Призраки прошлого

Мутное небо путалось в голых, копченых стволах деревьев. Ветер заунывно тянет плачущую колыбель. Ей в такт в воздухе хлопья пепла и снега кружат медленный танец. Он стоит у подножия кургана. Автомат опущенн вниз, как и взгляд мутных стеклянных глаз. Совершенно бело всё. Кроме одного места: Темно бордовая земля составляла яркий контраст с невинной белоснежностью рядом. - Это был последний...последний живой солдат, - резал сердце собственный голос. От могилы уже не веяло живой мыслью о возможно ещё теплом теле внутри. Сталинград очнулся после очередного обстрела спустя несколько дней. Огромные кровопотери убивали, но эта боль была обезболивающим рядом с моральной. Последний оставшийся с ним солдат, державший оборону родного города, среди множества других таких же, не шевелился, не дышал, и сердце его больше никогда не билось. Боль жалобно сжимала сердце тисками, резала обливая ребра кровью. Усталость бесконечных перестрелок убивала. Слабость била по вискам. Обессилев, Волжский упал на колени рядом с могилой, зарываясь руками в чёрную сырую ледяную землю, сжимая ее в судорожном припадке. - Прости...прости...прости, что не уберёг тебя, что не уберёг всех вас, - срывался голос. Город всегда благодарил, прощал и сам просил прощения, крича от боли в родную землю, закапывая снова и снова солдат из своего отряда. Тело безустанно ломило. Голодные жестокие 200 дней и ночей ползли медленно, убийственно. "Совсем нет сил."- сухие, безжизненные глаза, перестали отливать бордовым оттенком. Они изсохли от вечных слёз. И теперь... Сталинград обратил голову к мрачноему небу. Мокрый снег падал, мешаясь с пеплом, на грязное от копоти и грязи лицо. Калашников со стуком упал на землю с плеча города. "Ни одной слезинки...ни одной..."- он дрожал, чувствовал, как был на пике огромных цунами - страха, горя и истощения. А война ещё не окончена... Февраль. И битва все ещё идёт. Стало слишком тихо. Было лишь слышно как пепел оседает на снег. Город услышал стук собственного сердца. Звучание его увеличивалось. Било по ушам словно те же взрывающиеся мины, бомбы, гранаты, тарпеды, ракеты, разрывающие землю и отбирающие жизни многих дорогих людей. Вдруг оно резко и измученно, медленно успокоилось, слабо стукнуло по венам и артериям. Один глухой звук. Второй... И стало совсем тихо. Город перестал слышать плач, слезы, мольбы, крики и стоны людей. Еле заметный пар вышел изо рта. Дыхание прекратилось. Холод оставил свои ледяные оковы. И тепло не поступало к груди. Больше не было ничего: ни боли от ран, ни биения сердца, ни дыхания, ни сил, ни терпения, ни жалости. Было только бледное мертвое небо. Падающий на ресницы пепел-бархат. Да, прилипший мокрый снег - осадок памятных дат. По щекам Сталинграда потекли крупными каплями соленого металлического привкуса струйки. Город стирал с лица безэмоционально потоки накопившейся боли, но они снова текли по шее вниз, впитываясь, пачкая одежду, тело и руки. Он посмотрел на ладони. Обильно улиты кровью. С них капала она на чистый снег. - Григорий Федорович, чего же вы плачете? - взгляд скатился к источнику приятного бархатного голоса. Убитый немцами и закопанный лично Сталинградом солдат стоял совершенно целым напротив него. Кровавые слезы потекли ещё сильнее. - Стёпа..- голос засипел и ослаб, совсем не подчинялся хозяину, замолчал, задохнулся. - Что же вы плачете? Я простил вас. Вас простил каждый, кто здесь похоронен. Битва кончилась. Не плачьте, живите! - пугал и убоюкивал рядовой безмятежным смирением и покоем. Его слова будто подхватила рота остальных солдат, сжимаясь в круг рядом с городом, пугая и радуя его нарастающим одинаковым гулом толи просьбы, толи приказа: - Пожалуйста, живите..! - Пожалуйста, живите..! - Пожалуйста, живите ..! - Пожалуйста...- а город не мог никак ожить. Восстать обратно не удавалось. Мышцы сковал страх. Он видел тот же Курган в мертвенно бледном тумане, заплывшую кровью Волгу, и липкий ужас склеивал ребра, не позволяя вдохнуть. Упокоенное горячее сердце стало холодным и не подчинялось. Собственная агония заставляла неведомой силой течь реку быстрее, метель усилиться... ...но не сердце - оно все равно не билось. Гул наростал, нагнетая атмосферу, сидящего в луже крови города. - Живи! - Живи! - Живи..!! - Живи, блять! - страшно прогремел над ухом собственный голос, напуганный нежелаемой и избегаемой постоянно Волжским смертью. Стеклянный пепельный взгляд за тысячу ярдов отразился городу во тьме. Кровавые линии слез с глаз падали на скулы, к подбородку и шее. Пропитанная военная форма грязью, кровью и дымом оставляла свой болотный, тошнотворный Грише, оттенок. Зеркало в спальне чуть не трескается под его страшным и тяжёлым взглядом. Он задыхаясь тогда, вскочил с постели. Трёсся в холодном поту, а по лицу горячо стекали прозрачные слезы. Глаза цеплялись за каждый, казалось, новый предмет - лишь бы теперь не смотреть в зеркало и не увидеть призрак Сталинграда. В ушах ещё стоял шепот покойных душ, и их силуэты темнели среди стен. Тяжёлое дыхание, прерывистое, разрывало тишину с сухим глухим стоном. Волгоград пытался встать с пастели, дойти до кухни и успокоить мысли. Как всегда призраки прошлого. Как всегда кошмар. Как всегда.