много ссор. Было много обид и много недопониманий. Было много глупых поступков и не менее неловких, но искренних извинений. Было хождение по грани жизни и смерти. Были тёмные времена. Были светлые времена. Они были рядом в лучшие моменты жизни друг друга. Они были рядом в худшие моменты жизни друг друга. Когда Чуя хоронил своих друзей, Дазай был там. Когда Дазай потерял своих друзей, Чуя был там. Они научились разговаривать друг с другом. Они научились молчать друг с другом. Они научились любить. - Я люблю тебя... - рассеянно повторяет Дазай, чувствуя, что хочет повторить это тысячу, две тысячи, три тысячи раз. Вместо ответа Чуя отодвигает его от себя, игнорируя жалобное нытьё, и укладывается на диван целиком; после затаскивает его на себя и крепко обнимает. Что ж, ладно, Дазай может простить несколько секунд вдали от необходимого ему тепла, потому что теперь он буквально лежит на Чуе, уткнувшись лицом ему в шею, и Чуя переплёл их ноги, крепко обнимает его за плечи и ласково поглаживает вдоль линии позвоночника, иногда растирая поясницу. Да, так намного лучше, и Дазай довольно пыхтит, укладываясь поудобнее, на что Чуя негромко посмеивается где-то над его головой и прижимается губами к его макушке. - Ты сегодня ужасно прилипчивый, - бормочет он, явно довольный тем, как всё сложилось на этот раз, и прижимает его ближе к себе. Дазай не собирается отрицать. У его плохих дней есть свои стадии, которые каждый раз меняются то на новые, то на старые в зависимости от течения его мыслей, и что ж, на этот раз он и в самом деле липнет к Чуе с самого утра. Они даже не разговаривали толком сначала. Просто Чуя понял всё по его глазам утром и пообещал, что проведёт с ним весь день, после чего ушёл готовить завтрак. Просто Дазай силком заставил себя умыться и позавтракать, а после рухнул на него безвольным мешком и лежал так часы, пока присутствие Чуи рядом, его тепло и ласковые пальцы в кудрях не прогнали гадкий холод и оцепенение, пытающиеся поглотить его изнутри. «Мне не нужно волноваться об этом», - напоминает себе Дазай, прижимаясь губами к тёплой коже шеи, вдыхая её запах и запах парфюма, который теперь ощущается ярче и кружит голову. - «Чуя рядом. Он никогда не уйдёт». Что-то глубоко внутри насмешливо скалит клыки - быть может, проклятая бездна «Исповеди» - но Дазай игнорирует этот оскал, предпочитая сосредоточиться на ощущении тела Чуи под ним, его руках на своей спине, его запахе. Чуя никогда ему не врал, никогда не обманывал. Если он сказал, что будет рядом всегда, он будет, и всё, что нужно делать Дазаю, это верить ему. Потому что нет слова честнее слова Чуи, и нет человека, который раз за разом доказывал бы это на деле. Через сколько передряг они прошли? Сколько дерьма хлебнули? Сколько боли и потерь пережили? И всё это время Чуя был рядом, никогда не отпуская его руку: сначала фигурально, а после и буквально. Дазай невольно вспоминает тот единственный раз, когда они с Чуей по-настоящему разошлись в разные стороны. Это был тот день - поздний вечер - когда они победили Рандо. Когда бой закончился, когда Рандо испустил последний вдох, Чуя молча повернулся к нему спиной и направился прочь. Он уходил, прихрамывая и вновь пряча руки в карманы куртки, а Дазай стоял и смотрел, смотрел, смотрел ему вслед. Его тело болело, рана на груди нуждалась в заботливой руке Мори, кости ныли, мышцы стонали, но - Дазай стоял и смотрел, и ему было тоскливо и, если быть честным с самим собой, страшно. Потому что Чуя в итоге ушёл, оставив его за спиной, не сказав ни слова, ни разу не обернувшись, и пустота внутри Дазая тут же залилась злым лающим смехом. «Ты снова один», - шипела, рычала, визжала она. - «Ты всегда будешь один. На что ты надеялся? Ты никому не нужен». Но всё это оказалось неправдой. Потому что после Дазай узнал, что какой-то - понятно, какой - мальчишка якобы что-то разнюхивает о Портовой мафии. Потому что когда Дазай сообщил об этом Мори, тот лукаво улыбнулся и отправил его на «миссию», истинная суть которой заключалась в том, чтобы забрать Чую в Порт. И даже вся эта разыгранная с глупыми «Агнцами» схема была ничем иным, как шагом к их с Чуей воссоединению. Да, Чуя был ранен, но если бы он хотел, снёс бы и Дазая, и его отряд поддержки. Но он не сделал этого. Вместо того чтобы снова отвернуться, он принял протянутую Дазаем руку, и с тех пор - они больше никогда не расставались. - Эй, Дазай? - негромко зовёт его Чуя и поскрёбывает пальцами по лопатке. Дазай ёжится - приятно. - Я забыл передать тебе из-за всех этих проклятых отчётов. Босс предупредил меня на днях о том, что ВДА может понадобиться наша помощь в каком-то деле. - Им всегда нужна наша помощь, - фыркает Дазай. - Серьёзно, как они работали до того, как было заключено трёхстороннее перемирие? - Понятия не имею, - пожимает плечами Чуя; выдерживает небольшую паузу, подбирая слова, а после... - Ты не хочешь... - Нет, - мгновенно обрывает Дазай, плотнее вжимаясь лицом в его шею. - Дазай, это глупо, и ты сам знаешь, что... - Нет, - повторяет Дазай, кусая его за настойчивость под ухом. Чуя шипит и шлёпает его по спине. Дазай в ответ скулит и начинает ныть о том, что Чуя жесток с ним, когда Дазаю нужна ласка и забота. Чуя только громко фыркает, явно закатывает глаза - Дазай просто чувствует это - а после вновь зарывается пальцами в его кудри. Как оказалось, это подлый ход, чтобы Дазай не смог спрятать лицо, когда Чуя сползает ниже и вжимается в его лоб своим, заглядывая в недовольные карие глаза, едва заметно переливающиеся янтарём в отсветах солнца. - Дазай, прошло четыре года, - напоминает он; а когда Дазай поджимает губы, легко целует их тонкую нить, трётся носом об нос и смотрит с неподдельной заботой. - Он спрашивал о тебе в прошлый раз. Он хочет увидеть тебя, поговорить с тобой. - О, правда? - криво улыбается Дазай; улыбка не касается его глаз. - Кажется, в последний раз он сказал, что не хочет никогда больше ни видеть меня, ни слышать. - Дазай... - И из-за чего? - продолжает Дазай, будто Чуя не сказал так много лишь его именем. - Из-за того, что я спас его жизнь. Из-за того, что я волновался о нём, потому что он был моим другом. Он заставил меня чувствовать себя виноватым за то, что я не позволил ему умереть. - Я тоже так с тобой поступил, - напоминает Чуя, и Дазай замирает. Он не может поверить, что Чуя использует это против него, но в голубых глазах горит решимость. - Не делай вид, что забыл, Дазай. Когда «Флаги» погибли, я обвинил тебя. В том, что твой план не включал их спасение. В том, что ты использовал их как отсрочку. В том, что ты выменял их жизни на жизнь Босса. Меня не волновал Верлен, не волновали пытки, которые пришлось вынести, и не волновала моя преданность Мори-доно. Я обвинил во всём тебя, эгоистично, не раздумывая, а потом просто ушёл, чтобы игнорировать тебя несколько месяцев, хотя ты ни в чём не был виноват. - Ты не виноват в том, как повёл себя, - качает головой Дазай, опуская ладонь на его щёку, мягко поглаживая большим пальцем скулу. - Всё так, как ты и сказал. Чтобы спасти жизнь Мори-сана, чтобы добыть нужную мне информацию, я поступил так, как поступил. Ты попал в плен. «Флаги» погибли. - Но они погибли не из-за тебя, - напоминает Чуя, притираясь щекой к его ладони и вновь соединяя их лбы. - Они погибли, чтобы защитить меня. Это разные вещи, Дазай. Верлен рассказал мне - всё это было из-за меня, ради того, чтобы уберечь меня. Жизнь Мори-доно важна для меня, бесценна, но я позволил себе забыть обо всём, позволил себе погрязнуть в боли, потому что «Флаги» не были чужими для меня людьми. Они были для меня семьёй. - Мне жаль, - только и может прошептать Дазай, подаваясь навстречу, когда Чуя сгребает его в охапку, прижимая к себе. - Я мог справиться лучше... Я мог придумать план лучше... - Я ни в чём тебя не виню. Я был идиотом, срываясь на тебе, - говорит Чуя, покрывая его губы лёгкими поцелуями, - но... - он на мгновение отстраняется, смотрит пристально, цепко, а после оставляет на губах Дазая отпечаток мягкой улыбки. - Я буду очень счастлив, если ты отправишься со мной на следующую миссию с агентством; если ты наконец-то поговоришь с Одой обо всём, что тогда произошло. - Разве это не манипуляция? - криво улыбается Дазай, прикрывая глаза, когда Чуя начинает зацеловывать всё его лицо, дуть щекотно на ресницы. - Чуя играет грязно. - Никогда не говорил, что люблю честную игру, - бесстыдно пожимает плечами Чуя. А после подминает его под себя, целуя уже по-настоящему, медленно и глубоко, так сладко и интимно, что у Дазая пальцы на ногах от удовольствия поджимаются. Зарывшись пальцами в волосы Чуи, обняв его свободной рукой за шею, он ловко оплетает его ногами и чувствует, как растворяется в кольце родных объятий, как Чуя выпивает через их поцелуй всю его всколыхнувшуюся нервозность и затаённую апатичную усталость. - Я пойду с тобой. Я всегда буду рядом, - шепчет в его губы Чуя. - Никогда не отпущу твою руку. Будто в подтверждение своих слов, он находит руки Дазая, вжимает их по обе стороны от его головы в подушки и переплетает их пальцы в крепкие замки. И Дазай не может не улыбнуться в поцелуй, даже если его ресницы всё-таки становятся влажными от слёз. Потому что в руках Чуи он чувствует себя в полной безопасности, как дома. Потому что Чуя, его возлюбленный Чуя, никогда ему не лжёт.

|End|