***
Огонь теперь всегда напоминал ему ее. Любой огонь, будь то пожар, свеча или костер, разведенный перед наступлением ночи. Джорах не отъехал далеко от Миэрина, устроившись чуть поодаль от стен города, и развел костер отчасти для необходимости огня, отчасти — просто чтобы посмотреть на пламя. Красные жрецы говорили, что могут видеть в пламени будущее. Джорах видел только кролика на вертеле — будущий ужин. Он вынул нож, чтобы разрезать готовое мясо — и резко развернулся, вскочив. Нож прижался к горлу Даарио Нахариса. — Неплохая реакция, старик, — этот тип мог язвить даже с лезвием у горла. — Хотя я не старался скрываться. Отпусти и не вздумай трогать меня той рукой! Джорах цыкнул сквозь зубы, отвел нож от Даарио и сел обратно на землю. Наемник устроился рядом с видом, словно так и нужно, словно Джорах позвал его на ужин и он пришел. — Чего тебе надо? — проворчал рыцарь. — Пахнет приятно, вот и подумал, может, поделишься, — Даарио широко улыбнулся. — Позубоскалить пришел? — догадался Джорах. — Не надейся. То, что ты спишь с ее величеством, не делает тебя особенным. — Как же хреново ты обо мне думаешь, — вздохнул Даарио. Его лицо утратило насмешливое выражение, и вдруг Джорах подумал, что, наверное, будет скучать по их с наемником… дружбе? Неужели он считал его другом? Немного, наверное. Самую малость. Они преследовали одни и те же цели, сражались на одной стороне и были преданы одной королеве, чего было вполне достаточно для дружбы в понимании Джораха. То, что оба были влюблены в королеву, дружбе мешало, но не так уж сильно. Это не мешало им спасать друг другу жизнь. — Ты же о ней позаботишься? — спросил Джорах. — Останешься с ней? Не предашь ее? Даарио вынул собственный нож и принялся разрезать кролика. Сунув в рот кусочек мяса, с удовольствием прожевал. — А почему с ней не останешься ты? Не пойми неправильно, я не собираюсь уступать тебе место в постели ее величества, но… — Даарио помолчал. Костер мерно потрескивал. — Но ты нужен ей. Она сама тебе сказала, но я и так знаю. Я вижу больше, чем ты думаешь. И понимаю больше, чем ты думаешь. И замечаю больше, чем ты думаешь. — Паршиво ты замечаешь, если не понимаешь, почему я не могу остаться, — Джорах поднял замотанную тряпкой руку. — Это только начало. Потом все мое тело покроет хворь и я потеряю разум. — Мда, так себе перспективы, — усмехнулся Даарио. — А как лечиться думаешь? — Не знаю, — честно сказал Джорах. — Обычно это неизлечимо. Только один раз мейстеру удалось остановить хворь так, что она осталась лишь на лице заболевшей, и вряд ли это заразно. Но заболевшая была маленькой девочкой, а хворь не запускали так, как я. Наверное, поеду в Цитадель… И не вернусь. — И нарушишь приказ? — Даарио поднял бровь. — Не притворяйся. Ты знаешь, почему меня изгнали. Я предавал ее величество — какая разница, что умру, нарушив ее приказ? — Она плакала, — тихо сказал наемник. — Она думала, что ее никто не видит, кроме Миссандеи. Она плакала у нее на коленях — плакала о тебе. Джорах до боли сжал зубы. — Зачем ты говоришь мне это? Пришел поиздеваться или нормально попрощаться? — Пришел вернуть тебя королеве, — серьезно сказал Даарио. — Сам не верю, что я это делаю. Мне бы, как ты говоришь, зубоскалить и злорадствовать, что соперник с дороги убрался на тот свет, а не получается. Хотя я терпеть не могу соперников и обычно убиваю их. Но ты… Ты, пекло тебя побери, мне не соперник. И я тебе тоже. Если бы мы боролись за благосклонность обычной женщины — я бы тебя давно прирезал, не сомневайся. Но Дейенерис Таргариен… Сам же понимаешь. Она не обычная женщина. — И как же ты меня ей вернешь? — хмыкнул Джорах. — У тебя есть лекарство от серой хвори? — Представь себе, — Даарио провернул в руке нож. В лезвии отразилось пламя костра. — Есть. Я не лекарь, я не разбираюсь в болезнях, но я видел своими глазами, что ты протягивал ее величеству руку. Ты никогда не стал бы подвергать ее опасности, соответственно, заразен только тот участок твоей кожи, где… вот эта дрянь, так? Джорах медленно кивнул. — И если я сейчас пожму тебе здоровую руку или врежу по морде — я не заражусь? — Даже если я тебе врежу — не заразишься, — сказал Джорах. Даарио пожал плечами. — Ну вот тебе и выход. И лекарство. Правда, без одной руки сложно, но у тебя же левая заражена? Джорах молчал. Даарио говорил все… правильно. И, как бы он ни пытался найти в словах наемника двойное дно, не находил. — Слушай, — Даарио нахмурился. — Или ты сам берешь меч и добровольно отсекаешь себе руку, или я сам беру меч и отсекаю тебе руку. А потом притаскиваю за оставшуюся руку к Дейенерис. — С чего вдруг? Зачем тебе это нужно? — недоверчиво спросил Джорах. — Не думал, что ты сочувствуешь женским слезам. — Ну да, — закатил глаза Даарио. — Я же сволочь. Это ты у нас благородный рыцарь, лорд и кто ты там еще. А я — так, бастард, сын шлюхи, чести у меня нет, совести тоже, только похоть и жажда золота, да? Джорах молчал. Именно так он о нем и думал — по крайней мере, раньше. — Когда она была со мной в постели, она выкрикнула твое имя, — вдруг сказал Даарио. — Мы оба сделали вид, что так и надо. А потом это повторилось. И еще раз. Трижды. Она хочет тебя, и, возможно, любит. Врет?.. О таком не врут. Не такие люди, как Даарио Нахарис. — Я не гордый. Мне будет достаточно, если она просто продолжит проводить со мной ночи. Так или иначе, мужем ей мне не стать, да и тебе тоже. Поэтому решайся наконец. Джорах взял свой меч. Совсем недавно он заточил лезвие, и знал, что плоть эта сталь рубит, как мягкое масло. И он не потеряет способность драться, всего лишь приспособится к отсутствию левой руки… как ему самому не пришло это в голову?***
Дейенерис проснулась, чувствуя себя разбитой и подавленной — только сладкий лимонный шербет, поданный Мисандеей, немного поднял королеве настроение. Присутствие подруги тоже радовало — если бы не Миссандея, Дени не знала, как бы справилась со всем, что на нее обрушилось. К полудню Дейенерис осталась одна, выслушав пару просьб от желающих аудиенции миэринцев и устав от этого. Править не было тягостью, но Дени не могла не помнить, что правит чужими землями, что здесь есть желающие ей смерти Сыны Гарпии, и, главное… Джорах. Это было причудливой иронией судьбы, и Дени сочла бы это наказанием богов, если бы верила в них. Она столько раз отвергала его, столько сомневалась в своих чувствах к нему, и пусть не думала, что поступила неправильно, изгнав его, когда узнала о предательстве — после могла бы позволить ему остаться. Она ведь оставила при себе Тириона Ланнистера — родственника убийц ее семьи. Только Джорах был заражен уже тогда. — Моя королева, — ее уединение нарушила Миссандея. — Простите, я знаю, что вы не принимаете посетителей, но наверняка этого человека вы захотите увидеть. — Кого же? По лицу бывшей рабыни было видно, что та обрадована и почему-то напугана. — Сира Джораха Мормонта.***
Наверное, он пришел попрощаться еще раз, думала Дени. Сказать что-то, чего еще не сказал. Быть может, он вспомнил что-то важное, что видел или слышал, пока был вдали от Дейенерис. Быть может, ему на ум пришел план, которым он счел необходимым поделиться с ней. Джорах был в плаще — широком черном плаще, скрывающем руки. Он смотрел на Дени почти так же, как Миссандея — радостно, только не испуганно, а виновато. — Кхалиси, — при виде королевы он преклонил колено, но сделал это с какой-то непонятной Дейенерис неловкостью — будто что-то осложняло его движения. Неужели это из-за болезни? Неужели хворь так быстро прогрессирует? — Сир Джорах, с вами все в порядке? — спросила Дени, осознавая всю глупость этого вопроса. С ним ничего не в порядке, он смертельно болен, о каком «порядке» может идти речь? Но Джорах улыбнулся не так, как улыбаются умирающие — даже те, что силятся скрыть слабость. — Все. Я… я нашел лекарство. — Нашли? — Дени чуть не вскрикнула от радости. — Вы смогли? Джорах встал — и снова она заметила, что его движения не такие, как раньше. Может, это последствия лекарства? — Смог, — коротко ответил Джорах. Смог нанести удар мечом сам, отказавшись от того, чтобы это делал Даарио, смог после справиться с гордостью и позволить наемнику помочь остановить кровотечение, смог преодолеть боль без криков и стонов, вдобавок отказавшись от предложенного Даарио крепкого вина — маковое молоко наемник тоже притащил, и его Джорах выпил, пусть и не больше чайной ложки. Даарио говорил, что алкоголь обезболил бы лучше, и Джорах был согласен, что маковое зелье туманит разум хуже спиртного, но тогда от него бы исходил характерный запах. Как можно явиться к королеве, когда от тебя несет вином? Странно, но Даарио действительно помог. Откуда у наемника были такие знания и опыт в отсекании чужих конечностей — именно в качестве лечения, а не в бою — Джорах не спросил. Но что-то ему подсказывало, что Даарио делал это не в первый и даже не во второй раз, а учитывая, что он неоднократно дрался в бойцовых ямах … Спрашивать не хотелось. — И вы останетесь со мной? — в голосе Дени прозвучала щемящая душу надежда. — Останусь, кхалиси. Если примете. Он не ожидал, что Дейенерис его обнимет. Она редко прикасалась к своему рыцарю, обычно лишь гладила его по щеке — и поцеловала тоже в щеку, всего один раз, на прощание. Он был уверен, что на прощание, но она знала, что нет, она твердо знала, что не сгорит в огне — почему-то раньше Джорах не задумывался об этом. Может, она бы поцеловала его иначе, но вокруг были люди — люди, помнящие, что Дейенерис — вдова их кхала. Люди, которые должны были быть верны ей, когда она встанет из золы невредимой и неопаленной пламенем. Дени обняла Джораха порывисто, крепко, и из-за разницы в росте ее руки обвились не вокруг его плеч, а ниже. И вот тогда Дейенерис вскрикнула — но не от радости. Вместо его левой руки она ощутила пустоту. Широкий плащ. Неловкие движения. Быстрое возвращение… Все сложилось воедино. Они не были наедине — во дворе замка находились и Безупречные, и дотракийцы, и в любой момент мог появиться кто-то еще. Дени разомкнула объятия и отстранилась. — Пройдите в мои покои, сир, — приказала она. Развернулась и ушла — Джорах смотрел, как прямо она держит спину. Он помнил, что так выпрямляется Дейенерис, только когда волнуется или злится. Он покорно пошел за ней.***
Здесь они были только вдвоем — покои королевы тщательно охранялись. Безупречные не впустили бы сюда даже мышь, и сами бы не вошли без приказа или насущной необходимости, и, конечно, не стали бы сплетничать о посетителях спальни ее величества. Джорах переступил с ноги на ногу. Он редко посещал эту комнату — обычно только стучался в дверь по срочным вопросам. Его принимали в другом помещении. — Разденься, — распорядилась Дени. — Сними плащ. Сними то, что под плащом — доспехи, рубаху… все. Разденься до пояса. Немедленно. Не так он хотел бы раздеться перед ней, но… Дейенерис смотрела, как Джорах откладывает в сторону плащ. Смотрела, как избавляется от доспеха и рубахи — ему было сложно, и ей хотелось помочь, но она не стала бы помогать. Это унизило бы его, а она никогда не позволила бы себе его унижать. Она могла отправить его на смерть, могла приказать казнить или сжечь, могла допустить, чтобы он погиб, защищая ее — но это был его рыцарский долг. Помогать же ему раздеваться… нет, это бы ранило хуже меча. Она не ошибалась. Джорах боялся, что Дейенерис примется расстегивать его доспех или потянет вверх рубашку, потому что у его королевы нежное сердце, потому что она умеет сочувствовать, потому что он ей дорог — но, к счастью, Дени просто смотрела. Не прикасалась. И в глазах ее отражалась целая буря эмоций — но не было жалости. Джорах обнажил торс полностью. Так, что теперь она видела все — она и раньше видела его тело, когда в Красной пустыне мужчины, не вынося жары, были вынуждены раздеваться до пояса. Тогда Дени сама сказала Джораху, что он может временно забыть о смущении, ибо ей, рожденной от дракона, той, в чьей крови течет огонь, жара не приносит неудобств, в отличие от людей из ее кхаласара, и что ее ничуть не смутит зрелище полуобнаженного тела рыцаря. Возможно, это все же смущало ее немного, но у нее было множество других забот, кроме размышлений о чужих мускулах и широких плечах, о мышцах пресса и старых боевых шрамах. Тело Джораха почти не изменилось с тех пор — только шрамов стало больше. Но… У него не было руки. До плеча. Дейенерис ступила ближе и коснулась культи кончиками пальцев — не раны, но плеча, где не было корки. Она не знала — ей расплакаться? Разозлиться? Обрадоваться? Он же вернулся. Он больше не рискует умереть от серой хвори и заразить ею других. Но так… радикально? «Любой ценой», — говорила она ему. Любой ценой. — Кхалиси, вы сердитесь? — Сержусь! — ответила Дени. — На себя! На тебя! На то, что мне пришлось тебя прогнать! На то, что ты решил вернуться с подарком в виде Ланнистера и плыл через Валирию! На то, что ты терпишь столько боли из-за меня! Зачем, Джорах? Потому, что я — та, кто пробудил драконов? Потому, что я не горю в огне? Потому, что я освобождаю рабов и веду за собой армию дотракийцев, впервые подчиняющихся женщине? Но Визерис тоже не горел! И, будь на моем месте он — он тоже вел бы за собой армию! Просто он… он сломался, но он Таргариен, и все Таргариены — такие, как я! То, что я последняя, не значит, что я особенная! То, что Железный трон по праву принадлежит мне — не помешало однажды Джейме Ланнистеру вонзить нож в спину короля, когда Железный Престол по праву был Эйериса! — Я слышал, что Джейме Ланнистер лишился руки, — Джорах не добавил «тоже». — Кисти. Правой, что, как вы понимаете, намного усложняет его фехтование. Дени усмехнулась. — Не переводи тему, сир. Почему? Чем я заслужила твою преданность? — Я уже говорил. — Я все же хочу услышать еще раз. — Я… я люблю вас. Это не отменяет моей преданности вам, как королеве, это не значит, что я не восхищаюсь вами, и все, что я говорил вам — было искренне. Но вместе с этим — я люблю вас. Дени молчала. Джорах не мог понять по ее лицу, что она чувствует. — Это левая рука, — заговорил он, чтобы нарушить тишину. — Это не помешает мне сражаться. Не помешает держать меч. Я привыкну к ее отсутствию достаточно быстро, — так говорил Даарио, и тоже со знанием дела, — И я останусь с вами. Всегда. Везде. Пока вы не прогоните меня, я останусь, а если прогоните, то… я вернусь. Потому что я хочу быть рядом с вами, потому, что я хочу служить вам и защищать вас, и потому, что вы сами сказали, что я вам нужен. Любой ценой. Дейенерис вздрогнула. — Это спасло мне жизнь, кхалиси. Что такое рука по сравнению с жизнью? — Это Даарио? — вдруг спросила Дени. — Вчера я искала его и обнаружила, что он покинул дворец. Джорах кивнул — врать королеве он больше не стал бы ни в чем. — Даарио… думаю, мне стоит поблагодарить его. — Он сказал тебе? Джорах сразу понял, о чем речь. Трижды она назвала в постели с наемником его имя. — Да. Дени улыбнулась — впервые за долгое время не болезненно и не натянуто. — Тогда его действительно стоит поблагодарить. Она еще раз осмотрела тело Джораха — отсутствие руки ничуть не портило его. Немного непривычно, но не настолько, чтобы ее это отталкивало. — Через три дня я отплываю на Драконий Камень. У меня есть корабли и мои драконы уже достаточно взрослые, чтобы жечь города, а дотракийцы дали клятву пересечь Узкое море, все до единого став моими кровными всадниками. А ты… вечером я жду тебя здесь, — сказала Дени. Джораху показалось, что он ослышался. — Вы ждете меня… здесь? — Что тебя удивляет, сир? Когда я возьму Королевскую Гавань и взойду на Железный Престол, я поступлю так же, как мой предок Эйегон-Завоеватель. У него были две жены. У меня будет два мужа. Ты и Даарио. Джорах склонил голову, пряча улыбку. Действительно, они с наемником — не соперники. Все так легко решилось — само собой. — Слушаюсь, кхалиси.