The Enigma’s Anomaly

В обществе имеется эта невероятно радикальная мысль, что убивать людей — нехорошо. А ещё более порицаемым является человек, чья работа в самом прямом смысле предполагает профессиональное убийство этих самых людей. Можете не ждать от меня опровержения их мнений, но что тут скажешь? Я хорош в своём деле. Наша Вселенная не располагает великим множеством путей карьерного развития для кого-то, чьё главное достоинство — невзрачность. Но, к счастью, у меня чертовски точный глаз. Единственными моими вариантами, двигайся я по карьерной магистрали со спецификой имеющегося набора навыков — были бы охота на уточек и манёвры на дорогах с шашкой в руках и душнилами на заднем сидении. Так что, думается мне, мной был выбран самый оптимальный маршрут. Или наиболее прибыльный, как минимум, что по соображениям всего белого света, равняется лучшему из возможных. Битлз попали в самое яблочко, написав о счастье, как о тёплом оружии. Распевая про то, что я — неудачник, они тоже не ошиблись, но эти мелочи жизни мы, пожалуй, опустим. На самом деле, убивать людей — проще простого. Не так сложно, как может показаться из-за стадных игр сознания. С технической стороны вопроса всё предельно прозрачно, а вот морально-нравственный резонанс — уже совершенно другая история, способная подорвать даже самые матёрые и сознательные умы. Я — упёртый мелкий засранец, имейте в виду, но это отнюдь не означает мою неуязвимость. То, что я убиваю, не подразумевает мою любовь к этому. У киллеров достаточно сплочённое сообщество. У нас что-то вроде монополии на своё ремесленное закулисье, потому что отвоевать место под здешним солнцем практически невозможно. Но как только у тебя это вышло, будь уверен, твоё наследие будет вечным. А если ты в числе наиболее выдающихся единиц, даже сможешь рассчитывать на собственную страничку в Википедии. Есть люди, которые считают меня довольно известной фигурой в этой сфере, всё благодаря моей сноровке. Я не просто убиваю. Я убиваю и исчезаю до того, как кто-либо зафиксирует произошедшее. Что, кстати, является наиболее объективным преимуществом в оценке, ибо чувак, который способен телиться настолько долго, чтобы быть пойманным, однозначно не заслуживает ни почёта, ни славы. Какой толк от киллера, который попался? Как мим с ебальником, разинутым на два села и три дома — попросту иррационально. В жертвенных жилах кипит кровь, а последний вздох ещё не успел сорваться с уст, но меня уже нет. Подобно призрачному видению. Именно поэтому я — Энигма. Подбираюсь ближе, поражаю цель и ухожу. Проще не придумаешь. В моей жизни никогда даже не было непосредственных столкновений с копами, но они наверняка обо мне знают, слухи творят чудеса. Бесчестие — тяжкий груз. Кривым толкам есть где разгуляться, когда вы обладаете талантом, мало-мальски подобным моему. Вполне вероятно, что где-то очень глубоко в ящике какого-нибудь чопорного чиновника под замком высочайшей секретности захоронено дело на меня. И если ты так и не стал папкой в тумбе у гадкого белого старикашки, тогда к чему вообще сводится вся твоя жизнь? К любви, семье, наградам или искусству? Всё это — дешёвый чёс по сравнению с документом, в котором говорится, что однажды ты застрелил человека с расстояния более 2000 ярдов. Разумеется, мне нравится быть центром всеобщего внимания, но куда волнующим я считаю момент, когда «Энигма» слетает пронзительно резким толчком языка от нёба с дрожащих человеческих губ. Потому что моя будничная альтернатива и на секунду не звучит так же угрожающе. Кому вообще в голову придёт робеть перед Фрэнком? Кроме того, всем хочется классное супергеройское имя. Жаль лишь, что краски моего псевдонима, скорее, ведают о злодее, а далеко не о герое. Энигма — неимоверно востребованный убийца. Я, как Старбакс от мира душегубов. Несколько дороже остальных, во многом чья-то тайная страсть и то, в покупке чего никогда бы не захотелось признаться. Но, вопреки всему, людям нравится моя работа. Меня только приняли на новое дело и, судя по всему, работёнка — проще пареной репы. Просто детский лепет. У паренька даже охраны нет, смеётесь? Какая-то убийственная наивность. Удивления у меня его имя не вызвало, потому что я знал, кто это такой. Большей части людей, на жизни которых покушаются, в той или иной мере не чуждо внимание широкой общественности. Либо это, либо дела сердечные с предательскими искрами. А продолжительность жизни изменяющей дражайшей половины известного деятеля, между тем, ниже, чем у перца-краснорубашечника из «Звёздного пути». Конечно я знаю этого чувака, каждая собака в городе знает этого чувака, но это не остановит меня. Как там говорится, деньги есть деньги? Он — какой-то известный художник комиксов, недавно ещё попал в местную газетёнку со своим новым проектом. Не знаком ни с одной его работой, но слышал о самом парне. Честно, понятия не имею, чем обычный мальчуган с карандашом в руке заслужил стать живой мишенью, но вопросы абсолютно точно не входят в список моих прав. Уверен, есть какой-то кулуарный скандал, который требует оперативного сокрытия. Так всегда и бывает. Моя основная специализация — убийства средь бела дня. Люди обращаются ко мне, когда хотят видеть беспорядочную в своём безобразии картину, которая будет настолько громогласно публична, насколько это возможно. Именно так рядовой зритель и узнаёт, что это была ненависть. Потому что никого не убивают на публику, если нет желания донести до масс одну единственную вещь — их ненавидели. Есть шустрики, которые знают всё о том, как убить и выдать это за случайность, либо за естественную смерть. Есть спецы, которые целиком и полностью отдаются грязному и кровавому месиву. А я тот, кому ты звонишь, когда хочешь, чтобы все знали, что произошло убийство. Давайте кое-что проясним, раз и навсегда. Я никогда не получал, не получаю и не получу удовольствия от убийств людей. Убийства цепкой хваткой сжимают всё внутри меня и в этом мире очень мало вещей, которые мне бы хотелось совершить ещё меньше, чем то, чем я уже занимаюсь. То, что действительно доставляет мне подлинное наслаждение, так это — иметь возможность заплатить за жильё. Коль хочешь жить — умей вертеться. Мне нравится быть в состоянии оплатить счета и, если мои расходы равны цене чьей бы то ни было жизни, тогда это то, с чем мне придётся жить. Я знаю, что меня сложно назвать хорошим человеком. Но я никогда и не стремился им быть. Связь другой стороны со мной происходит строго по мере необходимости. И тебе, драгоценный мой читатель, знать это совершенно не обязательно, займись лучше своим делом. Моя контактная информация имеется у крайне ограниченного круга лиц и работаю я по принципу старого доброго сарафанного радио. И если повезёт, то тебе никогда не придётся услышать имя Энигмы, вальяжно всплывшее в том или ином разговоре. Дела свои я веду с великой осторожностью. Никто не видел моего лица, никто не слышал моего голоса и никто никогда не знает, откуда меня ждать. Было бы тяжко поддерживать репутацию, если бы всем было известно, кто я есть на самом деле. Я бы никогда не нашёл себе места в этом празднике жизни, знай народ о том, что Энигма — это товарищ под сто шестьдесят восемь сантиметров ростом, который в ночи шабашит карманником. Аналогичным образом действуют и сами клиенты, в большинстве случаев, личность заказчика мне не разглашается. Они не особо любят раскрываться. Но в этом есть смысл, если бы я заказывал чьё-то убийство, то мне бы самому крайне не хотелось давать этому человеку о себе хоть какую-то информацию, которую тот, в случае чего, представил бы копам на инкриминирующем подносе правосудия. Я не вижу их, они не видят меня — лучшего развития событий и не придумаешь. Но вам лучше жить по совести и не делать глупостей, потому что, если кто-то поручит мне вас убить, будьте уверены — вы умрёте. Я ещё никогда не давал жертве уйти и никогда не был пойман. И не планирую. Всегда начинаю с аванса и, если фортуна таки решит мне улыбнуться, то даже получится сшибить какие-то сведения по цели от самого заказчика. Оставшуюся сумму своего гонорара я получаю тогда, когда дело уже сделано. В этот раз, увы, особых данных на парня мне не предоставили, но не критично, сущие пустяки. Нет ничего, что я бы не смог узнать самостоятельно. Глаза изучающе обводят полученную фотографию. Крайне низкопробная работа папарацци, но даже не имея имени, я сразу же узнаю человека на размытом изображении. Единственный и неповторимый — Джерард Уэй. Я уже отстреливал птиц высшего полёта, но никогда не убирал кого-то действительно известного. Моей каре, преимущественно, подвергаются политики и всякие предприниматели. Но между убийством влиятельного бизнесмена и знаменитости всё же есть разница, пусть он едва ли и дотягивает до второго эшелона звёздности. Классика жанра, если говорить начистоту. Клиент, конечно же, отказался назвать мне имя, но это абсолютно распространённая практика в моей области. Однако, берусь предположить, что это мужчина. Потому что это всегда ебучий мужичонка. Женский мозг никогда не додумается заниматься такой кретинской лабудой. Если у них возникают какие-то межличностные проблемы, поверьте, они найдут рациональные способы разрешения конфликта. Мужики — эпитома развития лени, как явления. Поглощают всё, что посмело с ними не согласиться. Часы говорят, что сейчас только начало пятого, когда я поднимаюсь на крышу здания, выбранного мной для выстрела. Многие уже возвращаются с работы, а кто-то только-только отправляется в школу за своей детворой. Два предыдущих дня я висел у Джерарда Уэя на хвосте и этого оказалось достаточно, чтобы сполна влиться в его расписание. Где-то минут через десять он будет направляться к своей квартире. Кто бы не хотел как можно скорее вернуться в родные стены пятничным вечером? Интересно, о чём Джерард Уэй сейчас думает? Гадает, наверное, чем побалует себя на ужин или что включит посмотреть, когда доберётся домой. Может, строит планы на выходные. Всё это ускользнёт от него уже через пару минут. Единственное, что ждёт Джерарда Уэя в ближайшем будущем — это похороны и кучка рыдающих комиксных задротов. Мои глаза засекают цель, едва его нога ступает на нужную улицу. Идёт пешком, как и все остальные. Его очень легко заметить, собственная причёска выдаёт на раз-два. Грива невиданного ядерно-красного пламени. Это, конечно, не в моих правилах, но я бы почитал с ним парочку комиксов под одеялом. Естественно, в перспективе — трахать я его не собираюсь, хотя бы потому что меня наняли, чтобы сравнять чувака с непролазной грязью центральных улиц, по которым тот сейчас шёл. Кажется, сюжет следующего его комикса для всех так и останется загадкой. Даже напрягаться не придётся. Слежу за тем, как тот идёт по дороге с полиэтиленовыми пакетами в руках. Эта картина выбивает из меня смешок, он на серьёзе использует полиэтилен вместо вторсырья? Матушка-природа слёзно отблагодарит меня, когда я отправлю этого парня в ад из пластика. Устроившись в нужном положении, смотрю в прицел, в фокальной плоскости которого идеально расположилась необходимая цель. Аккуратными движениями ещё точнее навожу прицел винтовки прямо на его голову. Его красные волосы настолько всепоглощающе огненные, вряд ли кто-то заметит разницу, как только алые пряди смешаются с багровой кровью. Даю оружию вольно скользить вслед за его профилем, смакуя мысль о том, как настигну его меж зорких очей двух камер безопасности. Как вам такой финт в публичной казни? Мой цифровой друг совершенно точно это заснимет. Вполне возможно, что мне за этот пунктик даже доплатят, но я на это не особо рассчитываю. Самой малостью толчка моего пальца о курок, пространство охватывает шипяще глухой стук. Эта конкретная снайперка — одна из моих любимиц, благодаря практически безмолвной работе. Звук не глушится на корню, но ты в жизни не догадаешься, что это оружие, если не знаешь, чего ожидать. Я смотрю на мужчину практически синхронно со сделанным в него выстрелом. Отводя взгляд от прицела, дабы собственными глазами запечатлеть то, как пуля неминуемо сравняется с плотью. Пересекая улицу в молниеносном действии, она вырывает из меня удушающе отрывистый вздох. Вижу, как стеклянные витрины магазина отчаянно рушатся о землю, но сам он не падает. Джерард Уэй кидается в сторону и устремляет взгляд на гулко опавшее позади стекло. Он в ужасе, но цел и невредим. В рваном движении его рука прилипает к уху, а мои глаза могут лишь ошеломлённо следить за ним. Я смотрю на него ещё пару секунд, прежде, чем ступор наконец отступает и даёт мне полноценно осознать реальность произошедшего. Я промахнулся. Как я мог так облажаться, когда всё было настолько просто? Глаза рыжеволосого парня дико мечутся от рухнувшего стекла до магазина, будто в неистовом поиске ответов. А я теряю слишком много времени, обдумывая свой следующий шаг. Среди пешеходов началась истерия и я слышу истошные вопли даже на этом расстоянии. Типичная человеческая реакция на подобные вещи, потому что то, что произошло просто не может стать ещё очевидней. Кто-то только что стрелял и у них всех поехала крыша, как у обезумевшего в миг блядского детского сада. Разбитое стекло лишь прибавило несвоевременного драматизма, потому что, попади я в кирпичную стену, люди бы просто подумали о безмерно заёбанном жизнью голубе, который весьма воинственно решил положить конец своим страданиям. Но теперь там царит самый настоящий хаос, уверенно перерастающий во вполне себе реальную задницу. Мне не остаётся ничего другого, кроме как собрать винтовку и рвать когти отсюда как можно быстрее. Нельзя стрелять снова, пока на улицах так много беснующегося народа. У меня была бы возможность сделать второй выстрел, не целься я в него, пока тот был напротив витрин. Но нет, я же выебанная в рот королева драмы, которая больше думает о живописных ракурсах камер, чем о возможности промаха. По самым минимальным моим оценкам, сейчас там несколько десятков осатаневших в панике, но всё-таки сверхосведомлённых о свершённом людей. И парень на крыше, определённо, вызовет не одну тысячу вопросов на каждую истеричную голову. Разобрав оружие с ювелирной оперативностью, я наспех запихиваю его в сумку. Я ещё достаточно молод, чтобы сойти за студента, поэтому рюкзак — лучшее прикрытие. Спешно убегаю с крыши, в лихорадочном темпе спускаясь по лестнице. Я выбрал это здание, потому что оно находится в квартале от дома Джерарда Уэя, а ещё здесь нет никакой охранной системы. Потребовалось лишь стащить пропуск у одного из здешних жильцов и вуаля — дело в шляпе. Но, как показала практика, пробраться сюда — оказалось самой простой частью, хотя обычно всё бывает иначе. Перепрыгнув сразу несколько ступенек, я оказываюсь на улице, одолённой неврастенией и ощутимо более громкой с последнего моего пребывания здесь. Во внутреннем кармане всё ещё лежит мой Глок, поэтому слившись с толпой, я первым делом неотрывно концентрирую свой взор на цели. Но без шансов. Не смогу закончить начатое, пока вокруг творится такая безобразная толкотня. Есть риск навредить случайным гражданам и я этого не хочу. Я никогда не ранил невинного без подписанного договора и абсолютно не планирую начинать. Похоже, я продлил ему жизнь на ещё один день. Как только я примыкаю к толпе ротозеев, таращившихся на оставшиеся от витрины осколки, разум охватывает кристально очевидное заключение — они все знают, что здесь произошло. Кто-то уже нашёл мою пулю. Я бы, конечно, мог посоветовать им не препятствовать своими следами дальнейшему объективному анализу места преступления, но душа не особо располагает мочью на возражения. Флаг им в руки. Чем больше они насвинячат, тем лучше для меня. Пусть хоть всё здесь перероют, отпечатков всё равно найти не удастся. Прежде, чем развернуться и побрести в обратном от возни направлении, окидываю свою жертву последним на сегодня взглядом. Джерард Уэй обескуражен, а глаза его так и продолжают лютовать в немом оцепенении от крыш к зданиям. Ему самому неизвестно, что именно они пытаются найти. Но я чувствую, как сжал его сердце липкими ручищами первобытного страха. Он страстно ищет меня, просто ещё не знает об этом. Я ухмыляюсь своим мыслям, переходя на соседнюю улицу. И тем не менее, промах меня очень озадачил. Видимо, в последний момент он дёрнул головой или типа того, хоть и сам не особо в это верю. Я был так чертовски близок и, в чём я ничуть не сомневаюсь, так это в том, что точно его задел. Мои глаза видели, как он сжимал своё ухо, по всей видимости, пуля всё-таки коснулась самого края хряща. Может, он даже успеет занести инфекцию и помается с ней немного, но гарантирую, его муки не будут долгими. Он, так или иначе, скоро умрёт, так что, не велика беда. Смерть — лучший лекарь… Ну или что-то в этом роде. Стараюсь не слишком зацикливаться на этом. Это была самая обычная ошибка и больше такого никогда не повторится. Моя репутация не пострадает, потому что к завтрашнему рассвету его земное существование таки оборвётся. Сегодня это устроить уже точно не получится, его наверняка потащат к копам и организуют персональную охрану. Но даже при таком раскладе — я всё равно до него доберусь. В сутках слишком много моментов, когда человек оказывается уязвим без малейшего представления об этом. Я доберусь до него, когда он выйдет на секундный перекур. Вылезет он в парк или в ближайший продуктовый, да даже если решит стрельнуть взглядом в окно — я всё равно до него доберусь. В этом мире существует всего несколько мест, обеспечивающих человеку полную безопасность. И, поверьте мне на слово, в Нью-Йорке такого места вы не найдёте. Совсем скоро Джерарду Уэю в самых ярких красках поведают о том, что он стал жертвой снайперской атаки, и вот это вгонит его уже в полномасштабную паранойю. Паранойя — бесконечно сладостная умственная пытка для добычи, потому что она делает их рабами бессознательной суеты и растущего в геометрической прогрессии страха. Не сказать, что я — любитель поиграть с едой, но на языке уже чувствуется изумительный вкус пары-тройки золотых, полученных за то, каким истощённым он был в свои последние дни. Разберусь с ним завтра. Когда бы то ни было, где бы то ни было. Может, мне даже захочется переключиться на пистолет, не вижу особых препятствий. Конечно, это куда более чувственно обременяющий опыт, в котором тебе придётся увидеть, как тускнеет свет за некогда полными жизни глазами. Но этот способ значительно надёжнее. Мало приятного в том, чтобы видеть, как люди безнадёжно цепляются за ускользающую от них жизнь. И я ненавижу это всеми фибрами своей души. Но порой тебе просто нужно поступать так, как ты должен поступить. Вопреки убеждениям и внутренним принципам. Даю вам волю называть это предсмертным подарком на Рождество. Завтра он будет уже совершенно чужой проблемой. Этой ночью он может поискать утешение в своей постели, до хруста в костях сжимаясь от ядовитых игл ужаса под кожей. Но с завтрашнего дня его кровь оледенеет, а тело станет ещё бледнее. А это уже кое о чём, да говорит. Джерард Уэй — действительно стал аномалией в моём досье. Я ещё никогда не мазал мимо цели. Моими руками была сколочена беспрецедентная статистика по смертям с одного выстрела. За очень редким исключением требуется два, чтобы окончательно добить дело. Но я никогда не давал никому уйти, потому что не попал. Я попросту никогда не давал такому произойти, но что-то в этом выстреле поразило меня. Всё было настолько просто. Слишком просто. И я промахнулся. Я не понимаю, как мог не попасть и это не даёт мне покоя. Но это лишь малая аномалия, которую всё ещё можно исправить.