Балтовая почта

Галлюциногенные метаморфозы — состояние, в которое дисхармоны вводят жертв, чтобы подвести сгусток душевной гармонии к удобному месту для питания им.

Мы стояли молча и таращились друг на друга минут пять. Инсомния растеряно хлопала большими глазами, а мы переминались с ноги на ногу, пытаясь переварить все услышанное.  Но мисс Джамп-Скейр все же первая прервала тишину, заново спросив: — Так… Что вам нужно? — Подожди, мы пытаемся все понять и соединить в логическую цепь, — хмуро ответил Ливси. — Признаться, это сложно.  — Что? — Инсомния невинно изогнула бровь и склонила голову набок.  — Дорогая, понимаешь… тут такое дело, — Присцилла нервно закусала пальцы. — Мы были у твоего отца. Он и его помощник поставили нам уговор: мы находим тебя и приводим во Дворец, а они нам вручают Сонного голубя для создания Живого кошмара… — Но ты оказалась два в одном! Хе-хе… — истерично хихикнула я. Инсомния ахнула и взялась за сердце. Глаза ее ещё пуще расширились и сменили фиалковый цвет на тревожный сиреневый, тело начало трястись и переливаться волнами… А две изящные руки, некогда спрятанные за рукавами плаща, тоже заиграли разными красками. Одна нежно-голубым, в другая — пурпурным. Как знакомо.  — Точно… — дрожащим высоким голосом произнесла Инсомния, оглядываясь судорожно по сторонам. — Живой кошмар… Я знаю, Лорд думал о нем… И восстание папы против звездной пыли мамы… Он хочет убить сразу двух зайцев! Каков гармонисос! Ужас! — О ком ты? — теперь уже Ливси изогнул бровь и наклонил голову вбок.  — Грубое название дисхармона, — Джамп-Скейр зажмурилась, неловко кашлянула в кулачок и покраснела. — Простите, не сдержалась. П-просто эмоции взяли вверх…  — Конечно, классная кличка, но кто дисхармон-то? — Ливси состроил еще более недоуменную гримасу.  — А вы не заметили его глаза? — Инсомния прикусила тревожно губу. — И эти… черные линии… Их почти не видно, ибо он высосал столько гармонии из папы, что стал совсем как человек. Но все же… у прагмадисов нет таких черных вен. Это отличает Патрика от всех нас! И я говорила папе об этом, но он… не хотел слушать. И вот во что это все выливается! — Патрик? — икнула напуганно Присцилла. — Советник твоего отца дисхармон?! Божечки, как же мы этого не заметили… Надо было сразу его скрутить! Хоть кого-то бы не хватало Демиру… Подождите, но какова  роль Патрика в ее иерархии?..  — Патрикос – Отечество, — сглотнула я, вспоминая слова Демиру из сна Накомисса. — Но почему именно он?.. Инсомния, ты знаешь? — Знаю… — она принялась собирать пяльцы и сверкающую пряжу в специальный чемоданчик с изображением голубя и луны. — Это долгая история. Я расскажу по дороге в мастерскую… Все равно делать больше нечего… Ик!..                                    *** Как оказалось, наследница Департамента Кошмаров и по совместительству будущая Принцесса Новой Прагматикоты была совершенно далека от городской суеты и сонной цивилизации. Ее мастерская находилась в самом сердце Мертвых долин и была единственным источником жизни и энергии в этих затхлых местах. Никто не знал о настоящем месте обитания Инсы, ибо она профессионально создавала иллюзию своего проживания в городе. Достаточно было появляться на публичных мероприятиях, иногда сидеть на крышах и плести несуществующие сны у всех на виду, параллельно весело общаясь, и быть вовлеченной в городские темы. Ну и, конечно, посещать завтраки и ужины с отцом и в компании Патрика. И только потом Инсомния, взяв под мышку свой творческий чемоданчик, незаметно сбегала в Мертвые долины за душевным спокойствием и плетением кошмаров для Лорда Накомисса.  Но такая жизнь была скорей обстоятельством, чем доброй волей. Инсомния не выбирала побег в Мертвые долины. Ее затянуло сюда куча событий, быстро произошедших за время отсутствия Лорда и его отказа от внимания к жизни Прагматикоты…  — Природа реалистов и сновистов очень отличается друг от друга, — рассказывала Инсомния, заботливо утягивая за собой весь пепел мертвых снов и реальностей. — У нас разное строение, магия, мировоззрение и роли. Из-за этих факторов они много веков не могли понять друг друга, найти общий язык и скооперироваться вместе. Сны никогда не были согласованы с реальностью. Никто попросту не мог додуматься до создания гармонии между ними. Но все изменилось, когда пересеклись дороги моих родителей — царя кошмаров  Гипноса и госпожи райской реальности Орфеи. Богу было угодно, чтобы они влюбились друг в друга. Это оказался невероятный, просто невозможный случай во всей Вселенной. Именно Гипнос и Орфея создали баланс Прагматикоты. Их союз соединил реальность и сны. Прагмадисы наконец стали взаимодействовать друг с другом! Представляете, как это было прекрасно?? Я просто даже это сделать не могу… — Благодаря твоим родителям мы сейчас существуем в гармонии со сновидениями и реальностью… — вздохнула мечтательно Присцилла. — Невероятно… — Ага… — Инсомния улыбнулась уголком губ. Затем продолжила: — Ещё больше укрепило прагматическую гармонию и любовь родителей мое рождение. Все были убеждены, что я являлась знаком вечной дружбы реальности и снов, прекрасного настоящего и светлого будущего. Прагмадисы активно обсуждали дальнейшую эволюцию нашего общества, а мама с папой просто любили меня, и я была абсолютно счастливым ребенком, не знавшем о горе и бедах…  На мгновение повисла тишина. Инсомния вновь помрачнела. На глазах выступили слезы, задрожали руки, а вместе с ним и чемоданчик. Мне показалось, что вязаный голубь на одежде заплакал вместе с ней.  — Но пребывание в Сонной Пучине стало пагубным для мамы. Оказалось, что если прагмадис долго не создает реальность и находится не в своем «царстве», то не сплетенные нити в конце концов рвут его тело на части. Так… и случилось с мамой… В один прекрасный день она развалилась на руках у отца и обернулась пылью. И вместе с ней вновь развалилась Прагматикота. Вдруг под ногами зашелестели листья. Прах снов часто замерцал сиреневым, а бездыханные нити реальностей принялись заплетаться в тревожные удушающие узелки. Воздух стал ещё более спертым, пурпурная луна задрожала в небе, а далекие небоскребы точно покрылись трещинами. Да что уж там, меня саму резко передернуло. В груди все сдавило, и неприятный комок застрял в горле.  — Народы пучин перестали дружить и фактически оборвали все связи между собой. Каждый стал жить сам по себе, закрывшись в своем Департаменте. Прагмадисы утеряли надежду на светлое будущее и перестали верить в то, что между «царствами» существует гармония. Лишь баланс снов и реальности оставался и остается маленьким огонечком для всех нас. Но это не помешало моему отцу сойти с ума от горя…  Инсомния горько вздохнула, до скрежета сжав пальцы на ручках чемоданчика. Она отчаянно смотрела вперед, переваривая свои мысли и стараясь найти силы продолжить рассказ. Поток тяжелых воспоминаний облепил все тело Инсы, но в конце концов ей все-таки удалось двинуться дальше: — Вот тогда-то и появился Патрик. Пролез противной слизью через расщелины Хаоса, высосав перед этим кучу других невинных существ. Он притворился прагмадисом и устроился на работу во Дворец Гипносовым советником и принялся шептать ему ужасные вещи. Патрик сделал так, чтобы папа и остальные сновисты потеряли самих себя, забыли свою историю и предназначение. Он создал из Настоящей Пучины горделивого монстра, а реалистов искусственно наделил холодностью и бесчувствием и пустил через Гипноса мысль, что Настоящая Пучина недостойно главнее Сонной. Что в самом деле она жестока и зла, а реалисты плетут так много своих полотен лишь для того, чтобы вскоре навсегда затмить Сонную. И тогда отец и сновисты начали активно поддаваться влиянию Патрика. Они принялись ссориться с Настоящей Пучиной и часто не считаться с ее законами. И вот сейчас папа дошел до того, что планирует провести восстание против Настоящей Пучины, отомстив ей за смерть мамы и забрав вселенское лидерство Сонной Пучине. Только вот никакого лидерства не существует. Патрик выдумал все это, чтобы с помощью моих двойных сил раздробить Прагматикоту на части, разрушить тонкую грань между реальностью и сном. Тогда Лорд Накомисс умрет быстрее…  И тут мы втроем встрепенулись подобно ярким вспышкам салюта. — Что?! — воскликнула Присцилла. — Не понял, это… — Ливси не успел договорить, поперхнувшись своей слюнкой.  — Как это, умрет?.. — мои глаза наверняка стали похожи на пять копеек. Обе руки вдруг запульсировали до того больно, что аж сердце зашлось. Я не могла понять смысл слов, сказанных Инсомнией. Я всю жизнь думала, что Накомисс вечен… — Такой кошмар уже очень долго находится у меня в заметках, — Инса утерла пот с висков и тяжело сглотнула. — В нем некая София говорит, что вскоре Накомисс каким-то непонятным жутким способом начнет умирать. Но поскольку он фундамент всей нашей Вселенной, то делать это будет долго, и за сие время Рай, Ад и остальные миры активно начнут «путаться под ногами госпожи Демиру», пытаясь спасти Накомисса. Но если я убью грань снов и реальности, то все случится за считанные минуты. Сначала разрушится ландшафт Прагматикоты, что запустит смертельное домино. За ней разъединятся круги Ада и наступит смерть демонов, за Адом последует падение Небес и расщепление ангелов на звезды, потом из-за этого начнут гибнуть миры. Мертвых душ и осколков миров будет столь много, что они убьют саму Смерть — Леди Айду. За ней исчезнет Лорд Накомисс и тогда… Бум. Начнется построение новой Вселенной имени Демиру. Магия реалиста вкупе с сновидческой создают очень правдоподобные сны. Именно поэтому Лорд сделал меня Сонным голубем, хах… Это ужасно. Я давно стараюсь уничтожить этот сон, но все никак не выходит. Будто он обязан быть. Вдруг земля под нами резко содрогнулась. Ноги начали подкашиваться от столь неожиданной и довольно сильной тряски. Я всем телом ощутила некие трещины, что в одно мгновение проросли до земной мантии. Думается, они давно были там, глубоко внутри, и постепенно разрубали Вселенную на мелкие кусочки… Боже милостивый, что это такое?.. — Ох, кажется, Лорд Накомисс услышал нас, и ему эти разговоры совсем не по душе! — Инсомния неловко хихикнула, потирая затылок. — А ведь нам тоже неприятно, хе-хе… — Услышал?.. — мои глаза скоро выпадут из орбит, честное слово.  — Лорд Накомисс изо всех сил держит нашу жизнь на плаву, не давая Хаосу проникнуть в нее, — пояснила Инсомния. — Но он все слышит и чувствует, а потому хватка ослабляется на мгновение. Нужно спешить, в общем… И я кое-что не договорила про кошмар. Но это чуть позже, как сядем за дело. Мастерская уже здесь.  Путь до мастерской казался мне бесконечным… Но наконец мы дошли, и пурпурная луна ещё даже не скрылась за облаками. Небольшая хижина стояла посреди иссохшей, чуть поблескивающей чащи. Видно было лишь очертания угловатой серой крыши и круглых окон с узорами веток. Сиреневое дерево отлично маскировало хижину и скрывало от посторонних глаз. Вокруг по обыкновению было много сонных могилок, и это доказывало то, что никто из прагмадисов до сих пор не заметил маленький домик. И все это время Инсомния мастерила здесь кошмары… Невероятно. Полное уединение! Джамп-Скейр подошла к двери с искусственной паутиной, расторопно копаясь в чемоданчике. Она явно хотела скорей впустить нас в мастерскую и скорей показать ее. Глаза так и блестели, а рожки во всю сверкали. Будто никакой тряски и жутких рассказов не было вовсе. Инсомния быстро сменяла свое настроение с кошмарного на реальное. Хе. Наконец в ее руке зазвенела связка ключей с двумя брелоками, на которых были изображены Айда и Накомисс с мотивирующими фразами. Инсомния вставила фиолетовый ключ в замок, пару раз прокрутила, и дверь отворилась с характерным искусственным скрипом, записанным на маленькую колонку. В самом деле она была совершенно новая, но Джамп-Скейр, видимо, желала создать своей мастерской максимальную заброшенность, чтобы ни у кого из прохожих не возникло подозрений. Гениальный ход!  Благо внутри хижина выглядела совсем иначе. Она совершенно не соответствовала внешней затхлости и скромности, а была приближена к истинному пылкому нраву Инсомнии. Это было настоящее царство симбиоза кошмаров и реальности, в котором всегда кипела работа и процветало настоящее ткацкое искусство, отличающее Джамп-Скейр от других прагмадисов.  Повсюду был завораживающий творческий беспорядок. На стенах висели разные полотна реальностей и кошмаров, постоянно переходящих друг в друга и выливающихся в новые творения. На поду лежали огромные стопки заметок и раскадровок, баночки краски и кисти. Все полки и стеллажи были заставлены различных форм и расцветок пяльцами, подушечками с иголками и мотками ниток. Их было столь много, что глаза расплывались!  В мастерской ещё пахло ароматическими свечами и благовониями. Множество светильников стояло на окнах. Все вокруг было разукрашено узорами и мелкими рисунками мировых событий. По углам  раскидана всякая керамика и горшки с иномирными цветками. Кое-где лежали вдобавок старые книги, ежедневники и дневники. Один из них был подписан как «Орфея». — Что ж, вот и моя берложка, — Инсомния слегка покраснела, кладя чемоданчик на свободную полку и вытаскивая все принадлежности оттуда. — Располагайтесь, чувствуйте себя как дома… Тут немного… Ладно, тут ужасный бардак, но я ничего не могу с собой поделать. Руки и мозг очень тяжело контролировать!  — Не волнуйся, у нас у всех почти такой же, — отмахнулся Ливси, снимая рюкзак. — У кого коллекция банок, у кого долги по учебе, у кого пыльные гипсовые моря.  — Эй, я вообще-то убираюсь! — взвигнула Присцилла недовольно.  — Да-да, но сейчас это неважно, — Ливси улыбнулся и показал Прис язык. — Нужно же поддержать чело… прагмадиса в смысле.  — Ах, да ладно вам, я и так знаю, что такого бардака нет ни у кого во Вселенной, — Инса нервно хихикнула, шатаясь по мастерской и поправляя некоторые баночки и мотки. — И тем не менее он мне нравится. Можно сказать, что эта каша — обязательное условие для моей работы и снов, которые я создаю. Люблю, когда вокруг много всего… Множество цветов и вещей вдохновляет на ужасный кошмар и мягкую реальность после него… Ах, а как же я обожаю вышивку!  Инсомния юрко подлетела к одной из полок, повесила на руки несколько пялец и весело покрутилась с ними. Даже по телу пошли приятные вибрации.  — Люблю делать все вручную и максимально точно прошивать детали, чувствовать их каждой клеткой пальца… — мечтательно вздыхала Джамп-Скейр. — И даже колоться не больно! Наоборот, я обожаю боль! Она так отрезвляет и одухотворяет одновременно…  А ещё у меня коллекция свечей.  Инсомния одним движением нити на пальце раскрыла крышечки свечек, что стояли на подоконнике вместе с какими-то украшениями.  — Каждая свечка под разное настроение, пояснила она, взяла несколько баночек и поднесла нам. — Например, табак, ваниль и клюква для снов с Девятью демонами, а вот аромат листа смородины с пихтой для Демиру. У меня на каждого свои ассоциации, хах…  — Ммм, как вкусно пахнет! — воскликнула я, шумно вдохнув аромат каждой свечи.  — Да! — согласилась Инсомния и тут же отлетела в другую сторону. — А ещё я люблю старые писания. Они очень вдохновляют и помогают работе двигаться в нужном направлении. На них я трачу огромные деньги! Уверена, Балтовая почта хорошо наваривается на мне за всю Прагматикоту. Поправив пылинки (Боже, кому-то нравилась пыль!), она показала несколько коллекционных книг, среди которых было издание Библии до времен Иисуса, потом второе и третье, а ещё молитвы культа Хаоса и парочка трудов о конце света. Забавно!  — Ты прирожденный мастер, Инсомния! — восторгу Присциллы не было предела. — Так отдаешься своему делу… Это превосходно!  — Да ты очень подходишь для создания Живого кошмара, подруга, — подмигнул игриво Ливси, указывая пальцем на всю требуху. — Кстати, что там про необычный сон? Ты хотела рассказать что-то ещё.  — Ах, точно! — Инса прикрыла рот руками и покраснела ещё гуще. — Извините, когда я здесь, то все, плыву… Я хочу показать раскадровки этого кошмара и спросить у вас совет. Надеюсь, мы с вами одинаково мыслим. А если нет, то… я придумаю что-то ещё. Все-таки я знаю страхи Лорда как свои собственные! К сожалению или к счастью, кто знает… Инсомния вновь отошла в очередной творческий уголок, где покоились различные скетчи и раскадровки кошмаров. Кажется, она была первой прагмадисой, у кого я видела подобную полку… Джамп-Скейр перебрала несколько рисунков и вскоре нашла маленькую связку нужных. Она бережно развязала белую нить и поднесла к нам, попутно рассказывая: — В общем, вот его раскадровки. Обычно я разукрашиваю их, но тут решила оставить только карандашный набросок, настолько мне был неприятен этот сон. И мне, прагмадисе кошмаров, стало страшно и мерзко, да так, что пошли мурашки и застучали зубы. А такого у нас не бывает никогда! И этот фактор тоже меня напряг… Посмотрите.  Наброски и вправду были ужасны. Они походили на мои галлюцинации в космосе и, казалось, произошли от кошмаров моих друзей. Я к тому, что сон будто создали дисхармоны и подкинули Инсомнии, дабы она в срочном порядке воплотила его в сознании Накомисса. Только Инса, такая негодяйка, все никак не хотела его делать из-за собственного испуга. Карандаш уже начинал потихоньку стираться.  В кошмар было намешано много всего. Рисунки выглядели очень неровно и грубо, отчаянно и печально. Бумага была в разводах от слез. Это передавало всю эмоциональность и смертельность кошмара, весь его хаос и скорбь одновременно. Сначала были трещины, потом взрыв, куча трупов и наконец Накомисс с дырой в груди. Обратную сторону Инса показывала, кусая губы. А все потому, что  там скрывался совсем жуткий набросок могилы Лорда среди просторов хаоса. Меня чуть не вырвало.  — Здесь много жутких событий, кидающих в дрожь даже меня, — Инсомния повернула лист обратно и принялась вновь связывать стопку. — И я подумала, что этот сон может подойти на роль Живого Кошмара. Не хочу, чтобы он и дальше морочил мне голову. Создам его и вы отдадите с Богом Демиру. Пускай смотрит себе в удовольствие. Что думаете?  — Это просто ужасно… — Присцилла шумно и тяжело сглотнула, обнимая себя за плечи.  — Полное дерьмо, — высказал свой вердикт Ливси. — Нам подходит.  — Согласна… — кивнула я, последний раз взглянув на злополучные раскадровки. — Кажется, только Демиру и нужен этот кошмар. Накомисс ни в коем случае не должен его увидеть.  — Я тоже так думаю, — Инсомния облегченно выдохнула. — Тогда принимаюсь за работу. Нужны самые большие пяльцы и много ярких ниток… Брр.  — А у тебя есть чай? — спросила я, пытаясь как-то сгладить нарастающее напряжение.  И Инса, конечно, вновь загорелась.  — Да! У меня много вкусов! Надо поставить чайник…                                    *** Инсомния понимала, что время уже поднажимало, а потому решила совместить приятное с полезным. Она более подробно рассказала нам  об устройстве своей мастерской и показала все ее тонкости, потом распределила между нами задачи. Косбири на кухне заваривала чай и делала бутерброды с голубичным джемом, успокаивающе гремя тарелками. Черрисен скручивал делающееся полотно кошмара в колбаску и контролировал, чтобы оно не спуталось с другими снами. А я служила для Инсы поддержкой, сидя с ней на втором этаже и разговаривая ни о чем. Так Джамп-Скейр было не страшно вязать Живой кошмар. Мы вместе чувствовали себя довольно уютно. Хрустящий фитиль  ароматической свечи делал эти посиделки ещё более теплыми, а бардак совершенно не мешал. Прелесть, что сказать. — Я заметила, что у тебя руки разного цвета, — после очередной маленькой паузы подала голос Инсомния, и эта фраза была совершенно неожиданной. — Почему?  Серьезно, я не думала, что она подметит эту особенность. Я предполагала, что спрошу о ее руках первее. Но получилось иначе… Я пару минут переваривала ее слова, смотря на свои руки в перчатках. Они лениво поблескивали черными и желтыми цветами, будто говоря: «да расслабься, Ариш».  И я легко ответила, вертя пальцы в разные стороны: — Смешение сил. Одна рука обладает магией балтовейки-мерифри, а в другую вложили свою лепту дисхармоны… Такие дела.  — Это как? — вновь поинтересовалась Инса, не отрывая взгляда от вышивки. — Когда? — Эм… не знаю, — на этот раз я запнулась, задумавшись над ее вопросами. — Искусственно, наверное… Когда? Понятия не имею. — Просто у дисхармонов нет такой возможности, — промолвила Инсомния, уже чуть приподняв на меня свой взор. — Они могут оказывать влияние лишь через определенные предметы или наоборот только забирать магию. Смешение сил может произойти лишь в результате разной природы родителей.  Я прикусила губу. — Разной природы родителей…  — Ага, — кивнула Джамп-Скейр и вздохнула. Уже ее руки засветились сиреневыми и синими огонечками. Указав на них, она продолжила: — Левая рука содержит папину магию, а правая — мамину. Я стараюсь уживаться с ними. Это очень трудно. Каждая природа постоянно перетягивает на свою сторону. Но баланс между ними очень важен, поэтому я всегда создаю реалистичные кошмары, образовываю золотую середину. С помощью нее я смогу победить Патрика и восстановить прежнюю гармонию в Прагматикоте.  — Как?.. — теперь уже верх взяло мое любопытство.  — Вон там, в нижнем ящичке лежит баночка, — Инсомния облизнула губы. — А в баночке мамино мертвое сердце. Я оживлю его, вселив обе ипостаси, и помещу глубоко в землю. Тогда все встанет на свои места, а вы и Лорд выиграете много времени. И, надеюсь, отец опомнится…  — Ого… — выдохнула я восторженно. — Вот это да…  — Ага, — вновь кивнула Инса и потом посмотрела на меня, улыбнувшись. — Могу рассчитывать на вашу помощь, если что? — Ах, ну конечно! — воскликнула я, раскры глаза. — Мы всем помогаем на протяжении этого путешествия. И тебе обязательно поможем! Как ты нам… — Хе, спасибо, — прыснула Инсомния. — Рада слышать. Ой…  — Что там?  Она приподняла середину полотна и указала на лишний шов, что тянулся до самого низа, где сидел Ливси. Похоже, от него нужно было избавиться на начале вышивки.  — Кажется, слишком заговорилась о генетике и планах, — промямлила Джамп-Скейр, кладя пяльцы на пол и быстро вставая. — Я сейчас приду! Не скучай.  Инсомния вытащила из кармана шорт ножницы, потом моток прозрачных ниток с одного угла и побежала вниз, прося Ливси раскрутить полотно. А я осталась одна.  Ох, хотя нет, не одна. Конечно, как же я могла забыться…  Не успела Инсомния полностью скрыться на первом этаже, не поспела я рассмотреть швы Живого кошмара, как у окна появился дисхармон. Это был, к сожалению, не Расуль. Серые волосы дисхармона были заплетены в дреды с малиновыми прядями на концах.  Желтые глаза мерцали в полутьме, так же как и эмблема крылатой звезды на хаотичных одеждах.  Высокорослый худощавый парень с витиеватыми шрамами повсюду стоял, как вкопанный, и молчал. Лишь хитрая улыбка и протянутая ко мне рука отличала его от мраморной статуи.  Но больше он ничего не делал. Не пытался напасть, запугать или нагнать галлюцинацию. Просто протягивал руку вперед и таращился, не моргая.  Я решила собрать волю в кулак. Медленно встала, сделала шаг в его сторону и спросила:  — Кто ты? Что ты здесь делаешь?  Молчание. Дисхармон даже губ не раскрыл. Он продолжал просто стоять. Словно манил подойти ближе…  Я сделала ещё пару шагов.  — Эй? Ты что-нибудь скажешь вообще? — Возьми, — вдруг произнёс дисхармон и указал на свою ладонь. В ней что-то лежало.  Невиданное любопытство охватило меня. Хотелось узнать, что так активно он предлагал. Я подошла совсем близко, взглянула на ладонь и… Обомлела.  В руках дисхармона лежал старый блокнотик, подписанный Агафьей Васильевной Востоковой — моей бабушкой. Это был импровизированный дневник, куда она записывала интересные истории, случаи и детали, когда была балтовейкой. Я всегда просила бабушку почитать мне что-нибудь из этого блокнота, и она с радостью брала его в руки. Бабушка любила мне рассказывать что-то из своей балтовой жизни так же, как и папа. Она прочитала почти все истории из этого блокнота! Лишь об одной я так и не узнала… Бабушка потеряла блокнотик после смерти мамы. И вот теперь он снова оказался у дисхармона.  — Пришло время, — сказал ровно он. — Открой последние страницы.  Дисхармон точно гипнотизировал меня своим голосом. Руки сами потянулись к блокноту, глаза не видели ничего, кроме него. Я почти не дышала, боясь, что он пропадёт.  И все-таки я взяла блокнот и принялась листать его до последних страниц, как и велел дисхармон. Казалось, что я делала это бесконечно. Буквы и загогулинки плыли перед глазами. Пальцы уставали листать.  И все-таки это свершилось. Я долистала до последних записей, что датировались сентябрем семнадцатого года.  — Читай, — приказал дисхармон.  И как только я начала читать, перед глазами замелькали картины, все быстрей принимающие реальный вид. Это была ночь. Я сидела перед кроватью Аришки. Она уже давно сладко спала, видя десятый сон про Балтовую почту. Мои и Лешкины рассказы убаюкивали ее на раз-два. Сегодня Арина заснула под историю о существах с черными линиями на теле и ядреными глазами, что прыгали из мира в мир, наблюдая за балтовеями. Я сделала из них добрых духов, оберегающих души почтальонов, и все ради того, чтобы Аришке не снились кошмары.  По правде говоря, они мне такими никогда не казались. Я видела этих существ несколько раз, и они не выглядели дружелюбно и безопасно. Их ядерные глаза прожигали дыру в теле, а постоянное жадное облизывание острых клыков  заставляло душу содрогнуться. Рядом с ними все живое и светлое поникало и превращалось в хаотичную пустоту, которой нет конца. Эти существа походили на вампиров, только питались они не кровью, а чужой гармонией. И чем больше они высасывали ее, тем более становились похожими на людей. И тогда эти вурдалаки выпивали ещё больше гармонии, скрываясь среди нас. Только вот эта самая гармония хуже крови. Если человек потеряет кровь, то просто умрет, а если душевный баланс… Это будет овощ со сгустком Хаоса в душе, постоянно ищущий себя и постепенно увядающий, как некогда красивая роза. И лучик Жизни больше не коснется его, и все радости убегут, и все вокруг потеряет смысл… Уж лучше умереть от потери крови, чем от Хаоса.  С такими мыслями я отправилась на кухню. Спать не хотелось, и поэтому я решила попить молока с вареньем, понаслаждаться тишиной и спокойствием, и только уже потом пойти спать вместе со всеми домашними.  В реальность меня вернуло тихое чавканье. Оно как раз доносилось из кухни, дверь в которую была приоткрыта. Казалось, что ели с  большим аппетитом сырое мясо, и эти мерзкие чавкающие звуки раздражали слух. Похоже, кто-то тоже не спал, жутко голодный. И по силуэту я поняла, что это Сонька. Вот сначала изнуряют себя диетами молодые мамаши, а потом жрут всю ночь! Ну, ладно, думаю, составлю ей компанию.  Я открыла дверь и уж хотела подшутить над снохой, но не смогла… Блокнот выпал из рук, глаза чуть не вылетели из орбит, сердце ушло в пятки и к горлу подкатила страшная тошнота. Я так и встала в дверном проеме, не в силах что-либо сделать и сказать. Ноги попросту вросли в пол от ужаса. София хищно склонилась над столом в три звериные погибели. Все тело ее было в жутких смоляных шрамах. Глаза горели адским пламенем. На руках выросли хватательные когти, а рот был усеян острыми клыками. Вся она была какая-то полупрозрачная и неровная, как мертвячка, только что восставшая из могилы. Она жадно хватала голыми руками что-то яркое и пульсирующее, походящее на сгустки душевной гармонии. Разрывала их своими зубами, как куски мяса, высасывая сок и тут же проглатывая куски. Она ела практически в полной темноте, лишь обжигая кожу о свечу.  И я наконец поняла, что меня все это время смущало в Софии… Она никогда не была человеком. — Т-ты одна из тех иномирных тварей… — мой голос ужасно дрожал, а глаза слезились, — д-дисхармон… Ты дисхармон! Услышав это, она отвлеклась от трапезы. Облизала ладони, провела языком по испачканным клыкам и обратила свой сумасшедший ядреный взор на меня.  — Тшш… — Соня приставила палец к губам, часто дыша, — Арина не должна об этом знать до определенного времени. Мы с Лешей договорились ещё перед загсом. Так что молчи и иди туда, куда шла. Я уберу за собой.  — Т-ты… — я даже сглотнуть не могла. Думала, что вот-вот меня хватит инфаркт, — чудовище! На что ты обрекла моего сына и внучку?! Ведьма, ведьма!  — Вот же старая карга… — зашипела тварь, сжимая руки в кулаки. — Бабушка, ты чего там кричишь? — послышался сонный голосок Арины. О нет!  Сзади меня возникла Арина. Она вопросительно глядела на меня слипающимися глазами, прижимая к груди плюшевую игрушку. Внучка была всего в пару метрах от монстра, называющего себя матерью. Я была ее единственной преградой. И все-таки теперь мы обе не хотели, чтобы Арина что-то увидела. — Мама? — она все же заглянула за меня, несмотря на то, что я старалась скрыть Софию от ее глаз. Но та сделала все сама.  — Ариш, ты чего не спишь? — улыбчиво спросила она. — Плохой сон приснился?  На ее теле уже не было тех черных шрамов. Кожа была бархатной и молочной. Клыки исчезли, на руках были лишь аккуратные ноготочки. Глаза сделались нежно-голубыми, и испарилась вся та звериная хищность в движениях. А заместо сгустков гармонии у Софии был обычный йогурт.