Сломанный

Как и в другие ночи он проснулся в холодном поту. Ночь была жаркая и душная, так что даже открытая форточка и вентилятор, стоявший напротив кровати, почти не помогали. Они только пропускали внутрь шум или создавали его, но никак не помогали избавиться от назойливой духоты. На коже блестела испарина, холодная испарина. Он вскочил с кровати и тихо пошел в ванную, где прямо напротив входа висело большое зеркало. В ночной тьме он выглядел особенно жалко: спутанные светлые волосы, ошарашенные глаза, подведенные большими синяками, кожа вокруг которых на ощупь была отвратительно дряблой и неприятной. Этого не было видно, но она должна была кричать о своей болезненности. Дыхание было сбивчивое, тяжелое, а руки то и дело подрагивали. Не включая света он начал их быстро ополаскивать. Тщательно, чтобы даже грамма пота на них не осталось, только по ощущениям это все казалось бесполезным. Навязчивое ощущение липкой смеси присутствовало постоянно, сколько бы мыла он не наносил и как сильно он не тëр свою кожу. Но, вскоре, как и много раз до этого, ощущение пропало. Ладони просто горели, отдавая небольшой болевой волной по рукам к плечам, но Он был спокоен. Хотя бы на сегодняшнюю ночь он смог избавиться от приступа. Спать больше не хотелось и ради интереса Он решил включить свет в ванной. Он неуверенно нажал на выключатель, бывший прямо под рукой, и посмотрел прямо в зеркало, висевшее над раковиной. В нём он увидел себя - слабого, разбитого, уставшего и загнанного в себя Кацуки Бакуго. Хотя, самое лучшее прилагательное, которое прошлый он мог бы подобрать, было "Жалкий". Да, он стал жалким? И что? Чуть ударив мясом кулака о край раковины, молодой герой ощутил, что процедуру стоит повторить. Что же произошло..? Я не спал часов с трёх, наверное... Сложно предполагать, когда на время даже не смотрел. Тем не менее я больше не вставал. Ночного похода к раковине хватило сполна, чтобы израсходовать комфортный запас сил. Все остальное я готов был бы послать к черту, да только и на это сил нет. Нет, я смогу сделать все как надо, только вот останусь сильно недовольным. Вставая с кровати я не смогу попасть на то самое место, куда я ступала прежде, а это уже будет полным провалом. Я знал это и я уже был собой недоволен, хоть и понимал, что все это полный бред. То же самое было и со всем остальным. В такие моменты я часто смотрел в одну точку. Банально было бы сказать о потолке, в котором я действительно видел много интересных картин, многие из которых затрагивали неприятное прошлое. Прошлое... А ведь это было совсем недавно. Сколько прошло? Пол года? Наверное... Хотелось бы чтобы этого никогда не случалось, но... Это не зависит от меня. Никому не интересны мои желания и мечты. Сейчас же я смотрел на целую стопку школьных учебников, что больше мне не понадобятся. Они будут пылиться если я их не выброшу, или не решусь освежить свои знания, будут постепенно высыхать и отклеиваться от плотного переплета, постепенно приходя в негодность. В такие моменты можно пожалеть, что ты единственный в семье. А так бы можно было отдать младшему, чтобы тому не пришлось покупать лишние книженции. Но у меня нету младшего, да и родители не собираются заводить его... Пока что... А значит - книги похожи на меня. Странно? Я объясню. За все своё свободное время я успел многое обдумать. Несмотря на все произошедшее, все осталось как прежде. Люди относились ко мне также, говорили то же, шутили те же шутки, будто бы и не случилось ничего. И я казался тем же. Злым, угрюмым и самовлюбленным Бакуго, который не прочь кого-нибудь потравить, после чего живущий как ни в чем не бывало. Это стало моей обложкой, на которую все и смотрели. Они осматривали её со всех сторон, изучили название, автора, её дизайн и все помятости в углах, которые появились при неаккуратной перевозке. Они успели к ней привыкнуть, а кто-то и прочитать пару строк. Все её запомнили и верили, что успели понять, поэтому и не заметили, что поменялось не только её содержание, но и та самая обложка, ставшая совсем другой. Я стал другим Кацуки, но всем было плевать, и это меня пугало. Пугало то, что я так и останусь заложником своего образа, как и книги, останусь таким навечно. Постепенно, я иссохну, состарюсь, а потом и умру. Мои ткани как страницы оторвутся от каркаса и потеряются, а где, уже не важно. Звучало вроде понятно и логично, только, меня не покидала мысль, что это ненормально... Я давно понял, что я стал ненормальным. Когда стал здороваться с матерью, спускаясь завтракать: без склок, мата и криков. Просто: " Доброе утро" , и всё. Также я перестал общаться со всеми своими прошлыми приятелями. То ли из-за обиды, что никто ничего не замечает, то ли из-за того, что пережил их стократ. Так было и сегодня. - Кацуки, иди есть! - громко прокричала Мама с первого этажа. Она первая заметила изменения, да и странно если бы не заметила их, ведь она знала причину. За что я ее и заново полюбил. Она сразу изменилась, как и я. Перестала давить, стала более чувственной и не скрывающей свои мысли. Она говорила за меня в те моменты, тогда я говорить либо не мог, либо не хотел. По-началу, таких случаев было много, но вскоре они закончились. Ради неё, своей дорогой мамы, я готов был даже бороться с самим собой. Не сказал бы, что это была депрессия. Все же, это болезнь, и очень серьезная. Нельзя причислять себя к больным, когда по сути ты таковым не являешься. В отличие от реальных людей, что болели депрессией, я мог веселиться. Услышав смешную шутку, сказанную по радио в машине отца, я посмеивался и действительно радовался, также было и в определённые дни. Тогда я хотел бежать. Бежать и успевать делать то, что не успею сделать позже, когда снова наступит ощущение пустоты. Если я не ошибался, это была апатия. Я ничего не хотел делать, да и не видел смысла что-то делать. Вернее, смысл то я видел, только вот желания делать это Прямо Сейчас не было. Я встал с кровати, естественно не попав в прошлое место ногой, и пошел вниз, где меня точно ждал ароматный и вкусный завтрак. На улице было легче. Во-первых, было больше вещей, на которые я мог бы отвлечься, да мне и не стоило заставлять себя обращать на них внимания. Большие и шумные тракты машин с одной стороны, и мельтешащие взрослые и школьники с другой. Кто то торопился, оббегая особо медленных, запхаясь и то и дело проверяющих карманы постукиванием, боясь не ощутить там ничего, ведь возвращение за выпавшей вещью заняло бы кучу времени, а кто-то не спешил, медленно попивая купленный по полной цене кофе, смотря утреннюю сводку новостей в ленте соц сетей или сайтов. Были и такие же школьники, что шли компашками или палочками, возбужденно обсуждая надвигающийся первый учебный день в году. Для многих он был в новой школе. Смотря на них я чувствовал себя особенно паршиво. Прежде я постоянно был в компании своих приятелей, что не затыкались ни на секунду. Прежде говорил я, потом стали они. По-началу я терпел их, просто не отвечая на их вопросы и истории. Потом, ускорившись, просто ушёл от них, пока они не могли понять, что происходит. Я повторил так пару раз прежде чем они окончательно отстали. Сейчас же я был один. Совершенно. Мне не было грустно, ведь грусть стоило уделять другим вещам, мне было обидно за себя перед самим же собой. Где то в глубине я понимал, что на смогу нормально завести друзей, даже если попытаюсь, но это было в глубине. В общем же, я надеялся на то, что смогу найти их... Посмотрев на большое, я бы даже сказал монструозное здание "UA", я не смог сдержать слов. - А смогу ли?