Run If You Can

Талос Дреллик дышит Каллиг в затылок. Его ладони потеют. Он давно не прикасался к женщине, а эта женщина — лорд ситхов. Она похожа на запечатанную гробницу, хранящую в себе множество секретов и опасностей, но любопытство Талоса всегда было сильнее здравого смысла. Каллиг, надменная чистокровка, называет его «храбрый маленький лейтенант», он возражает — «увлеченный». «А ты не боишься возражать ситху? — отвечает она. — Если мне не понравится твой ответ, я играючи выверну твое сознание наизнанку, сломаю волю, высосу жизненные силы». — «Я могу ошибаться, но мне кажется, что вы этого не сделаете». — «Почему же?» — «Вам нужен повод. Я никогда не видел, чтобы вы убивали без повода. Я вообще нечасто видел, чтобы вы убивали. А еще мне кажется, что вы не заинтересованы в том, чтобы я вас боялся». — «Дерзкий ответ». — «Это только предположение». — «Тут ты прав. Мне не нужны рабы, мне нужны слуги и союзники. Страх — основа любой власти, но когда он становится слишком сильным, то начинает отуплять». — «Зато отсутствие страха может сделать союзника опасным — или я неправ?» — «Опасным, да. Но полезным. Согласись, так значительно интереснее». Так интереснее. Каллиг сидит у него на коленях и — Талос уверен — следит за ним краем глаза, прислушивается к дыханию, впитывает его волнение, как губка: он не уверен, что сейчас она не протягивает к нему щупальца своей Силы, не запускает их дымными змейками в голову, не дурманит сознание. Но когда Талос осторожно касается ее груди, она едва слышно вздыхает, и от этого тихого вздоха его член стремительно тяжелеет. Отвердевшие соски, вставшие торчком, словно кнопки, щекочут его ладони, пока пальцы оглаживают шелковистую кожу, натыкаясь на небольшой, но глубокий серповидный шрам под ее правой грудью. Некоторое время этот шрам занимает его воображение и Талос ощупывает его, прикидывая, какое оружие его оставило: выходит, что ланварок. Семья Каллиг была вырезана честолюбивыми родственниками, как часто бывает с трубладами, и ей пришлось бежать на Коррибан в поисках покровителя: теперь Талос спрашивает себя, зачем она ему все это рассказала. В голове теснятся предположения и догадки, но когда он обхватывает ее груди ладонями и несильно сжимает их, Каллиг приглашающе раздвигает ноги. Она не пытается прикоснуться к нему или поцеловать, просто предлагает себя: ее покорность кажется похожей на ловушку, но Талос и голову в пасть ранкору сунул бы с интересом, добавив, что не каждый день выпадает такая исключительная возможность. Огладив внутренние стороны ее бедер, он кладет ладонь ей на живот — живот Каллиг только на первый взгляд кажется по-девичьи мягким, под тонким слоем жирка ощущаются стальные мышцы: в ней многое — не такое, каким кажется. Он снова касается ее грудей, поводит по ложбинке между ними согнутыми пальцами, и Каллиг прижимается щекой к его щеке: ее глаза зажмурены, а рот приоткрыт. Талосу приходится энергично вывернуть шею, чтобы поцеловать ее, а она отвечает на поцелуй вяло, как будто бы нехотя. Когда он гладит ее между ног, она вздрагивает, ее руки вздрагивают — но она заставляет себя безвольно их опустить, вытянув по бокам. Лицо Талоса горит, его уши горят, сама его кожа, кажется, готова вспыхнуть, как спичка, как лезвие лайтсабера, когда он водит пальцами между вяловатых складок ее плоти и чувствует, как они набухают и начинают сочится влагой. Чем больше он ласкает ее, тем сильнее она течет: чуть потеребив толстый лепесток клитора, он прижимает его большим пальцем, и Каллиг сдавленно стонет. Когда Талос, тяжело дыша от возбуждения, просовывает в нее пальцы, она сжимает бедра и стонет уже громче, закидывая руки ему на плечи. — Сильнее, — требует она, — сильнее! — Наклоняясь и чуть не падая у него с коленей, Каллиг тянется рукой к его гульфику, оттягивает ткань галифе ногтями. Талос тактично — насколько хватает выдержки — приподнимает ее за бедра и она привстает, дожидаясь, пока он расстегнется и стянет с себя штаны и трусы, нетерпеливо забираясь на него снова. Его член приходится как раз между ее половых губ, Каллиг прижимает его ладонью и жадно об него трется: когда головка задевает выпуклое отверстие вульвы, она вздрагивает, но не пускает его в себя, и член скользит дальше, к лобку. От этой пытки Талос уже и сам готов выть в голос, но пока он только пыхтит и отдувается, спрашивая себя, сколько еще сможет — вот так — продержаться. Он не герой-любовник, и на несколько часов секса без передышки (и без разрядки) его точно не хватит даже несмотря на имперскую военную подготовку, которой он хвастался еще на Хоте, когда только надеялся попасть на корабль леди Каллиг. Когда член снова упирается ей во влагалище, Талос надавливает, уже ни на что особенно не надеясь, но на этот раз Каллиг не сопротивляется. Когда он входит, она вскрикивает, словно от внезапной боли, и Талос не понимает, почему — у него не настолько большой, чтобы причинить ей боль. Но внезапный спазм влагалища так крепко стискивает его член, что Талос захлебывается стонами, с ужасом понимая, что может кончить в любую минуту. Это плохо: неудовлетворенная женщина в постели — это всегда неудовлетворенная женщина, даже если она при этом — лорд ситхов. Особенно если она лорд ситхов. — Нет, — Каллиг наклоняется вперед, опираясь руками о его колени, и Талос по-джентльменски придерживает ее за бедра. Сейчас он действует на автопилоте: когда он видит свой обтекающий смазкой член, ходящий в ней точно поршень, то моментально перестает соображать. — Слишком рано, я хочу еще, — хрипло выдыхает она, сжимаясь так сильно, словно хочет оторвать ему член. Талос чувствует, как что-то касается его яичек — бесплотные пальцы любовно оглаживают их, нежно мнут, щекочут промежность. Всхлипнув, он хватается за бедра Каллиг, подтаскивая ее к себе — упругие прикосновения тем временем подбираются к его анусу, пытаясь забраться внутрь — и входит в нее так глубоко, как только может, торопясь успеть насладиться ей до того, как удовольствие станет нестерпимым. Но через мгновение он с ужасом понимает, как что-то сомкнулось у основания его члена, перекрыв выход сперме. Теперь, даже захоти он кончить — все равно не сможет. Это она. Это все она. Талос чувствует страх и восторг: он давно бы уже кончил от одного сочетания пронзительной боли, иглами впивающейся в яички, и ощущения тугого горячего лона, смыкающегося вокруг его члена, но Каллиг держит его крепко. Почему Талос никогда не задумывался о том, что ситхи могут вот так использовать Силу? Застоявшаяся сперма распирает мошонку, отзываясь острой болью в паху, но наслаждение, которое он испытывает, погружаясь в Каллиг, все равно сильнее любой боли. Он уже хрипит на последнем издыхании, когда Каллиг, наконец, начинает тяжело, низко стонать, раскачиваясь на нем из сторону в сторону. Она часто дышит и дрожит, все ее нутро дрожит, слабо спазмируя, и она прижимается к нему вспотевшей спиной, обмякнув. Одновременно хватка Силы, пережавшая его член, ослабевает, и он успевает судорожно толкнуться в Каллиг еще пару раз прежде, чем кончить — болезненно, горячо, сильно. В нее, не в нее — сейчас он об этом не думает: он просто не может больше терпеть и, кажется, просто умрет, если немедленно не изольется. Наконец, Талос хлопается на кровать и, уставившись в потолок, лежит, пытаясь отдышаться. По крайней мере, он может гордится собой — так и не попросил пощады. Отец всегда называл его упрямым. Не упрямее, конечно, чем старший брат, сгинувший на Коррибане, но все-таки. — Даже не испугался, — Каллиг одобрительно гладит его по бедру. Талос не сразу находит в себе силы ответить: секс с ней будет потяжелее марш-броска по пересеченной местности, даром что он при своем субтильном телосложении оказался достаточно вынослив, чтобы окончить военную Академию с отличием. — Я бы так не сказал, — бормочет он, пытаясь подтянуть ноги на кровать. Но Каллиг соскальзывает на пол и устраивается между них, положив локти ему на колени. — Ты постоянно со мной споришь, — она выдерживает паузу, давая ему время посомневаться, хорошо это или плохо. — Но мне это нравится. Талос поднимает голову как раз тогда, когда она берет в рот его мокрый от спермы член. Каллиг скользит губами по вялой, обмякшей плоти, — вверх-вниз — быстро работая языком, и хотя Талосу и кажется, что он больше не может, это совершенно не значит, что больше не хочет. Поэтому Талос Дреллик закрывает глаза: он понимает, что долго так не выдержит, но ему все равно интересно проверить — сколько именно.