Кошмары и кладбище

Парень подрывается с постели в холодном поту. Столь неожиданное пробуждение ввело его в заблуждение. А вот причина этого пробуждения по истине пугала. – Я так тебя любил, как ты мог так со мной обойтись? – кричал брюнет. Да так, что сердце разрывалось. На щеках блестели соленые дорожки слез. – Линч, я... – он не в силах ничего сказать. Ведь то, что говорит Егор – чистая правда. В горле стоит ком, мешая дышать и разговаривать. – Ты моральный урод, Уоррен, вот кто ты! Ни разу за год я не услышал от тебя ни слова! Ни разу! Я так в тебе нуждался! Каждое слово ранило в самое сердце. Сладкая ложь была бы лучше. Джон это понимал. Прекрасно. Но каждый раз молча стоял, выслушивая крики и обвинения мертвого друга. Найдя наконец на тумбе свои очки, шатен встал с кровати, чтобы выпить воды на кухне. По пути написал Лили сообщение, что приедет завтра к обеду. Сил терпеть эти кошмары не было. Такие сны снились писателю уже года два-три. Он точно не помнит. Потерял счет времени. В общем, со смерти его лучшего друга. Ну, как смерти, самоубийства. На его глазах. Тогда Джон не испытывал ничего, кроме легкой вины, но оправдывал ее тем, что Егор сам сделал такой выбор. А сейчас парня пожирали заживо миллион чувств: пустота, чувство вины, тоска. И это только малая часть. И с каждым сном только хуже. "Боже, Линч, я и так сижу на колесах, остановись", – молил после каждого пробуждения Джон. Бесполезно. Он не слышит его, так же, как Уоррен его когда-то. И снова он на балконе. И снова в руках сигарета. Дым пробирается в легкие, выходит наружу с последними и жалкими крупицами здоровья. Лишь бы кошмар не повторялся вновь. После сигарет спится лучше.

***

Вот обед, Джон стоит на пороге квартиры, где раньше жил журналист. Теперь там живет его сестра и племянник. Дрожащими от волнения пальцами шатен нажимает на кнопку дверного звонка. Открывает мальчик. – Привет, Лукас, – насильно выдавливая из себя жалкое подобие улыбки, здоровается Уоррен. – Чего тебе? – спрашивает подросток, уже планируя закрыть перед носом незваного гостя дверь. – Лукас, милый, он ко мне! – крикнула из глубины квартиры Лили. – Впусти, пожалуйста! Очкарик закатывает глаза и пропускает шатена в дом. И закрывается в комнате. "Подростки", – фыркает Джон. На кухне показывается Лили, приглашая гостя пройти туда. Оба садятся за стол, где стоит две кружки чая и полу пустая тарелка с едой. – Это Лукас обедал. Ты что-то хотел? – слабым голосом спрашивает девушка. – Ты сказал, что это довольно срочно. – Да. Лили, он снится мне уже который год. Даже под колесами! Я с ума схожу! – парень зарывается пальцами обеих рук во вьющиеся волосы. – Ты давно на кладбище был? – Последний раз на 40 дней. Вроде бы. – Съезди. Может отпустит. Перед уходом, через три часа посиделок за чаем, Джон заглянул к Лукасу. Тот сидел за компьютерным столом с камерой в руках. Камерой Линча. Той самой. – Чего тебе? – повторил свой первый вопрос парень. – Почему ты так со мной разговариваешь? – без капли возмущения или злости спросил писатель. Из чистого интереса. – Из-за тебя погиб дядя Линч. А лучше бы это был ты, – старательно пряча лицо, ответил подросток. – Ненавижу тебя, урод. Больше вопросов к нему у Уоррена не возникло. Зато Лили перестала его ненавидеть. Конечно, девушке, которая пережила инфаркт в свои 33 года, это не сложно. Переживания, срывы, депрессия. Полный набор. В отличие от мальчика, у которого жизнь разделилась на до и после. – Линч, я приеду утром! Только дай поспать! – впервые кричит в ответ Джон. Остервенело, раздраженно. Как же его достало засыпать каждую ночь с лучшими и радужными мыслями, а потом вновь видеть его. – Ты дал мне надежду на жизнь? Нет! Теперь моя очередь! – прошипел Егор.

***

Сонный, вымотанный писатель едет на кладбище, где 3 года назад они похоронили журналиста. На заднем сидении машины лежит букет из 102 алых роз. Уже возле могилы, парень садиться на колени. – По классике 101, но покойникам только четное, – с легкой усмешкой пытался пошутить он. А потом снял очки и закрыл лицо ладонью. – Егор... – странно так называть его. Но по-другому не хочется, – я правда идиот. Клинический. Не буду врать, что понял, что люблю тебя. Нет. Просто тоскую. Пусто как-то. Повисло недолгое молчание. Речь, которая вертелась в голове и на языке все утро, теперь шла совсем туго. В горле все тот же ком, на глазах заблестели хрустальные капельки. – Ты правда, прости. Может это и лучший исход, но что-то мне слабо в это верится. Великий Егор Линч, журналист и охотник за мистикой, который выбрался их сотни и более опасных передряг... Просто прыгнул с крыши от неразделенной любви? Даже звучит глупо! Но... Так и есть... Тут не я придурок, а ты, Егор. До вечера Джон просидел у могилы ушедшего друга. Без умолку что-то говорил, лишь бы не было тишины и слабого голоса Линча, что твердил в самое ухо обо всех загонах писателя. – Ты идиот, Уоррен, – с усмешкой выдает журналист, потрепав шатена по голове. Как жаль, что тот почувствует это только как дуновение ветра. И как жаль, что брюнет бестелесный призрак. Он наклоняется, оставляет на губах друга легкий поцелуй, от которого у второго бегут мурашки по коже. – Я тебя прощаю.