Сумеречная гостья

Зябкий ночной холод просочился под одеяло, когда она осторожно приподняла край и неслышно выскользнула из постели. Движения плавные и бесшумные: словно смутная тень, что рассеивается с восходом солнца. - Уже уходишь? Так скоро? При звуке голоса она замерла на мгновение, словно испуганный зверек, пойманный в луч света. Но эта тревожность иного рода: не страх быть настигнутой, а лишь сожаление, что неловким движением она разбудила его. Впрочем, сегодня он не сомкнул глаз. Ни на секунду. Только не этой ночью, когда она рядом. Лежал неподвижно и прислушивался к ровному ритму ее дыхания. Будь в комнате чуть светлее, он любовался бы точеными чертами лица, запоминал и без того досконально изученные изгибы, но в скудном полумраке безлунной ночи проступали лишь неясные очертания крыльев над постелью, ничего более. Однако, зрение склонно обманывать в отличие от множества иных чувств. Неизмеримое удовольствие просто вдыхать ее запах, осязать тепло тела рядом. И с наслаждением потерять, полностью исключить из ощущений совершенно не важное чувство: чувство времени. - Прости, что разбудила. Она смущенно отвела взгляд и опустилась на край постели, действительно огорченная своей мнимой неловкостью. - Утренняя стража в коридоре, слишком шумная смена караула, - соврал он. Сам не понял для чего — не в его принципах обманывать в мелочах. А она ничем не показала, что не поверила. Он приподнялся на локте, словно все еще силился сократить расстояние между ними. Ладонь дрогнула и приподнялась наверх на долю дюйма, будто бы в невольной попытке дотянуться, удержать... Но тут же опустилась обратно. Заметила ли? Они уже проходили через это. Бесполезно. Она небрежно пропустила темную прядь волос сквозь пальцы: естественное и непринужденное движение, лишенное какого-либо кокетства, но вместе с тем изящное и почему-то заставляющее его замереть на середине вдоха. - Хотела зайти на рынок, нужно заменить тетиву, купить кое-каких припасов. Заправила непослушную прядь волос за ухо, а он как завороженный ловил взглядом каждый ее жест, словно вдохновенный послушник перед пророком. - Говори, - он чуть нахмурился и вздернул подбородок, впадая в столь привычный приказной тон. - Тетива. Стрелы? Что еще? Всё принесут. - Не нужно. Хотела выбрать сама, - мягко улыбнулась она. Без тени снисходительности, лишь с неизбывной нежностью и теплотой в глазах цвета раскаленных углей. - И я давно не видела некоторых торговцев, было бы приятно поболтать. Первые рассветные лучи бликовали золотом на ее светлой коже. Словно тешили себя надеждой, что смогут сделать ее еще красивее. Она поднялась с кровати и принялась подбирать сброшенную на пол одежду, о которой они столь мало заботились прошлым вечером. Он зачарованно следил, как она расправляет складки рубашки, натягивает шнуровку и закрепляет ремешки брони. Грациозные движения. Будто бы не облачалась в одежду, а неспешно сотворяла прямо на его глазах некое произведение искусства. Слово "Останься" мертвым клеймом сковало его губы, не должное быть произнесенным. Знал, что это бесплодная попытка. Сдерживала ли уязвленная отказом гордость? Или заранее била разрядом уже знакомая горечь от чуть заметно промелькнувшей тени разочарования в ее глазах? А потом снова наступят сумерки. И он проведет еще одну долгую-долгую ночь, лишенный сна от захлестывающего волнами счастья. И все же он не выдержал, когда она отпустила его взгляд и отвернулась к выходу. Поднялся рывком, натянул одеяло на бедра в какой-то нелепой агонии приличий или же из-за отсутствия иной брони на теле. Несколько быстрых шагов. Одеяло за что-то зацепилось, упало, осталось на кровати, еще хранившей общее тепло их тел. Он нагнал ее у двери. Наклонился к ней неприкрытый, как есть, без стеснения, а рука молниеносно метнулась к ее ладони. Несмотря на резкий, решительный жест, он сжал ее пальцы осторожно и бережно. - Когда ты вернешься? Она смотрела на него чистым, ясным взором, а голос звучал с присущей ей наивной искренностью: - Я не знаю. И эта честность... Она хуже любой пытки. Пожалуй, никто и никогда не причинял ему столько боли. Где-то на грани осознания его терзали подозрения, что несмотря на следование учениям доброй богини, у суккубы исчезло отнюдь не все демоническое наследие, иначе как объяснить эту разрывающую душу обреченность и сводящее с ума бессилие? Он мог исполнить любой собственный каприз по щелчку пальцев, ему хватало решимости на любую авантюру, он в сущности мог заставить целый мир пасть к своим ногам, стоило лишь задаться целью. Отголоски нечеловеческой силы до сих пор струились в его венах, и никто не мог отобрать единожды обретенную власть. Однако, из всех желаний не могло сбыться лишь самое вожделенное, невозможное. И она знала об этом. Арушалай религиозна. Истинно верующая в заветы своей богини. В его силах принести ей тетиву, стрелы, бросить к ногам корону, свергнутых богов, весь мир... Но один из немногих даров, что она истово желала от него принять, он отдавал неохотно. Нематериальные блага всегда сложны в обороте. Особенно измеримая столь по-разному Свобода. Тонкий палец лег на его щеку, скрытая за обманчивой хрупкостью сила заставила повернуть голову и встретить прямой взгляд. Слова, произнесенные тихим и нежным голосом вбивались, словно тяжелые удары молота. - Я не живу с тобой. Я... живу тобой.