второй раз...

Устраиваясь поудобнее, Двацветок широко улыбнулся. Ринсвинд в ответ неловко дёрнул уголком рта — улыбки все ещё были для него непостижимым действием. — Волнуешься? — ласково вопросил клерк, гладя волшебника по худым и таким же разгоряченным, как все остальное тело, плечам. — Волнуюсь. — признался волшебник. — Я ведь... Он не закончил предложение и опустил взгляд, но Цветок понял, что он хотел сказать. Впрочем, этого можно было и не говорить — суть фразы была ясна уже по тому, как Ринсвинда била легкая дрожь. Он ещё никогда не был в такой позиции. Конечно, больше всего он нервничал в их первый раз, но это было ожидаемо. Вдобавок, в тот раз не было проникновения — клерк со стыдом признался, что не успел вымыться как следует... Может быть, и сегодня дать бедняге отсрочку от такого очевидно страшного действия? — Ринс? — Мм-да? — Уверен, что хочешь этого? Мы можем просто лечь спать. Ринсвинд решительно встряхнул головой, чуть не задев Двацветка прядью волос: — Хочу. Только скажи мне, что делать. Клерк улыбнулся и начал объяснять. На протяжении всего объяснения волшебник краснел, бледнел, ёжился и вздрагивал, но внимательно слушал. Возможно, такая реакция была отчасти плодом того, что во время объяснения руки Цветка оглаживали его в таких местах, в которых даже сам Ринсвинд касался себя раз в несколько лет, а сам Двацветок изредка прерывался на то, чтобы прильнуть к волшебнику и поцеловать его — так, что кровь в теле Ринсвинда бросалась одновременно и к сердцу, и вниз, вызывая легкое головокружение. Или лизнуть его шею. Или еле ощутимо куснуть кончик его уха, от чего волшебник передергивал плечами. Было ли это от всех действий, было ли это от лёгкого умопомрачения, вызванного ими, но примерно на середине процесса он начал отвечать клерку тем же, и настала очередь Цветка тихо постанывать и тяжело, горячо дышать. Про объяснение они оба совершенно забыли, и, когда Ринсвинд слегка очнулся от розово-красного по цвету забытья, оказалось, что он уже гладит членом мокрое и немного податливое, но все еще тугое пространство между пышных ягодиц клерка. — Ринсвинд, умоляю, не медли... — попросил Двацветок, переводя дыхание. — Не могу больше ждать. Волшебник ответственно кивнул, углубился внутрь клерка (для чего потребовалось определенное усилие), и из его горла невольно вырвался полузадушенный стон. Цветок был горячим, узким и мокрым от всей потраченной на него смазки. Он сжимал член волшебника со всех сторон, и особенно в этом преуспевал его, мм, внешний сфинктер. Казалось, что сдвинуться с места будет невозможно, но Ринсвинд постарался — и уже Двацветок в голос ахнул. Как же он любит его. Как же с ним хорошо. Любимый, дорогой, самый важный... Когда волшебник немного наловчился, клерк почувствовал, что куда-то плывет. Такого удовольствия он не получал даже сам с собой. Член волшебника и без того был толстым и впечатляюще длинным, поэтому теперь Цветку приходилось усиленно сдерживать себя, чтобы не кончить в первые минуты. Движения Ринсвинда все ещё были ощутимо неумелыми, и иногда он случайно сбивался с ритма, заставляя клерка немного морщиться от пока что совсем не приятного удара по внутренностям, но всё равно было хорошо. Так хорошо...! — А мне хорошо с тобой. — прошептал в полутьме волшебник, кашлянув от смущения. Двацветок покраснел. Кажется, он случайно высказал свои ощущения вслух. — Тогда разрешаю двигаться быстрее. — ласково усмехнулся он. О боги, только бы не кончить раньше времени...

***

Неясно было, сколько времени прошло, но, когда Ринсвинд вдруг резко прижал клерка к себе со стоном, свеча уже догорела. В густой темноте Двацветку не было видно лица волшебника, но он на самом краю собственного оргазма чувствовал, как тот весь трепещет, как его пальцы сжимают плечи клерка и как всё его накопленное, горячее и липкое семя толчком вливается внутрь... Может быть, именно от того, как неожиданно Ринсвинд кончил внутрь него, стойко державшийся клерк все же сорвался. Спираль, туго сворачивавшаяся в его животе всю ночь, распрямилась и ударила по всем его органам чувств, и он весь выгнулся, сжав ногами шею волшебника так, что тот чуть не задохнулся. Его стон был похож на мёд — тягучий и невероятно сладкий для ушей Ринсвинда. Среди звона в голове волшебника забилась одна-единственная мысль. Он хорошо справился. Двацветку, его Двацветку было с ним приятно. Он так хорошо справился. В первый раз за всю жизнь. Ноги у него подкосились, и он упал прямо на пытающегося отдышаться клерка, сам стараясь восстановить дыхание. Сил у него хватило только на то, чтобы с трудом вытащить, и Цветок еле ощутимо вздрогнул от последнего прикосновения к его простате. — Д-два... Двацветок?... — Да?... — Я тебя люблю... Клерк ослабевшими руками обнял волшебника и заверил: — Я тебя тоже...