Что-то особенное

Уюнский сад, как всегда, был прекрасен и восхитителен, но теперь принц не обращал на это внимание. Он думал о судьбе страны. Ведь она могла оказаться бы куда печальней, чем можно было предположить. Цзюнь У был встревожен, но не испытывал страха. И причиной его спокойствия был прекрасный юноша, вовлечённый в его существование всем своим нутром, всем своим нежным и чистым сердцем. Принц побывал во многих местах, повидал множество людей, но настолько чудесных личностей, как он, не встречал никогда. А Уюнский двор был украшен лавандой и лилиями. Эта осень была великолепна и печальна, но никто из людей не мог бы назвать её мрачной: солнце было удивительно тёплым, а небо чистым настолько, что можно будет разглядывать ночью звезды. Ночи, правда, ещё были сырыми и прохладными, но ветра почти не было. Несмотря на ситуацию в стране, ни один придворный не чувствовал себя оторванным от жизни, хотя никто не знал об этом. Просто все видели в происходящем только дворцовый спектакль, ставкой в котором была собственная судьба. О великих и печальных событиях старались забыть, ведь самое чудесное и прекрасное было там, где звучала музыка. Вот, снова, из белой, мраморной беседки, было слышно пение скрипки. Сейчас этот звук вызывал в дамах и фрейлинах любопытство, но они, конечно, не решались выйти в сад. Им можно было только рассматривать сквозь занавески происходящее: высокая фигура сильного мужчины держала в руках белый струнный инструмент. Он был одет в белоснежный костюм, на котором были вышиты узоры. Его длинные волосы были отброшены назад, открывая высокий лоб и заострённые уши. Глаза были умиротворённо закрыты, и казалось, он прислушивается к своей старательной игре перед публикой. Вот, он провёл смычком по струнам и замер в этой позе. Скрипка зазвучала... Дамы и фрейлины в изумлённой тишине смотрели, как раздалось тихое пение инструмента, фигура мужчины растаяла в воздухе. Мраморный дворец был таким превосходим, всё, для творений принца. Однако, не его дом стал причиной вдохновения, вовсе нет. Ведь в беседке, Мэй Няньцин, его покорный советник, восхищённо слушал игру, делая глотки лавандового чая. Не было с ними других советников, Цзюнь У хотел играть только ему. Он поигрывал смычком, вслушиваясь в немой мир, и вдруг на его лице отразилось удивление. Его Мэй-Мэй поднялся и начал громко хлопать, даже не замечая того, как упала его накидка, вся вышитая созвездиями. Кажется, он даже забыл про существование своих карт, на столике в беседке. - Моё дорогое высочество... Это было изумительно! - воскликнул он и взял ладонь господина в свои руки, из которых не хотелось её выпускать. — Это великолепно! Где ты взял эту мелодию? - спросил он, как будто уже догадываясь о её происхождении. — Это же совершенство! Ты уже давно играешь, и я.… - голос его оборвался, на лице Мэя появился небольшой румянец, - я так давно не слышал скрипки... - Ты моё нежное сердце, Мэй Няньцин, - промолвил принц, - я благодарен за столь лестное мнение, я польщён... Но я не музыкант. Я... - он поднял накидку советника и нежно надел ему на плечи, поглаживая их, и заглядывая ему в глаза. - Я принц, страдающий от глубокой меланхолии. И мне бы хотелось играть тебе вечно... - Няньцин рассмеялся и кивнул. - Но мне придётся каждый раз видеть твои ясные глаза, слышать твой чистый голос... Я буду внимательно слушать тебя каждый раз, когда ты будешь играть для меня! - Так и будет, - сказал принц, взяв советника за плечо и с нежной улыбкой вглядываясь ему в глаза, - я буду слушать твои речи о звёздах постоянно. Чтобы ты смог услышать мою музыку. Они отправились в лавандовое поле, где стоял неимоверный запах и сильный ветер, и Цзюнь У начал играть. Принц с нежностью глядел на своего придворного, у того на глазах наворачивались слезы от красоты Его Высочества. Наконец, Цзюнь У удалось полностью погрузиться в игру. Мэй опустил глаза и посмотрел на землю. Под ногами была трава, усыпанная фиолетовыми веточками. Ветви деревьев шелестели на ветру, а в небесах чистые облака, в которых прошумела стая птиц. *** Мэй завязал волосы в пучок и протёр глаза, предварительно, накрыв себя пледом. Он сидел на каком-то старом кресле, в своей хижине, и уже засыпал, как вдруг его разбудил привычно нежный голос. Цзюнь У приблизился к нему очень тихо и прошептал: - Мэй-Мэй, смотри, что я нашёл... - он показал старую скрипку, выколоченную из тёмного дерева. Советнику она не была знакома, но, кажется, что бывший Владыка очень обрадовался находке. - Извини, дорогой мой... Я тебя разбудил?.. - он наклонился и провёл рукой по щеке Мэя. Тот, видимо, даже не обратил внимания на ласку. Несколько секунд Цзюнь У внимательно вглядывался в прекрасное лицо своего советника, а потом начал подниматься, как его желание прервали. - Ты... Ты можешь на ней сыграть?.. - у Няньцина будто был ком в горле, сердце бешено билось от настолько сокровенного желания, что не хватало дыхания. Он нервно облизал пересохшие губы, и Мэй услышал тихий смех. Хижина была перенасыщена запахом трав и чая, так что доносившийся голос показался невыносимо сладостным. Дубовый столик перед камином уже был завален нотами и обрывками бумаги. В доме стояла такая уютная атмосфера, что Мэй-Мэй не испугался, когда Цзюнь У внезапно сжал его руку. И вдруг его глаза встретились с глазами Няньцина. Глаза, полные боли. Было в этом их совместном проживании что-то от пары, отражающей удар, нанесённый в темноте. Мэй-Мэй явственно понял, что он здесь не лишний, поэтому захотел, чтобы Цзюнь У не покидал его благодатную нору. Наконец, бывший Владыка ответил: - Конечно, могу... Но ты уверен, что хочешь это услышать от меня? - Мэй-Мэй с тоской посмотрел на него и кивнул. - Ты единственный, чью игру я хочу слышать. Сыграй мне что-нибудь… особенное. Хотя, можешь играть, когда тебе захочется, моё дорогое высочество... - на его лице читалась надежда, и Мэй-Мэй, успокаиваясь, подумал о том, что теперь рядом другая жизнь, похожая на райский сад, который нельзя ни осквернить, ни разорвать. И вот, Цзюнь У взял скрипку и заиграл. Мэй-Мэй услышал тот самый напев, который снился ему все дни, проведённые со своим господином. Цзюнь У играл великолепно, а начал он с удивительной мелодии, которую раньше играл для Мэя. И тот самый напев, который когда-то играл Мэю, зазвучал в его сердце. Няньцин улыбнулся, закрыл глаза и услышал слова любви, доносящиеся из скрипки. Они дышали таким чистым и невыразимым счастьем, что у Мэй-Мэя навернулись слёзы. Он никогда не слышал ничего подобного за последние две тысячи лет. Когда Цзюнь У кончил играть, Мэй открыл глаза и долго смотрел на Цзюнь У, а тот молчал, опустив голову. Мэй-Мэй протянул к нему руку, Цзюнь У, машинально передал ему смычок. Тогда, советник взял его за ладони, и поднявшись на носочки, то нежно поцеловал Цзюнь У в губы, тот ответил ему долгим и нежным поцелуем. Камин до сих пор горел, и сейчас от его жаркого пламени, по щекам Мэй-Мэя выскочил приятный румянец, а шрамы бывшего Владыки ещё долго ощущали на себе чужие прикосновения.