Проливной дождь — единственная нить, способная соединить небо и море.
— Оно тёплое, — едва шелестит Юнцинь, ловя голосом попутный бриз, чтобы его могли услышать. — Лучи солнца на глади ослепительны, как улыбка ребёнка, впервые ощутившего счастье. Объятия нежные и бережные при штиле и страстные во время бури. Его боятся, но оно такое доброе, что принимает в себя даже то, что вредит ему. Шипучая пена солоновато-горькая — это свежий вкус свободы и одновременно знакомые нотки ностальгии по дому. Оно вселяет уверенность, что ты можешь достигнуть края света, но всё равно вернуться в родной край, и… — Юнцинь, хватит, прошу, — тихо шумит Юкхей, пытаясь его перебить, но тот лишь продолжает наращивать силу голоса. — И всё-таки при всей кажущейся снаружи зрелости, — не останавливается Юнцинь, становясь мрачным и грузным, — внутри оно — сгусток противоположных эмоций, готовый поддаться провокации ветра и устроить грандиозный шторм, который заставит чьё-то сердце влюбиться в его необузданную силу до щемящей тоски в груди и потеряться среди ледяных поцелуев беспристрастных волн… Море — оно завораживает. Юнцинь замолкает, оставляя последние слова качаться густым шепотом над песчаным берегом, и в воздухе тут же начинает пахнуть влагой. — Доволен? — ласково спрашивает Юкхей, подмигивая бликами от лучей почти скрывшегося за тучей солнца. Капли тёплого дождя начинают капать на его щёки нестройными редкими рядами. — Ну вот, ты снова плачешь… — Я не могу не плакать, — грустит Юнцинь, позволяя мелким частичкам сожаления о невозможном свободно стекать по своему мрачному лицу и падать в невесомость. — То, как люди пишут и говорят о тебе… Я невероятно завидую им, Юкхей. Что значит нежные и страстные объятия? Это как тепло от лучей солнца или как прохлада от сияния луны? Каково ощущать поцелуй и солоновато-горький вкус свободы? С каждым словом звуки дождя усиливаются, пока не превращаются в плотную стену белого шума — Юнцинь говорит, что так звучит его грусть. Одиноко падающие капли теперь струятся вниз по воздуху дружными прохладными потоками и разбиваются о распахнутые бескрайние объятья Юкхея, растворяясь в них кругами на тёмно-синей воде. «Люди правы. Я принимаю в себя даже то, что делает мне больно. Твои слёзы делают мне больнее всего.» — Я не могу ответить на твои вопросы, — взволнованно отвечает Юкхей, невольно примеряя на себя чужое грустное серое отражение, — но я всегда буду здесь, чтобы выслушать тебя. Мы связаны с тобой чем-то большим, чем человеческим пониманием близости, и никто у нас это не отберёт. Даже расстояние. Юкхей продолжает ощущать капли дождя на своём лице и плечах, но они становятся намного теплее, заставляя желать лишь одного — чтобы горькие слёзы его неба стали единым потоком, способным протянуться от поверхности воды до невесомой мягкости облаков. Юнцинь долго молчит. И в молчании этом Юкхей слышит робкую улыбку и замутнённый взгляд в собственное отражение на пенистой глади. — Знаешь, люди говорят, что, если небо однажды рухнет на землю, всему настанет конец, — вдруг тихо передаёт по воздуху Юнцинь и ещё тише продолжает: — Ты бы смог пожертвовать всем ради мгновения счастья, которое ничтожно мало по сравнению с той вечностью, что уже позади нас? Вопрос застаёт Юкхея врасплох, и он беспокойно начинает шуметь, проглатывая круги на воде кудрявыми волнами. — А ты? — Если бы это означало, что мы сможем коснуться друг друга — да… «Ты всегда был таким отчаянным и честным. Если бы мне пришлось провести в одиночестве ещё одну вечность, зная, что ты больше никогда не будешь плакать из-за наших чувств друг к другу, я бы сделал это.» Дождь безутешно проливается на волны. Кажется, будто этому нет конца, и всё-таки Юкхей с надеждой обращается к бескрайним просторам. — Может, нам не обязательно ждать конца, чтобы быть вместе, — говорит он, мысленно перемещаясь куда-то далеко от берега, — к тому же, есть одно место, где мы тоже есть и мы всегда вместе. Место, где мы никогда не расставались. Где мы оба знаем, что значит нежные объятия и поцелуи. И, как ни странно, чем дальше оно от нас, тем мы более неразлучны. — И что это за место?***
— Горизонт! — мечтательно улыбается Лукас, глядя на Тэна с экрана смартфона, и подпирает голову рукой, опираясь ей на подушку. — Что горизонт? — непонимающе хмурится тот, а сам, задержавшись взглядом на чужих губах, не успевает убежать подальше от наплывающих на песчаный берег волн. Они то и дело омывают его белой пеной, а потом откатываются обратно в море. Заметны первые признаки вечернего отлива. Пляжные шорты Тэна слегка намокают, влажные после купания волосы становятся растрёпанными, а едва тёплый песок липнет к босым ногам, но всё это так неважно по сравнению с необходимостью слышать голос из динамиков. Он просто отходит от воды и редких посетителей пляжа и садится на свою пустую бесформенную сумку. — На горизонте закат очень красивый, — поясняет Лукас с сонной усмешкой, прочёсывая волосы пальцами. В его комнате во всю светит полуденное воскресное солнце, ложась очертаниями узора жалюзи на загорелую кожу. Часовые пояса и международные аэропорты, разделяющие их, раздражают как никогда. — Какой смысл смотреть на закат, если тебя здесь нет? — Тэн устраивает подбородок на коленях, и выражение его лица складывается во что-то очаровательно-капризное. — Неправда, для тебя я всегда здесь, — возражает Лукас, склоняя голову вбок, и подходит к окну на балконе, щурясь от света. Будь Тэн здесь, явно бы сказал, что тот всё равно светит ярче и греет лучше. От этого куда-то между рёбер укалывает иголочкой ностальгии. — Эти ваши метафоры, — недовольно выдыхает Тэн вместо этого, надувая губы. — Не злись. — Я не злюсь. — Врешь, ты всегда злишься, когда скучаешь. — Это тяжело. — Я знаю. Тэн смотрит поверх экрана заслезившимися глазами, чуть запрокидывая голову, и старается заставить гравитацию работать на себя против своих непрошеных эмоций. Порозовевшие на закате облака напоминают ему о клубничной сахарной вате, которую Лукас очень любит, но всё равно отдаёт половину своей порции, потому что не приветствует много углеводов. Невыносимо. — Мы сейчас как небо и море. Столько расстояния между, хоть и смотрим друг на друга, — глядя куда-то в пустоту в дали, задумчиво тянет Тэн, когда на ум приходит первое попавшееся сравнение. — Но тогда это значит, что мы в конце концов всё равно когда-нибудь встретимся, — усмехается Лукас, возвращаясь в комнату, и поднимает камеру над собой, делая Тэна на экране своим хмурым изменчивым небом. — Почему? — заинтересованно спрашивает тот. — Горизонт, — всё ещё держа смартфон сверху, Лукас плюхается на кровать. — Ты повторяешься, — усмехается Тэн, незаметно для себя поднося экран ближе к лицу. Теперь он будто смотрит на Лукаса сверху вниз и видит перед собой бескрайние воды, отражающие его собственное настроение, как зеркало. — Я серьёзно, — улыбается тот в ответ. — Ты никогда не достигнешь «края», чтобы потрогать то место, где вода касается неба, но наш горизонт это не место. — Это момент нашей встречи? — робко спрашивает Тэн и, получив в ответ молчаливый кивок и довольную моську, смущённо утыкается в колени с тихим «дурачок». Дурачок, способный заставить само небо перестать плакать. — Мы скоро встретимся, обещаю, — полушепотом говорит Лукас и перекатывается на живот, до мурашек по спине уютно обнимая одеяло, похожее на пушистое облако. Даже если бы у Тэна были силы, чтобы противостоять наплыву заманчивых метафор, он бы не смог. Только надежда держит его на плаву. Он признаётся себе: будь он небом — без раздумий бы рухнул, чтобы встретить свой конец счастливым. Поэтому Тэн просто согласно кивает и с надеждой улыбается. — На горизонте? — На горизонте.