Я был здесь и снова здесь

      Иногда он всё ещё мог ощутить холодный пролива Илиак, направляющийся с Абесинского моря, но эти ощущения не могли быть правдой. Его физическое тело было уничтожено, благодаря вмешательству подземного существа. Это мерзкое и сколькое отродье, порождение безумного разума и предательства, смогло свергнуть его на пике собственного величия. Несмотря на сложившийся исход, в этой ситуации была и позитивная сторона — подземному существу не удалось довести дело до конца и полностью уничтожить его душу.       Физическое тело всего лишь сосуд для разума. Уничтожение сосуда не значило, что содержимое тоже будет уничтожено, по крайней мере, не до конца; за этим следовала более страшная участь — душа в конечном итоге будет разорвана на части и собрать её воедино будет невозможно. В прошлом он уже проводил подобные эксперименты, намереваясь найти способ избежать разрушения души вне сосуда, не прибегая к использованию камней душ, но что бы он не делал результаты были неудовлетворительными.       Было крайне умно со стороны подземного существа бросить все свои оставшиеся силы на уничтожение его тела, он мог даже признать, что это решение внушало малое уважение с его стороны к этой твари. Без тела он был сильно стеснён в своих возможностях, вынужденный, подобно паразиту, использовать чужой разум, чтобы продолжать поддерживать своё отчасти жалкое существование.       В большинстве случаев, он пребывал в спокойном разуме Скакмата, разделяя с ним его полёты над горами Драконьего хвоста или охоту на очередных любопытных путешественников, пытающихся нарушить покой в Кургане Бедствий. В другой раз, стоило ночи опуститься на горный хребет, он навещал хаотичный, не оправившийся от безумия, разум Нульфаги, ведя с ней непринуждённые беседы, но он никогда не злоупотреблял её приглашениями и во веки веков не признается ей в причинах своего решения. Было время, когда он мог пренебречь своим отвращением и вторгнуться в разум глупого и откровенно жалкого в его глазах, так называемого правителя орков, Гортвога, слишком невежественного, чтобы заметить чужого присутствия. Разум орка был диким, в нём не было ничего примечательного, всё казалось слишком простым и незатейливым, но мир, за которым он наблюдал глазами Гортвога, невозможно с чем-то сравнить.       Постоянное перемещение между разумами не вызывало особого дискомфорта, но он не переставал признаваться себе в тишине чужих мыслей, что он желает уединения и перестать смотреть на мир чужими глазами. Он жаждал вернуть себе физическое тело. Тогда он смог бы сполна насладиться ветрами пролива Илиак. Но его собственная плоть была полностью уничтожена в битве за обладание Мантеллой, а воссоздать новое тело также невозможно, как и искусственно создать новую жизнь.       Создать что-то из пустоты подвластно только Богам.       Но он не стал Богом.       Думать об этом было слишком тяжело, не так скоро после своего поражения, поэтому он предпочёл оградить себя от этого вопроса.       Он всё равно найдёт решение.       Если не сегодняшним днём, то обязательно следующим.       Разум Нульфаги угасал с каждым днём всё сильнее.       У этого была вполне естественная причина — короткие годы, отведённые людям.       Но он не мог позволить естественному порядку забрать то, что дорого ему.       Каким бы жестоким и беспощадным его не рисовали в историях, он был справедлив к тем, кто хранил ему верность и разделял с ним одни идеалы, рискнув многим, встав на его сторону.       Бывшая королева устало смеётся, этот смех лишён прежних ярких эмоций, а её бренное тело теряет последние силы. Он чувствует, насколько ей тяжело продолжать поддерживать свою жизнь. Его магия тянется к ней, чтобы избавить её от бренности жизни и подарить то, что она поистине заслужила — безвременье. Это бесценный дар, который получали от него лишь единицы, это был символ признания трудов его последователей.       Нульфага не переставала улыбаться, а её дыхание постепенно замедлялось.       — Я желаю смерти, Маннимарко, — говорит Нульфага с одним из своих последних вздохов.       Его магия рассыпается от потерянной им концентрации над созданным заклинанием, когда звучание его имени будит внутри него подавленные чувства.       Скакмат беспокойно щелкает зубами, встревоженный беспорядочным состоянием некроманта.       Почему она назвала это имя?       После проигрыша в битве с Подземным Королём он отказался от него.       Веселье не покидало бывшую королеву Даггерфолла. Когда со смерти её сына минуло несколько лет, веселье стало для неё единственным фундаментом, на котором она была способна устоять. Даже сейчас, пребывая на смертном одре, она не испытывала ничего кроме веселья. Но Маннимарко никогда не забывал об обратной стороне: это веселье было последствием того страшного безумия, наложенного Нульфагой на себя, в стремление избавиться от боли потери.       Разум Нульфаги разрушался, но он всё ещё оставался приветливо открытым.       Она приглашала его.       И он с почтением принимает предложение бывшей королевы.       Образы в разуме Нульфаги никогда не имели чёткой формы, повреждённый разум всегда обречён на беспорядок. Смерть Лизандуса свела её с ума, когда же дух её сына обрёл покой, Нульфага медленно начала приходила в себя, он был достаточно осведомлён со стороны Скакмата о её выздоровление. Он не верил в то, что это было возможно за такой короткий срок. Так или иначе, увидеть подтверждение своими собственными глазами — совершенно другой опыт.       В отличие от нечётких линий руин, которые он наблюдал в своих предыдущих визитах, сейчас это было крепкими стенами, украшенные зеленными знамёнами с драконом, слабо развивающимися на легком ветру. Они стояли высоко и гордо, выстроенные из камня, продолжавшего сверкать даже в тени.       Над ним щебечут птицы, а легкий ветерок, гуляющий вокруг, с нежностью ласкал пышные бутоны цветов и ему казалось, если он осмелится закрыть глаза, то смог бы ощутить его прикосновение. Он узнал древнюю нордскую архитектуру крытых дорожек, обрамляющих сад в замысловатых тропинках, ведущих через живописные цветы.       Его взгляд обращается к каменной беседке, укромно спрятанной за пушистыми кронами деревьев, и что-то внутри него надрывается.       Привязанность — черта слабости. Он жил с этим убеждением, не зная другой истины. После смерти с ним остались только ненависть к живому и одержимость своими идеалами. Сейчас, когда его взгляд устремляется к Нульфаге, гордо стоящей среди великолепия сада, он испытывает волнение и страх перед потерей.       (Это не страх)       Что-то страшное глубокого внутри, спешно напоминает ему об истинных чувствах.       Он пресекает это.       Сейчас не время.       Он делает неуверенный шаг вперёд, затем ещё один. Мир оставался устойчивым. Он подходит к беседке, не сводя глаз с королевы, дожидаясь её разрешения, прежде чем он посмеет подняться по каменным ступеням и встать рядом с ней.       — Это необычно, — птицы и ветер смолкают, стоит Нульфаге начать говорить, — когда тот, кто приносит в мир духов лишь ужас, сам выглядит испуганным.       Обычно он жестоко наказывал любого, кто открыто выражал своего неуважения к нему; не было разницы в том был ли это враг, невовремя проявивший отвагу, или слуга, неаккуратно подобравший слова.       Сейчас он просто уцелевший кусок той личности, которая с позором проиграла ничтожнейшему созданию, пробудившемуся в подземных глубинах. После проигрыша он потерял почти всё, чего добился за прошедшие века и в таком состояние он мог позволить себе испытывать страх перед потерей того, что у него осталось.       Вязкое чувство гноится внутри, в этот раз более настойчивее.       (Я не боюсь)       Он ничего не отвечает, продолжая ждать её разрешения. Ни ветер, ни птицы не возвращаются, чтобы нарушить тяжелую тишину, повисшую между ними.       Взгляд Нульфаги не отрывался от его лица. Сосредоточившись на его внешности, тёмно-фиолетовые глаза искали ответ в образе перед собой, но ответ никогда не лежал на поверхности.       Выторговать ответы у Маннимарко — тонкая игра разума, которая не терпела спешки. Играть с ним было удовольствием, которое необходимо неторопливо вкушать. Их игры напоминали ей дворцовые интриги Хай-Рока. Несмотря на то, что из-за них она потеряла свою семью, они были частью её жизнью, без них всё казалось скучным. Нульфага желала сыграть с ним в последний раз, чтобы напомнить себе о том удовольствие, но она прекрасно осознавала, насколько время бесценно в этот момент.       Нульфага кивает ему. И птицы, и ветер вновь наполняют мир, выстроенный вокруг них.       Он хранил молчание, не находя подходящих слов, чтобы озвучить их перед королевой матерью. Он проводит руками по камню, чувствуя приятный холод, исходящий от его гладкой поверхности, прежде чем войти под тень крыши беседки. Его шаги эхом отдавались в пространстве.       Мир за пределами каменной беседки был детально выстроен, но пространство внутри казалось слишком широким, пустым и неприветливым. Он долго вглядывается в пустоту, ожидая, что его взгляд сможет за что-нибудь зацепиться. Этого не произошло. Никаких статуй, украшений или даже святынь, скрытые тенями.       — Большую часть моих дней я провела в саду, — её голос был полон горечи и невысказанной обиды.       Нульфага вела себя нехарактерно тихо рядом с ним, поэтому её слова застают его, погруженного во тьму вокруг, врасплох. Всё его внимание приковывается к ней.       — У меня было достаточно времени, чтобы запомнить каждый цветок, который рос здесь, — он слушал, не перебивая и с каждой секундой что-то разгоралось в нём.       Он протягивает руку к Нульфаге и осторожно касается её щеки. Образ величественной королевы Даггерфолла рассыпается под его холодной ладонью, раскрывая перед ним слабую Безумную ведьму.       Странное чувство полностью захлёстывает его.       Причина, по которой Нульфага не покидала сада была известна им обоим. Тоска по мёртвым терзала её душу.       В тот день, когда широкая тень от крыльев Скакмата проплыла над замком Даггерфолла, она пришла к нему за справедливостью. Король Червей был достаточно любезен, согласившись исполнить её желание в обмен на безусловную преданность его искусству.       Нульфага поддаётся своей слабости, закрывает глаза и наклоняется к прикосновению.       — Примет ли меня Аркей после всего, что я сделала? — её вопрос был искренним.       — Арк`эй милосерден ко всем, — сказал он с серьёзностью, которая удивила их обоих. — Он примет тебя, если ты этого пожелаешь.       За пределами разума Нульфаги, её тело перестало сопротивляться наступающей смерти. Она тонула в утешение, которое Маннимарко ей предлагал. Иллюзорный мир, выстроенный её разумом, мрачнел, разрушаясь вместе с её последними вздохами.       Скоро она будет со своей семьёй.       Они вновь будут вместе.       Теперь навсегда.       Наверняка думает она.       Темнота почти добралась до них, когда дикое пламя вспыхнуло вдалеке, прогоняя тени. Нульфага глубоко поглощена своими видениями, чтобы это заметить. Его пристальный взгляд в последний раз скользит по чертам лица Безумной ведьмы, стараясь запечатлеть в памяти её последние секунды.       Правда в том, что она стала Безумной ведьмой из-за него.       — Но Арк`эй никогда не получит моих детей.       Он отдёргивает руку.       Отстраняясь от неё, он уносит с собой мёртвый холод и последнее видение Безумной ведьмы. Маннимарко перестаёт сдерживать тёмную гниль внутри себя, даруя полную свободу своей природе.       После проигрыша в битве с Подземным Королём он отказался от своего имени.       До подходящего момента.       Этот момент настал спустя десять лет с битвы за обладание Мантеллой.       Пламя Скакмата быстро распространяется по разуму Нульфаги.       Она стала Безумной ведьмой с того самого момента, когда в разгар последней битвы Скакмат принёс на своих крыльях плотный туман на поле брани, чтобы скрыть ловушку, устроенную лордом Вудборном для Лизандуса.       Теперь её тело сгорает вместе с курганом Бедствий.       Нульфага жила во лжи и умерла во лжи.

***

      Оставаться в Хай Роке дальше не имело смысла из-за бдительных агентов Подземного короля, почувствовавших воодушевление после победы их Господина над Королём Червей.       Необходимо было двигаться дальше и сместить оставшихся последователей подземного существа до того, как они станут ещё большей угрозой его существованию. Поэтому некромант был занят тщательным продумыванием своих дальнейших действий с начала отбытия его последователей в последний оплот их Ордена, скрытый в тумане моря Жемчуга — Коралловое королевство Трас.       Он оградил своё присутствие в разуме Скакмата, не желая отвлекаться от своих размышлений. Его зрение оставалось затуманено, но Маннимарко всё ещё мог видеть тени от огромного размаха драконьих крыльев, проносящихся над кораблями, и тогда его мысли неосознанно возвращались к дракону.       Скакмат — древнейший дракон. Больше и сильнее своих сородичей, он один из первых, кто летал в небесах Нирна ещё до того, как на землях Акавира появилась жизнь. Скакмат был бесценным источником знаний, которыми он охотно делился с Маннимарко в обмен на его сокрытие от драконьей стражи, продолжающей свою охоту на выживших драконов.       Маннимарко больше не обладал прежними силой и влиянием, чтобы справедливо выполнять свою часть сделки, но Скакмат продолжал следовать за Королём Червей и никаким образом не ограничивал его в знаниях.       Драконы были хитрыми и алчными существами, не признающими контроль над собой. Маннимарко не сомневался, что Скакмат преследовал что-то большее в их сотрудничестве.       Земли королевства Ул`вор-Кус поднимаются из-под воды, когда Скакмат ревёт, заявляя об их присутствие. Слоады там, чтобы приветствовать корабли. Дальнейшее происходит без присутствия Маннимарко, его ждали дела. Он покидает драконий разум и вместо него вторгается в разум одного из слоадов, верного и послушного Н`Гасты, покорно принявшего присутствие Короля Червей.       Он видит разум Н`Гасты впервые.       То, что представляло собой бесконечные коридоры архивов под открытом небом, было в солидном беспорядке. Книги и пергаменты шуршали от бушевавшего штормового ветра, а стеллажи с книгами тревожно покачивались из стороны в сторону.       И по среди этого бедствия стоял слоад.       Маннимарко смеётся, на его памяти Н`Гаста никогда не выглядел хуже. Сжавшийся от страха, не находящий слов, чтобы поприветствовать его. Слоад, очевидно, знал, что произошло и понимал последствия. Это не мешало его душе метаться в неверие, достигнувшем критической точки теперь, когда Король Червей вернулся бестелесным и без титула Бога.       — Найди мне подходящее тело, — Маннимарко наконец нарушает молчание.       Он порядком устал и желал как можно скорее уединиться в своих собственных размышлениях, направленных в будущее.       Слоад хрипит согласие на своём языке.       Н`Гаста знал какая участь его ожидает, если он не справится.       Мёртвые тела податливы для изменений. Они были пустыми сосудами, ожидающими момента, когда их наполнят. Нет ничего сложного в том, чтобы захватить умершее тело и присвоить его себе.       Но преподнесённое слоадом тело ломается, стоит Маннимарко попробовать подчинить его себе.       Он чувствует сломанные кости, рассыпающиеся в пыль и мёртвую плоть, крупными комьями падающую на пол.       Н`Гаста испуганно отходит назад.       Король Червей не обращает внимания на страх слоада, сосредоточенный на боли от разрушения плоти.       Это должно быть объяснение.       Тела — это сосуды, призванные хранить души. Они не обладают своей волей и не способны самостоятельно отвергнуть содержимое.       Возможно, он где-то допустил ошибку из-за спешки.       Слоады существа сдержанные, они всегда скупы на выражение эмоций. Когда Маннимарко бросает на Н`Гасту последний требовательный взгляд, прежде чем покинуть обезображенное тело, он наслаждается застывшим ужасом на слизнеподобном лице.       Н`Гаста понимает невысказанный приказ и преподносит ещё несколько тел и Маннимарко пробует занять каждое из них.       Но всё это бесполезно.       Маннимарко в ярости воет, когда очередное тело мучительно рассыпается в прах. Его разум не переставал кружиться в хаосе, ища ответы. Какой бы сосуд он не пытался присвоить — он разрушался. Плоть не перестала стекать с костей отвратительной вязкой субстанцией, внутренности взрывались, а кровь кипела. Боль, испытываемая им, при каждой новой попытке сводила с ума.       Ярость поднимается внутри него, когда воспоминания о последнем сражение всплывают в его подсознание. В конце их противостояния, когда стало очевидно, что Маннимарко обречён на проигрыш, Подземный король не сдерживал свой омерзительный хохот.       Он подозревает, что Подземный король уже тогда знал на какую участь он обрекает Короля Червей.       — Ты же видишь это?! — из-за прерывистого дыхания слова застревали в горле, но ненависть помогала ему держаться и закончить, выплюнув проклятое имя. — Арктус!       Дракон чувствовал его утекающее сознание.       Скакмат издаёт громкий рёв, сотрясающий стены лаборатории Н`Гасты.       Это последнее, что он слышит прежде, чем последнее тело из двух десятков приготовленных, полностью ломается и боль прекращается. Маннимарко чувствует, как его накопленная магия истощилась от всех попыток. Его собственный разум страдал до такой степени, что тщательный контроль над ситуацией трескается.       Разве он может исчезнуть?       Он теряется.       Он не может сейчас уйти в забвение, все его жертвы будут обесценены.       Его разум вертелся в отчаяние, ища ответы, но ход мыслей прерывается, когда что-то крепко хватает его и дёргает за собой в глубины небытия. Сил для борьбы не осталось, и он позволяет себе потеряться.

***

      Нужно время, чтобы собрать сломанный разум.       Маннимарко пройдёт по узким улицам, среди холодного камня и однотонного неба над головой, прежде чем увидит всплеск цвета. Цветок, распустившийся из трещины в камне. Эльф всегда будет срывать его, пряча цветок в ладонях от кусающего ледяного ветра, и продолжать идти. И идти. И идти.       К концу пути цветок увял.

***

      Вокруг него нет ничего конкретного. Он продолжал блуждать в темноте, неспособный определить направление.       Там был голос, наполняющий его уши.       У меня нет земных желаний. У меня нет смертной гордости, нет мелочной жадности.       Тихое бормотание. Он знал, что этот голос принадлежит ему.       Только такой, как я, может владеть такой силой, Ибо я бы взял её в Этериус и оставил бы эту земную оболочку.       Его губы больше не шептали.       Тогда это сделка.

***

      Маннимарко почувствовал вкус металла, заполнивший рот. Его глаза резко открылись, и он увидел тёмное небо, усыпанное звёздами. Он смотрел на него собственными глазами.       Он смог занять тело?       Всё внутри него замерло. Маннимарко неуверенно пробует поднять левую руку, опасаясь, что она тут же рассыпется в прах. Когда рука оказывается перед ним, она выглядит целой и здоровой. Никакого зловония смерти и разложения. В окружающей темноте он способен оценить только силуэт конечности, но этого достаточно. Он сгибает руку в локте, наслаждаясь вернувшимся ощущением плоти и костей. За наполнившим его наслаждением, Маннимарко не сразу обращает внимание на то, как кровь просачивается сквозь зубы.       Острая и точечная вспышка боли расцветала внутри, рефлекторно его ладонь опустилась на грудь.       Падам.       К горлу поступил ком.       Падам.       Его проклятое сердце билось.       Падам.       Маннимарко сглатывает образовавшийся ком в горле. Тело, которое он, кажется, занял было живым. Его чувства сковывает недоверие к реальности происходящего. Мертвец в живом теле? Это не может быть правдой, даже в мечтах.       Он вновь прислушивается к ощущению в груди.       Сердце билось, но с каждой секундой его становилось труднее почувствовать.       Это тело умирает.       Он был потерян.       Стоило ли дать этому телу умереть?       Если это тело умрёт, оно отвергнет некроманта, как и все предыдущие?       Маннимарко не знал, как поступить. Давно прошли времена, когда он был жив, и когда он переживал о том, чтобы не умереть.       Но если он ничего не сделает, то потеряет, возможно, последний шанс на своё возвращение.       Он заскрежетал зубами, игнорируя сомнения. Маннимарко не отступит сейчас.       Некромант пытается сесть. Маннимарко уверен, что его попытки выпрямиться со стороны выглядят неуклюжими, ему всё ещё было необходимо привыкнуть снова владеть физическим телом спустя долгое время существования за счёт паразитирования в чужом разуме.       Не помогала и острая боль в груди.       Ах, значит, он ранен.       В ближайшей перспективе он не сможет подняться. Попытка пошевелиться грозит нанести больше вреда. У него нет другого выбора, кроме как лечь обратно и лечить тело, опираясь только на самоощущения.       Магия школы восстановления никогда не вызывала у него восторга. Слишком простая и незаурядная для некроманта, ненавидевшего жизнь и покой, но в данной критической ситуации, он не располагал другими вариантами. Маннимарко призывает исцеляющее заклинание, прикасаясь к месту на груди, где по ощущениям находилась рана. Призванное заклинание самое простое, но этого достаточно, чтобы почувствовать, как ранение неспешно затягивается.       Медленно боль унималась.       Но сердцебиение по-прежнему затухало.       Жизнь продолжала покидать тело.       Его лоб хмурится. С большей сосредоточенностью он концентрируется на внутренних ощущениях. Какое бы спокойствие он не чувствовал раньше, его мысли начинают становиться истеричными. Он делает вдох, чтобы успокоиться, но выдохнуть не может. И теперь, когда он стал более бдительным, до него начинает доходить степень его травм. Маннимарко делает деликатное, небольшое экспериментальное покачивание, заставляющее его почти потерять сознание от боли, но также даёт ему удостовериться, что ранение далеко не поверхностное. Несколько рёбер точно сломаны. Там есть что-то ещё. Возможно, внутренне кровотечение. Он не исключал, что повреждённые рёбра могли задеть лёгкое, это объяснило бы проблему с дыханием.       Раны слишком серьёзные, чтобы он мог справиться с ними. Очевидно, это безысходная ситуация.       Маннимарко некромант, достигший мастерства в колдовстве и мистицизме. Для него естественно лишать кого-то жизни и поднимать уже мёртвые тела. Но лечить…       Нет, думает он и останавливает формирование мысли.       Он должен сохранять спокойствие, лишние волнения не помогут.       Он справится с этим.       Его первоначального тела больше не существовало, но его магия, знания и опыт всё ещё с ним.       Маннимарко не умел проигрывать.       Он вновь призывает исцеляющее заклинание, оно слабое, не требующее особой концентрации. Маннимарко поднимает вторую руку и плотно прижимает ладонь к груди, игнорируя поднимающуюся боль.       Магия школы колдовства вызывала у него приятные чувства. Изящная, требовательная, любящая чёткий контроль, близкая для некроманта, мечтающего оставить свой след в истории, он не знал варианта лучше. Второй рукой Маннимарко призывает заклинание ревенанта, сильнее прижимая обе ладони к груди. Колдовство и восстановление танцуют друг с другом, смешиваясь под его ладонями, образуя ласковый зелёный цвет. Усиленное колдовством заклинание исцеления действует эффективней. Боль отступала заметно быстрее.       Маннимарко прислушивается к сердцебиению. Оно всё ещё слабое, но более стабильное. Он делает осторожный вдох, боль продолжала напоминать о себе, но выдохнуть не мешала. Жизнь слабым пламенем продолжала тлеть в этом теле.       Заклинание неидеально. Настолько деликатные травмы оно не исцелит, сколько бы магии он не потратил. Жизненных сил у него тоже не в избытке. Теперь, когда Маннимарко не чувствует себя уязвлённым, он мог бы поручить Н`Гасте заняться более грамотным лечением для этого тела и, исходя из результатов его работы, решить судьбу слоада. Несмотря на множественные провалы слоада ранее, Король Червей достаточно милосерден, чтобы дать Н`Гасте шанс продолжить служить ему.       Его прикосновения к чужому сознанию не будут настолько чувствительными, как прежде, когда он не был привязан к физическому телу, но этого должно хватить, чтобы передать свои приказы.       Маннимарко тянется к разуму Н`Гасты и ничего не чувствует.       Он абстрактно знает, что связь, которую он разделял со своими подчинёнными не может исчезнуть просто так.       Приходит тихое и сдержанное осознание.       Н`Гаста прячется от него, совершенно спокойно отмечает его разум.       О, Маннимарко мысленно огрызается, жалкий червь прячется, отсчитывая последние секунды своего существования.       Магия кусает кончики пальцев и рассеивается, новые попытки вновь призвать заклинание проваливаются. Это означало только одно — его магия полностью истощилась. Он высокий эльф, у него более глубокие резервы, чем у большинства и с годами совершенствования в магическом искусстве они углублялись. Но сейчас он занимает чужое тело, не приспособленное к огромному количеству магии, и способное принять лишь крупицу имеющегося. Маннимарко закрывает глаза и хмурит брови в лёгком огорчение.       Время от времени мир будет напоминать ему, что он не непобедим.       Он осторожно отводит руки от груди и прижимает их по бокам, прерывисто выдыхая. Необходимо было поторопиться с тем, чтобы заявить своему Ордену о его физическом возвращение до того, как ситуация осложнится.       Н`Гаста достаточно труслив, чтобы встретиться с ним. Маннимарко вынесет ему приговор за его трусость поздней. Некромант может довольствоваться тем, что свяжется с кем-нибудь из слуг Ордена, блуждающих по острову. Он сохраняет свой разум достаточно пустым и медитативным, Маннимарко сосредоточенно ищет ниточки связи, за которые мог бы ухватиться, но вновь натыкается на окружающую пустоту.       И никто не беспокоит его в ответ.       Там была тишина, заменившая эхо разумов его подчинённых.       Связи, которые Король Червей разделял со своими последователями, как будто исчезли.       Должна быть причина нависшей тишине.       Что-то случилось за время его отсутствия?       У него перехватывает дыхание.       Он не знал сколько времени прошло за его попытками вернуться. Было ли его отсутствие настолько продолжительным, чтобы выстраиваемый столетиями Орден, мог быть разрушен?       Даже при истине подобного исхода, кто-то должен был остаться.       Блуждая в тишине, он углубляется в ту часть своего разума, существование которой предпочитал не замечать и наконец уловил шум.       Приглушенный ропот, очень знакомый, постоянно преследовавший Маннимарко после происшествия в проливе Илиак. Это был шум дракона, который заметил, что его покой был нарушен.       Связь, покрытая сажей и полная смога.       Скакмат.       Из всех, с кем был связан Король Червей, остался только хитрый дракон.       Маннимарко издаёт грустный и тихий смешок. Мотивация Скакмата продолжать цепляться за их связь для некроманта неизвестна. Он не верил в искренность и привязанность, у драконов не существовало подобных понятий. Чтобы вести разговор с драконом на равных нужно обладать силой.       Для драконов сила равна истине, а Королю Червей только предстояло вернуть свои силы, прежде чем он объявит дракону свою истину.       Некромант ограждает свой разум, лишая Скакмата малейшего шанса присмотреться к его непродолжительному присутствию, и раскрывает глаза, опять встречаясь с тёмным полотном неба, усыпанным яркими звёздами.       Ему было важно узнать о судьбе его Ордена и сделать это как можно скорее. После проигрыша Подземному Королю он потерял почти всё. Маннимарко не мог спокойно принять потерю оставшегося.       Маннимарко стремился оставить в истории Нирна наследие, которое не забудется и мысль о том, что он мог всё окончательно потерять…       Он не позволяет своим мыслям зайти далеко.       Для начала требовалось полностью восстановить жизнеспособность своего нынешнего тела.       За ожиданием восстановления своей магии, он мог бы поискать знакомые созвездия. Раньше, когда он не был поглощён своими амбициями, кажется, ему это нравилось.       Его взгляд лениво скользит по небу и ему показалось, что он узнал много знакомых очертаний в звёздах, мягко мерцающих над ним, хотя их названия не приходили ему в голову. Но одно скопление звёзд было ярче остальных, притягивая к себе внимание. Маннимарко проводит мысленные линии, образующие легко узнаваемый рисунок, принадлежащий созвездию Ритуала.       Созвездие Ритуала главенствует в небе в месяц Высокого Солнца.       В этом месяце Маннимарко проиграл подземному существу.       Некромант мог только смотреть на звёзды, понимая, что должен чувствовать себя оскорблённым из-за данной шутки со стороны судьбы. Вместо этого он задумывается.       Он не признается себе в интересе, но с самого момента поражения его волновал один вопрос.       В тот момент, когда Подземный король уничтожил тело Короля Червей и сохранил его душу, было ли это неосторожной ошибкой или уготованной пыткой?       Трава под ним была приятно прохладной, а тишина лежащая вокруг была комфортной. Маннимарко закрывает глаза, прислушиваясь к ощущению медленно циркулирующей магии в крови. Его чувство времени затуманилось.       Он не смог бы сказать, как долго он так лежал до того, как почувствовал чьё-то приближение. Неизвестный бродит вокруг в том, что Маннимарко казалось исследованием. Это продолжалось недолго и в конечном итоге шаги замирают рядом с ним. Он не раскрывает глаз, его дыхание замедляется в предвкушение.       Он ждёт, что будет дальше.       Неизвестный опускается на колени рядом и чужие руки тянутся к нему с подозрительным намерением.       Остальное проходит быстро.       Он не позволяет коснуться себя, молниеносно вскинув руку и сжав свою ладонь на чужой шее. Маннимарко удивляется от куда в ослабленном тяжёлым ранением теле столько силы. Отчётливо слышен прерывистый хрип, и только тогда он позволяет себе раскрыть глаза и впиться взглядом в прервавшего его одиночество человека.       Некромант усиливает хватку и подтаскивает испуганное лицо ближе к себе, так чтобы он мог отчётливо услышать, как незнакомец задыхается. Он не обращает внимание на внешность человека, совершенно не заинтересованный в том, что находится на поверхности. Маннимарко заглядывает глубже, туда, где горит душа. Вот что его привлекает.       Душа, которую он может поглотить, чтобы исцелить свой новый сосуд.       Магия, скопившаяся в его крови, формируется в кровоточащее красным колдовство. Оно кипит беспорядочными искрами в его ладони, обжигая чужую шею. Человек в полной мере не осознает произошедшего за те несколько секунд, с момента, как он без опаски опустился на колени перед бездыханным телом. Возможно, это сделает его смерть легче.       Маннимарко не зацикливается на правильности или неправильности своих действий, легко отбирая чужую жизнь и присваивая её себе. С помощью магии он превращает отобранную жизнь в самое чудесное, благословенное исцеление, просто вливающееся в него. Некромант содрогается от немедленного эффекта, которое это оказывает на его тело. Порезы и переломы закрываются и сращиваются, облегчая боль. Он наслаждается этим ощущением и тем, насколько оно отличается от прошлых неуклюжих попыток Маннимарко исцелиться.       Когда исцеление завершается, некромант отбрасывает опустошенное человеческое тело с ещё большей силой чем прежде. В конце концов, ему не нужно задумываться о морали. Он сделал этого не из-за своей жестокости, а из-за простого желания выжить.       Когда дело касается выживания, многое прощается.       Раны более не сковывают его тела и Маннимарко двигается, вставая. Он тянется, выпрямляясь во весь рост.       Что ж, первостепенная задача выполнена — новое тело полностью исцелено.       Теперь ему было необходимо вернуться к своему Ордену.       Он должен был найти своих последователей.       Но как он сможет их найти, если даже связаться ни с кем не способен?       Где он вообще находится?       Ночная темнота не позволяет рассмотреть многого, но небольшого освещения от луны, скрытой за облаками, вполне достаточно, чтобы различить силуэты высоких деревьев, растущих вокруг. Его взгляд блуждает по окружению до тех пор, пока он не замечает приглушенное свечение, мерцающее в беспорядке за невысоким каменным уступом.       Некромант хмурится, понимая, что человек пришёл именно оттуда.       Был ли там его лагерь?       И самое главное… Был ли он один?       Рискованно двигаться дальше без какой-либо информации.       Маннимарко с нежеланием оглядывается на бездыханное тело. Его рот скривился и дёрнулся. Возможно, человек ещё может быть полезен.       У него осталось совсем незначительное количество магии, но этого должно хватить чтобы забрать нужные ему ответы от умершего.       Дело в том, что каждое существо наделено определённым количеством магии. Она такая же неотъемлемая часть существ, как плоть и кровь. Также как при должном таланте можно научиться использовать собственную магию творя заклинания, Маннимарко нашёл способ использовать чужую магию.       К сожалению, пока он приноровился работать только с мёртвыми.       Но он был уверен, что это вопрос времени, когда он доберётся и до живых.       Остатки его магии проникают в чужое тело, изменяя его структуру, предавая ему совершенно иную форму. Он манипулирует чужой магией, как своей собственной и сама идея насильственно менять чью-то природу была волнительной.       Арк`эй говорил: не оскорбляй духов мёртвых.       Этим Арк`эй и показывал свою слабость, по сравнению с ним.       Маннимарко не позволял сковывать себя моральными устоями, он был свободен от любых запретов, поэтому и был сильнее.       Человеческое тело трансформируется нелицеприятным образом, оно пузырится, напоминая кипящую жидкость и с омерзительным чавканьем плоть постепенно становится пустым книжным переплётом, медленно заполняющийся воспоминаниями мертвеца, превращёнными в исписанные страницы.       После подобного точечного манипулирования магией, не только своей, но и чужой, Маннимарко полностью опустошён. Магическое утомление не то, с чем он сталкивался на повседневной основе, но он не спешил жаловаться. Всё произошедшее послужит ему новым опытом, который поможет ему вырасти.       Ещё больше возвыситься над остальными, чтобы стать Богом.       Подобрав преобразованную книгу, первое что он замечает — корешок книги кровоточил, пачкая ладонь. Он цыкает в отвращение, подобная работа не только далека от идеальной, но и близко не приблизилась к критерию удовлетворительной. Маннимарко раскрывает книгу, опасаясь худшего.       И худшее подтверждается.       Большинство страниц склеено вязкой розовой субстанцией, характеризовать её было сложно. На сохранившихся листах красовался покосившийся текст, совершенно нечитаемый.       Борясь с собственным отвращением, Маннимарко отказывается сдаваться.       Перелистывая незапачканные страницы, он пытался отыскать что-нибудь полезное, любую информацию, которую смог бы использовать.       Страницы больше хлюпают, чем шуршат, но Маннимарко перебирает их до тех пор, пока не натыкается на короткую запись, единственную которую мог прочитать.       «Святилище… вниз по реке от Вайтрана».       Маннимарко выхватывает знакомое название.       Вайтран — один из пяти крупнейших городов в Скайриме.       Скайрим находился на другом конце света от Жемчужного моря, слишком далеко, чтобы его магия дотянулась до подходящего сосуда. Идея о том, что он проснулся в северном королевстве абсурдна.       Но это бы объяснило неспособность Маннимарко связаться с собственным Орденом. Кажется, только после осознания этой мысли он в полной силе ощущает своё разочарование.       Скайрим отставшее в развитие от всего остального материка королевство, полное неотёсанных дикарей, предпочитающих словам кулаки.       Но запись могла означать что-то другое.       Давние воспоминания или какие-то навязчивые мысли человека.       Маннимарко вновь бросает взгляд на приглушённый свет.       Сохраняя осторожность, он направляется к каменному уступу, не ожидая чего-то.       Он ничего не чувствует, когда его взгляд устремляется на молчаливую статую воина, стоило ему заглянуть за уступ.       Этот образ, пронзающий змея, он знает слишком хорошо.       Святилище Талоса.       Маннимарко усмехается. Нет, смысла и дальше отрицать очевидное.       Он проснулся в Скайриме.       Что ж, прекрасно. Он справится и с этим испытанием.

***

      Он уверенно бредёт по заросшему лесом ландшафту, пока наконец не находит описанную в воспоминаниях человека реку. Ему следовало двигаться дальше. На данный момент у него было направление, в котором он мог проложить свой путь без каких-либо препятствий. Но любопытство трудно побороть, поэтому он осторожно подходит к краю берега и наклоняется ближе к воде, вглядываясь в то, что отражается в спокойном течение.       Маннимарко трудно описать свои ожидания от нового тела; до момента своего проигрыша, он никогда не воспринимал идею сменить своё старое тело, каким бы болезненным оно не было, на новое всерьёз.       Он не помнит, как выглядел в прошлом.       Когда ты прожил столетия ты видишь, что всё вокруг это форма, вырастающая из самой себя. Иногда ты уже не можешь видеть деревья, только корни.       Это мельчайшая часть цены за бессмертие.       Собственные черты лица Маннимарко предпочитал прятать под длинными мантиями. Он не хотел видеть своего отражения, потому что это больше не имело значения; на тот момент он был уже готов оставить эту земную оболочку.       Единственное, что всегда всплывало в памяти — белые волосы. Он не мог восстановить в памяти было ли это приобретено с течением времени или они были у него изначально.       Но отражение в воде застаёт его врасплох. Даже в ночной темноте он может разглядеть золотистые волосы и кожу. Это типично лишь для высоких эльфов, а это значит, что он всё ещё альтмер.       Его пальцы изучающе скользят по щекам, когда он наклоняется ещё ближе к воде, вглядываясь в своё новое отражение и отмечая новые детали.       Лицо довольно молодо, но выглядит старше из-за тёмных кругов под глазами и впалых щёк. Мальчишка долго и мучительно умирал от полученных ран. Должно быть, в какой-то момент юнец решил сдаться, тогда же его место и занял Король Червей.       Когда один нашёл смерть, другой получил спасение.       Благодаря прояснившейся голове, Маннимарко обращает внимание на стоящий вокруг него сильный запах. Слегка солоноватый и сладковатый. Довольно приятный, заставляющий его сглотнуть скопившуюся слюну.       Взгляд медленно соскальзывал с лица ниже, к одежде и только тогда он замечает в насколько плачевном состояние она находится.       Длинная и плотная роба, сильно изодранная и держащаяся на одном поясе, со слабыми магическими чарами, настолько слабыми, что он не заметил их до того момента, пока они сами не напомнили о себе блеклым свечением.       Запах исходил от свежей крови, пропитавшей плотный материал робы.       Он не может идти дальше в таком виде. Он в Скайриме. Погода холодная, а дикая природа излишне агрессивна. У свежей крови приятный запах, он должен подождать пока она не засохнет, но в холодную погоду кровь прекрасно сохранит свой запах. Ему нужно было избавится от этой одежды, если он не хотел привлекать к себе внимание диких животных и ещё… неизвестно кого.       Маннимарко срывает робу, по крайней мере, он пытается сделать это как можно быстрее, но из-за нелепо большого количества металлических застёжек, назначение которым он не может придумать, это занимает больше времени. Расправившись с непригодной тряпкой, он откидывает её в сторону, подальше от себя. Под робой всё ещё оставалась приемлемая чёрная рубашка, также испачканная в крови, в ещё больших количествах. Её он снимает следом и мгновенно ощущает кусающий холод. Маннимарко не выбрасывать рубашку вслед за робой, вместо этого он складывает её рядом с собой. Состояние рубашки можно было исправить, если он постарается, чего нельзя было сказать об испорченной робе.       Некромант опускает руки в воду, смывая с них собственную и чужую кровь.       Далее он омывает тело, настолько насколько это возможно.       Это ужасно холодно, до боли в костях, но это нужно было сделать.       Сводящие судорогой руки дают ему понять, что пора заканчивать. Он не смог привести себя в идеальный вид и сомневается, что смог бы в данных условиях, но чувство, что он очистил не только свою кожу, но и душу, умиротворяет его в этот момент.       Ему приходится призвать природные магические резервы, доставшиеся ему вместе с альтмерской кровью, и использовать их на рубашке, придавая ей более изящный вид и избавляя ткань от крови и любой другой грязи, с помощью магии изменения.       Когда Маннимарко надевает рубашку, она теплая от его магии. Рефлекторно, он сильнее прижимает к себе ткань, наслаждаясь моментом.       Он не помнит, когда в последний раз испытывал подобное тепло.       Это приятно.       (Почувствовав вкус жизни, захочу ли я вновь расстаться с ней?)

***

      Маннимарко двигается вдоль реки, надеясь выйти к Вайтрану, как и было указано в «книге».       Что же касалось «книги»?       Некромант всегда доводил свою работу до конца, и он не стал бы делать исключений из-за стеснения в магических ресурсах.       Окровавленная плоть, образующая переплётную крышку «книги», огрубела и теперь напоминала одну из обычных книжных обложек, а корешок больше не пачкал ладони кровью. Внешне эту «книгу» нельзя было отличить от любых обычных книг, за исключением того, что её листы всё ещё покрывали остатки розоватой субстанции.       Несмотря на более естественный вид, эта «книга» всё ещё оставалась человеком, спасшим это тело своим появлением, поэтому он также взял её с собой. В знак благодарности.       Маннимарко умел быть благодарным.       Его шаги были неспешными, почти бесшумными, а движения были осторожными, возможно, это и привлекло его неожиданных спутников.       Синеватый свет замерцал вокруг, несколько огоньков подлетают совсем близко, что позволяет ему рассмотреть тонкие, почти эфемерные крылья. В них Маннимарко узнаёт лунных мотыльков.       Их крылья были прекрасным алхимическим ингредиентом, используемым во множестве сильных ядов.       Один мотылёк выбивается из своей стаи, поднимаясь высоко над его головой. На фоне тёмного неба, природное сияние насекомого делало его похожим на одну из звёзд.       Эти создания и сами по себе были прекрасны.       К мотылькам совсем скоро присоединяются и светлячки. Свет насекомых прогоняет темноту вокруг, что делало его путь более приятным.       За яркими плясками насекомых Маннимарко разглядывает огни города. Испытывая предвкушение, он ускоряет свой шаг, желая как можно скорее войти внутрь поселения и найти любой доступный способ связаться со своим Орденом. Но при таком темпе, трава под его ногами громко шелестит. Это пугает светлячком и лунных мотыльков.       Насекомые разлетаются в разные стороны, подальше от него.       Оставшийся путь Маннимарко проходит в темноте.       Он поглощён своей целью и не обращает внимания ни на что кроме городских стен.       Раскинувшийся на скалистом холме, Вайтран гордо возвышается над протяженными лугами. Высокие стены выглядели внушительно, но не производили достаточного чувства защищенности, как те же толстые стены Даггерфолла. Но Даггерфолл пережил намного меньше династических распрей, разорявших всё вокруг. То, что Вайтран до сих пор твёрдо стоял на своём месте было весомым доказательством, что защищён он ничем не хуже.       Когда Маннимарко проходит через открытые ворота города, он чувствует, как несколько охранников косятся на него с раздражающим подозрением. Северяне славятся своей консервативностью, нелюбовью к чужакам и своей недальновидностью.       Больше, чем орков он ненавидел только нордов.       От одной мысли, что он застрял в Скайриме, в окружении северян, его начинала мучить сильная головная боль.       Внутри стен город казался оживлённым, не смотря на глубокую ночь. Почти в каждом доме горел яркий свет, освещая улицы. Тишину перебивали громкий смех и бурные обсуждения, доносившиеся вдалеке. Город оказался намного просторнее, чем изначально предполагал Маннимарко и на мгновение он теряется, не зная, куда ему двигаться дальше, ровно до того момента, когда своеобразный шепот, полный ненависти к живым, перебивает городской шум.       Маннимарко уверенно движется по его следу, догадываясь, кто является источником шёпота. В конце пути он выходит к зданию, заметно выделяющемуся среди остальных. Вокруг него рассажены погребальные камни, а вход внутрь представлял собой спуск под землю, глубоко в катакомбы. Он знает, что это зал мёртвых и там, за прочными дверями, бродили восставшие мертвецы, потерявшие покой.       Его агенты, распределены по всем провинциям, добывая для Короля Червя информацию и рекрутируя новых посвящённых. Они его глаза, уши и язык.       Всегда излюбленным способом Короля Червей связываться с кем-либо был через не сдерживающих своей ярости скелетов.       Поскольку он не может связаться с кем-то из ордена с помощью магии, он мог бы использовать проснувшихся мертвецов в зале мёртвых и передать весть о том, что Король Червей вернулся.       Чувствуя несвойственное для него волнение, Маннимарко сходит вниз по ступеням.       Первое, что он видит, когда входит в зал мертвых — это жрец Арк`эя в преклонном возрасте, взволновано бродящего по просторному помещению. Он выглядел измотанным, вероятно, проснувшаяся нежить доставила ему большие неприятности.       Маннимарко получал удовольствие от вида жалкого и униженного жреца. Его присутствие в залах осталось незамеченным, он вполне мог продолжать стоять в стороне, не выдавая себя, и продолжать наслаждаться беспомощностью жреца Арк`эя. Жаль, что у него были неотложные дела.       — Тяжелая ночь? — внешне его лицо остаётся бесстрастным, но своей язвительности в голосе он не скрывает.       Только сейчас жрец обращает на внимание ночного гостя. В начале лицо человека выражало растерянность, ночь для жреца и впрямь оказалась не из приятных.       — Прошу прощения, я не заметил, как ты зашел, — старик низко склоняет голову в качестве извинения. — Чем могу быть полезен?       Послушник Арк`эя цепляет улыбку и обращается к эльфу перед ним с определённым снисхождением, так, словно он один из многих, кто приходит за божественным благословением.       Маннимарко хмурится, он не ожидал, что его приветствуют таким образом. Он больше надеялся, что жрец легко раскусит его, почувствовав, что стоящий перед ним, совсем недавно был мёртв, попытается напасть, исполняя свой долг и у некроманта не останется выбора, кроме как убить надоедливого жреца, самую малость удовлетворив свою жажду крови.       Может быть, он слишком многого ожидает от рабов Арк`эя.       Раз такое дело, он мог бы и подыграть старику.       — Я здесь, чтобы навестить кое кого, — голос эльфа звучит ровно, почти без затаённой злобы, — не отвлекайтесь на меня, — ответа вполне хватает для учтённых формальностей, поэтому Маннимарко отмахивается от жреца, не желая и дальше тратить своё время на бесполезный разговор, когда возможность связаться с его Орденом была так близка.       Он перестаёт замечать старика и полностью сосредотачивается на резных дверях, за которыми мёртвые уже почувствовали его присутствие и затаились. Они узнали Короля Червей и ждали, когда он спустится.       Но жрец встаёт перед ним и становится своеобразным препятствием между некромантом и дверью в катакомбы. Эльф начинает самую малость злиться.       — Боюсь сейчас не самое лучшее время.       — И почему же? — Маннимарко скептично выгнул бровь.       Несмотря на внушительный рост альтмера, жрец наклоняется к нему так, словно собирается раскрыть невероятный секрет.       — Сегодняшней ночью мертвецы ведут себя неестественно, — он произносит это так тихо, словно кто-то их подслушивал. — Сейчас небезопасно спускаться в катакомбы.       Король Червей знаменит своим терпением, но даже у него есть обусловленный предел.       Жрец слишком долго стоит на его пути.       Будет легко вырвать ему сердце.       Нельзя проливать больше крови.       Две противоположных мысли мелькают в его голове. От возникшего диссонанса у него поднимается головная боль, заставляющая его вздрогнуть и на первый взгляд это выглядело так, словно он испуган словами старика.       В это время дверь ведущая в катакомбы опасно дрожит, когда тяжелые удары обрушиваются на неё один за другим.       Мёртвые начинали терять терпение.       Каждый удар сопровождается ужасными визгами, напоминающими смесь рычания и визга от боли. Жрец рядом с ним заметно бледнеет и в страхе оборачивается к дверям, но продолжает уверенно стоять преградой между эльфом и силой, что пыталась вырваться из катакомб, борясь с собственной тревогой.       Маннимарко хмурится, украдкой поглядывая то на человека, то на дрожащую дверь.       Неужели, старик готовит защищать его в случае, если мёртвые всё-таки вырвутся наружу?       Некромант качает головой. Глупый, глупый жрец. Совсем не осознавал, что тот, кого он готовился защищать и был катализатором подобного поведения у нежити.       Ведь все нации нежити служат ему, и только ему.       Маннимарко незаметно щёлкает пальцами, и мёртвые замолкают, а удары прекращаются. В зале мёртвых становится слишком тихо.       Жрец шокировано вглядывается в дверь, некромант пару раз обращается к нему, но тот продолжал наблюдать за входом в катакомбы.       Некромант перестаёт пытаться дозваться до человека, понимая, что сейчас это бесполезно. Жрецы Арк`эя привыкли, что их обряды навечно успокаивают нежить, но этой ночью старик впервые соприкоснулся с истинным лицом смерти — жестоким и непокорённым. Несмотря, на желание спустится в катакомбы и как можно скорее покончить со всем этим, Маннимарко отходит в сторону, давая жрецу время совладать с собой.       Время своего ожидания он не тратит попросту, а проводит его с пользой, подготавливая послание для своих агентов. На чистом рулоне бумаги, найденном в соседней комнате, — Маннимарко уверен, что старик совершенно не против его блужданий, — он углём выводит зашифрованное послание, понятное только адептам его ордена.       Обычно Король Червей проливает на бумагу несколько капель своей крови, чтобы придать большей важности её содержанию, но сейчас он не знал текла ли в этом теле его кровь, вместо этого он обходится тем, что запечатывает послание магией, которая точно была его собственной.       Все эти действия он выполняет одной рукой, продолжая крепко держать «книгу», которая раньше была человеком, другой.       Послание готово, его можно передать нежити и отослать прочь уже сейчас, но кое-что задерживает эльфа в маленькой комнате.       Простое любопытство или предчувствие?       Помимо бумаг на столе было несколько книг. Они привлекли его внимание. Ему было интересно, что за литература сейчас в почёте у жрецов, особенно в такой провинции, как Скайрим.       Маннимарко откладывает готовое послание на край стола и тянется к светлой обложке одной из книг, к той, что лежала в стороне от остальной стопки литературы.       С особым благоговением он гладит обложку. Раньше он много времени уделял чтению ровно до того момента, как погнался за своими амбициями в Даггерфолл. Сейчас, когда всё закончилось, он мог бы вновь предаться старым привычкам и вернуться в свои библиотеки.       Раскрывая книгу, он ожидал многого. Выведенное чернилами «Подлинная Барензия» он ожидал в последнюю очередь.       Книги «Подлинной Барензии» были написаны бывшим писателем на службе у королевы Вэйреста. Содержание текстов были названы клеветническим, а сам писатель был казнён.       До Маннимарко изредка доходили слухи о том, что автор был пощажён самой Барензией. Но не это его интересовало. Ему были интересны сами книги.       Несмотря на то, что эта литература была запрещена из-за чрезмерной критики Империи, некоторые её главы время от времени всплывали на поверхность.       Одна из них раскрывала противоречивые мысли об императорской семье. И именно в ней Король Червей был заинтересован больше всего, если бы он её заполучил у него был бы эффективный рычаг давления на Императора.       Но не один он так думал.       Гортвог, до этого безоговорочно прислуживающий Королю Червей и полагающийся на него во всех вопросах, имел некоторые сомнения. Орка беспокойно метался, с тех пор как умер король Лизандус. Маннимарко предпочёл не придавать этому значения, он знал, что его авторитета хватит, чтобы удержать Гортвога от предательства.       Но Гортвог, решил показать свой характер и в самый ответственный момент переступил дорогу Королю Червей.       Орк добрался до книги быстрее него.       Перебегая из разума в разум, чтобы продлить своё существование, у Маннимарко было достаточно времени подумать над прошедшими событиями, приведшими к его проигрышу. Он понял, что недооценил желание орков быть признанными Империей.       Так как же так вышло, что одна из редчайших книг так просто лежит в первом попавшемся ему зале мёртвых?       Холодное чувство поднимает в его груди.       Маннимарко закрывает книгу, опасаясь заглядывать дальше названия.       Очнувшись рядом со святилищем Талоса он предполагал, что могло пройти немало времени с момента, когда он в последний раз стоял в лаборатории Н`Гасты. Но главный вопрос кроется в точных цифрах.       Что-то ему подсказывало, что ответ ему совсем не понравится.       Пряча послание в рукаве рубашки, Маннимарко возвращается в главный зал. Жрец, на первый взгляд, пришедший в себя, сидел на одной из скамей, уперев ладони в колени. Было трудно понять о чём думал старик, выражение его лица было мрачным, плечи отяжелели.       Заметив присутствие эльфа, жрец печально улыбается ему.       — Иногда я забываю, насколько опасны мертвецы, — слова старика звучали, как оправдание. Но не понятно к кому именно он их обращал то ли к Маннимарко, то ли к самому себе.       Если человек и хотел ещё что-то сказать, то некромант не даёт ему и шанса.       — Всё закончилось, — указывает Маннимарко, — теперь позволь, меня ждут.       Высказывание эльфа звучало резко. Не совсем удачный подбор слов, но старик слишком глуп, чтобы предать этому значение.       Но жрец всё равно нашёл способ удивить его.       — Должно быть это кто-то очень важный для тебя, — задумчиво тянет старик.       Его слова звучали скорее как мысли вслух и не обязывали к ответу. Но в сознание Маннимарко они расценивались как угроза.       Напуганный и кроткий жрец был ему более приятен.       Понимая, что эльф не спешит уходить, он уточняет:       — Мертвецы всё ещё бродят в катакомбах, но ты идёшь навестить близкого, не взирая на разбушевавшихся мертвецов.       Холодный оттенок глаз мера, внушал страх, но жрец совсем не боится.       Близкого?       Он всего лишь идёт передать послание своим агентам, используя потерявших покой мертвецов. Но жрецу этого знать не обязательно.       Это слово «близость», звучало крайне неприятно для него. Он выстраивал свою жизнь и смерть так, чтобы быть полностью независимым от каких-либо привязанностей, потому что они обременяли.       Разве Орден — это не привязанность?       Маннимарко растерянно моргнул.       Что это было? Что это за глупая мысль?       Он заскрежетал зубами.       Орден был его творением, то, что он взращивал на протяжении веков. Все, кто пришёл к Маннимарко, добровольно отдались Корою Червей, продали ему свои судьбы в обмен на тайные знания мира мёртвых. Вполне справедливо, что Маннимарко считает их своей собственностью.       Это не привязанность.       Внешне он остаётся собранным и спокойным.       — Это очень важный для меня человек, — некромант подыгрывает жрецу.       Пусть человек думает то, что хочет.       Теперь ему никто не преграждает путь.       Чем ближе он подходит к дверям катакомб, тем лучше он слышал, как кости мертвецов звякают о камни или друг о друга, когда они бродят вокруг.       — Мне неловко просить тебя, — произносит старик с тяжелым сердцем, за его спиной, — но не мог бы ты мне помочь вернуть кое-что, что я потерял?       Его рука зависает над ручкой двери.       Редко кто осмеливался просить Маннимарко о чём-то. Людям приходилось дважды всё обдумывать прежде, чем они смели обратится к Королю Червей, потому что цена достижений их амбиций была слишком высокой.       Нульфага была предупреждена об этом заранее.       Маннимарко задумчиво хмыкает.       — И что же?        — Амулет Аркея. Я потерял его, когда пытался успокоить мертвых, — добавляет монах немного извиняющимся тоном.       Он не задумывается над своим ответом:       — Я посмотрю, что можно сделать.       Он наконец входит в погружённые полумраком коридоры, наполненные запахом благовоний, цветов и специальных масел, предназначенных для обрядов. Все эти запахи смешивались и образовывали сложный и тяжёлый аромат, богатый оттенками разных трав.       Прежде чем дверь за ним закроется, до него доходят скромное пожелание жреца:       — Благослови тебя Аркей.       От этих слов, смех рвётся наружу сам по себе. Веселье некроманта отражается эхом по всем коридорам подземелья, прерывая могильную тишину катакомб.       Маннимарко с трудом унимает свой смех.       Кто-то вроде Арк`эя никогда не дотянется до него.

***

      Шаги Маннимарко царственно легкие, каждое его движение наполнено уверенностью, пока он неспеша прогуливается по коридорам катакомб.       Скелеты медленно следуют за ним, не издавая ни звука и только их кости стучат о камки при каждом шаге. Пустые глазницы черепов, наполнены леденящими огнями, слабо мерцающих в тенях. И эти мёртвые огни неотрывно следили за его высокой фигурой.       Уверенный, что отошёл от входа в катакомбы на достаточное расстояние, чтобы его речь эхом не добралась до жреца, некромант останавливается.       Мёртвые останавливаются вместе с ним, заполняя пространство вокруг него, но держась на почтительным расстояние.       Он унял своё предвкушение и медленно повернулся лицом к немёртвых. Три проснувшихся скелета, похожих на сохранившийся, но выцветший образ самих себя из прошлого.       Благословения Арк`эя мешают использовать души людей, эльфов и разных тварей без их на то согласия.       Но благословение Арк`эя можно обойти.       Если привлечь мёртвых к себе.       Маннимарко преодолевает оставшееся расстояние между ними.       Его магия не восполнилась до конца, понадобилось бы намного больше времени, чтобы это исправить, но того скопившегося количества за время его пути хватит для достижения необходимого эффекта.       Вспышка магии соскальзывает с его пальцев, но её свет не заставляет темноту отступить, вместо этого, темнота плотнее окутывает коридоры своим присутствием.       Вместе с этой вспышкой скелеты покорно склоняют свои черепа.       Доставая свёрнутый свиток с посланием из рукава, Маннимарко улыбается, действительно, улыбается. Когда нежить доставит слова его агентам, он сможет воссоединиться со своим Орденом.       Тучи, нависшие над ним, грозились рассеяться.       Но Маннимарко ненавидел праздновать победы заранее.       В Проливе Илиак он впервые позволил себе насладиться предполагаемой победой, когда сражение ещё не было окончено, и всё обернулось катастрофой.       Он отбрасывает лишние мысли и выходит вперёд, возвышаясь над мёртвыми зловещей тенью, как он всегда привык. Скелеты выпрямляются, готовые внимать его приказам.       — Передай мои слова ближайшему агенту, — он протягивает свернутый пергамент.       Маннимарко ожидал, что немёртвый протянет свою костлявую руку и заберёт послание. Эльф мысленно готовит заклинание, чтобы отправить нежить как можно дальше от города, так далеко, на сколько ему позволят крупицы восстановившейся магии.       Немёртвый не издавал ни звука, не сделал ни движения.       Мимо него со слабым свистом пронёсся небольшой сквозняк, и инстинктивная волна дрожи пробежала по коже мера. Холод не отвлекает его от удивления, когда скелет складывает свою голову в глубоком поклоне.       Он наблюдал такой жест в единичных случаях за тысячелетия своего существования.       Жест означающий, что его приказ не может быть исполнен.       Он хмурится.       Перед святилищем Талоса он пытался магией дотянуться до кого-то из своих агентов, но был встречен тишиной, заменившей эхо разумов его подчинённых. Сейчас, пытаясь использовать проснувшуюся нежить и передать послание через их костлявые руки, он встречен невозможностью выполнения его приказа.       Всё это вызывает подозрение.       Некромант переводит взгляд на пергамент. Бумага утратила свою ценность, не раздумывая он призывает пламя и сжигает послание в собственной ладони. Благовония и цветы не могут полностью скрыть острый запах жжённой бумаги.       Пепел болезненно обжигает его кожу, но он не замечает этой боли, потому что Маннимарко наконец понимает.       Связь, покрытая сажей и полная смога.       Он не может связаться со своими последователями с помощью магии, потому что связи, которые он разделял с ними, исчезли. Нежить не может исполнить его приказ, потому что его агентов не было ни в одной из провинций.       Маннимарко закрывает глаза, крепче сжимая пальцы на мягкой обложке «книги».       Скакмат.       Дракон никогда не ограничивал их связь, с тех пор как они заключили свой договор, даже сейчас она всё ещё приветливо маячила в глубине его разума. Со своей стороны Маннимарко предпочитал держать плотный барьер, редко обращаясь к дракону.       Он не был глупым и прекрасно понимал, чего стоит доверие к таким существам, как драконы, но всё равно пренебрёг своей осторожностью.       Нет.       Не совсем так.       После поражения от гнилых лап Подземного короля у Маннимарко не было другого выбора, кроме как опереться на Скакмата, чтобы продлить своё существование. После приобретения нового сосуда, он вновь бы пренебрёг драконом. Скакмат это понимал. Теперь дракон сделал так, чтобы Маннимарко был вынужден обратиться к нему, не оставляя ему выбора, потому что дракон остался единственным, с кем связан Король Червей.       За всем этим кроится что-то большее, чем нежелание дракона вновь оставаться позади.       Драконы — бессмертные существа. У них есть всё время мира, и сражаться с особенно древними слишком опасно. Напади Скакмат на Орден Черного червя, он был бы уничтожен до основания. Но Маннимарко знал, что Скакмат не предпринял чего-то радикального. Отсутствие связи и невозможность добраться до агентов не доказывало обратного.       Скакмат преследует другие цели и какие именно Маннимарко только предстоит узнать.       Единственное, в чём Маннимарко был уверен прямо сейчас, в том, что он не станет подыгрывать дракону, чтобы тот не замышлял.       Всё, что последует дальше будет труднее и потребует тщательного планирования с взвешиванием рисков.       Его пальцы на «книге» слегла ослабляют свою хватку, когда он начинает размышлять.       Его Орден никогда не имел конкретного местоположения, пребывая в постоянном движение. Но у них был определённый маршрут, в котором они двигались по материку, перемещаясь по нескольким основным оплотам и они никогда не собирались все вместе в одном месте.из них.       Так их труднее уничтожить и так они быстрее распространят своё влияние по миру.       Маннимарко просто вернётся в ближайший оплот Ордена. Это довольно отчаянный жест с его стороны. Тело, которое он занимает непривычно хрупкое и неприспособленное к резервам его магии, оно не выдержит весь путь.       Возможно, он мог бы просто переместить себя в ближайший оплот, не совершая долгого пути.       Он мгновенно одёргивает себя от этой мысли.       Без всей его магии — это невозможно.       Но со свитком может получится.       Северяне недоверчивы к магии из-за своего упрямства, но это не значило, что Скайрим был королевством полным дикарей с мечами. Придворные маги должны нести службу и в этой стране, он мог бы найти подходящий свиток у них и это не казалось совсем безнадёжной идеей.       Приглушённое постукивание отвлекает его от размышлений.       Скелеты не двигаются и только их кости редко поскрипывали.       Верно, он забыл про неживых.       У Маннимарко больше нет для них приказа, поэтому не было смысла и дальше удерживать их привязанными к себе.       Синие руны разрушения светятся на кончиках его пальцев.       Маннимарко выбрасывает руку вперёд и воздух прорезает ударная волна магии, разбивая кости нежити.       Леденящие огни в пустых глазницах черепов тухнут.       Маннимарко левитирует кости мертвецов обратно в их гробы и возвращает на место фрагменты сломанных крышек, восстанавливая их и укрепляя. Он понимает, что потратил слишком много магии и давно вышел за пределы возможностей этого тела, но всё равно запечатывает гробы слоями рун. Пусть радуются своему покою, даже если они не приложили усилий, чтобы заслужить такой щедрый подарок с его стороны.       Накладывая руны на последний оставшийся гроб, он чувствует, как болезненные импульсы прознают его череп. Некромант зажмуривает глаза, пытаясь абстрагироваться от вспышки боли. Магия неуверенно колышется на его пальцах и только когда рисунок рун на деревянной крышке полностью завершается, он позволяет заклинанию раствориться в воздухе.       Маннимарко открывает глаза и всё окружение вокруг него раскачивается, поднимая волну тошноты. Растерянный и страдающий от боли он не позволяет себе на что-то опереться. Как бы тяжело это не ощущалось, он заставляет себя стоять ровно.       Всё это время его магия текла безостановочно, удивительно как это тело выдержало подобное испытание.       Возможно, он несправедливо недооценивал современных меров, и они не так бесполезны в магии. Было ли это то, что они сохранили со времён—       Особенно острый импульс боли в висках выбивает все мысли из его головы.       Ему нужен отдых, и, если он отложит его ещё на какое-то время, это может привести к неблагоприятному исходу, с которым Маннимарко не смог бы справиться. Не в своём нынешнем положение.       Взмахи мечом требовали физической подготовки, магия же требовала умственных ресурсов. Чтобы это тело оправилось, Маннимарко следовало прекратить нагружать свой разум сложными размышлениями, которыми его голова заполнена всё время.       Разум предательски вспоминает:       — Прогулки в саду помогают мне отвлечься от лишних мыслей, — говорит Нульфага отчасти чтобы заполнить тишину отчасти, потому что искренне хочет поделиться с ним своими любимыми вещами.       О, он хорошо это знал.       Маннимарко часто наблюдал как Нульфага часами кружит вокруг одних и тех же кустовых цветов.       Король Червей не никогда не считал бывшую королеву Даггерфолла равной ему, но он не мог отрицать, что их тайные совместные прогулки умиротворяли его.       Боль разгорается сильнее.       Но он продолжал вспоминать:       — Какое место заставляет тебя чувствовать себя лучше? — Нульфага спрашивает его из простого любопытства, но Маннимарко зло усмехается. Она стояла перед хранителем Тайных знаний и могла задать любой вопрос, на который никто другой бы не смог дать ответа. Вместо этого она предпочла спросить его что-то настолько тривиальное.       Маннимарко нужна секунда, чтобы дать ей ответ.       Он чувствует, как что-то теплое стекает по его губам. Языком он ловит несколько капель и вкус металла заполняет его рот.       Ах, да. Он снова заблудился где-то в уголках собственного разума.       Король Червей не мог отрицать, что Нульфага была по-своему мудра.       Впервые он был готов последовать её примеру.       Также, как Нульфага утешала себя цветами в саду в прошлом, довольно далеком, он мог бы найти покой внутри стен склепа, где он чувствовал, что полностью контролирует положение.       Маннимарко смотрит вниз на свои руки, на то, как они дрожат от сдерживаемой боли.       Сколько раз это тело пыталось ему напомнить о собственных пределах, прежде чем боль стала невыносимой даже для него? Всё-таки оно крепче, чем он предполагал.       Он проглатывает оставшиеся сомнения и его спина расслабляется.       Призрачный холод всё ещё гулял там, где ходили немёртвые, поэтому он выбирает для себя другой путь.       Маннимарко не хотел выстраивать определённый маршрут для своей прогулки, желая оставить его хаотичным, но в голове невольно продолжали всплывать мысли о вещах, которые он мог бы сделать прямо сейчас вместо того, чтобы тратить время в пустую.       Заставить себя отдохнуть непросто.       Боль не отступала до тех пор, пока запах цветов и благовоний невольно не помогли ему расслабиться и забыться. Шаг за шагом его мысли медленно стихали.       Некромант совершенно не замечает с какого момента он начинает слоняться по коридорам без какой-либо цели, просто бездельничая. Катакомбы были достаточного размера, чтобы разместить необходимое количество мертвецов, но не настолько большими, чтобы в них заблудится. Его мысли затихли впервые за долгое время. Всё, что он слышал было шипение огня и собственные шаги.       Боль давно отступила.       Но и это осталось для него незамеченным.       Он просто шёл, изредка наблюдая как его тень изгибается на каменных стенах.       Он не нуждался в отдыхе как таковом довольно давно. Он был сильнейшим и могущественным мером, он просто не уставал до такой степени, чтобы нуждаться в отдыхе. Король Червей постоянно работал над чем-то, продумывал свои действия наперёд для осуществления всё новых и новых планов, один грандиознее другого, и был полностью погружён в управление Орденом.       И бесцельное хождение по катакомбам, не думая о настигших его проблемах было чем-то, чем он не занимался с тех пор, как—       Слабый блик света возвращает его в реальность.       В одном из коридоров на земле лежало что-то, что выделялось на фоне серых камней. Он бы прошёл мимо, если бы не хорошо знакомая форма украшения.       Резные бусины, держащие остроконечный узор с драгоценным камнем в середине.       Амулет Арк`эя.       Что ж, он действительно нашёл амулет, о котором упоминал жрец.       То же самое гноящееся чувство, поселившееся внутри него с проигрыша в Даггерфолле, подначивало его раздавить каждую бусину на украшение, наступить на ожерелье так сильно, чтобы хруст был услышан и в зале мёртвых.       Он хотел, чтобы жрец Арк`эя узнал о том насколько его Бог жалкое создание по сравнению с Королём Червей.       Тем не менее он этого не делает.       Если он станет потакать своей ненависти, то будет неправ.       В своём нынешнем положении, Маннимарко более жалок, чем Арк`эй был в его глазах.       Маннимарко тянется к амулету и забыв о своей брезгливости подбирает его. Этот амулет ничем не отличался от тех, что он снимал с холодных тел жрецов, решивших бросить вызов его искусству. Всё те же резные бусы, нанизанные на крепкую плетённую верёвку и остроконечный символ, на котором переливалось красное свечение рун.       Амулет у жрецов — это источник их силы. То, чем они способны противостоять мертвым.       Некромант вспоминает то, как жрец встал перед ним, когда двери в катакомбы затрещали от настойчивых ударов неживых. Осознавал ли старик весь риск будучи лишённым своего единственного источника силы, когда ополчался в защиту Маннимарко, эльфа, которого увидел впервые?       В висках вспыхивает лёгкая боль и некромант напряжённо вздыхает.       Быть живым — утомительное занятие.

***

      Маннимарко покидает катакомбы в непривычно расслабленном состояние, наполовину погружённый в дремоту. Головная боль и давление в висках больше не причиняли беспокойства, а мышцы больше не скованны напряжением, преследующим его с самого пробуждения. Он чувствовал себя свободно и по меньшей мере лениво, словно после пробуждения от хорошего сна.       При его первом посещение зал мёртвых был погружён в полутьму, освещённую только небольшим количеством факелов и свечей, теперь же помещение полностью заполнено мягким дневным светом.       Это значило, что наступила как минимум первая половина дня.       Впервые за прошедшие века он позволил себе напомнить, что такое отдых и насколько это приятно. Ему больше не хотелось сожалеть об упущенном времени.       Только на этот раз.       В этот раз он позволил себе отвлечься на отдых только из-за физической потребности неокрепшего тела. В будущем ему предстояло укрепить новое тело, переделать под себя так, чтобы он окончательно мог назвать его своим. Он сделает его сильнее, чтобы оно не стало обузой для его амбиций.       — Ты вернулся!       Всё ещё наполовину погруженному в дремоту Маннимарко может только моргнуть, когда перед ним встаёт излишне жизнерадостный жрец.       Отдых расслабил его настолько, что он даже не заметил, как монах подошёл к нему.       — Да, — ему удаётся пробормотать ответ, отбросив замешательство. Его голос звучит блекло по сравнению с чересчур громким тоном человека.       Маннимарко тихо прокашливается, прогоняя остатки дремоты и предавая своему тону привычную строгость.       — Я задержался дольше, чем планировал.       — Аркей знает, ты нуждался в этом.       — Он всезнающий парень, да? — резкий ответ самовольно вырывается из его рта. После приятных часов тишины в катакомбах, он плохо воспринимает упоминание этого имени.       Ему хотелось, чтобы этот разговор закончился как можно скорее.       — Просто забирай, — вынув амулет из кармана он протягивает его ещё больше оживившемуся старику, узнавшего свой оберег.       Если жрец и был задет неосторожно брошенными словами, то сейчас он лишь улыбается ярче, с восхищением забирая собственный амулет.       — Ты нашёл его! Аркей направляет тебя, в этом нет сомнений.       Некромант одёргивает себя от реакции, позволяя жрецу утешаться возвращением его единственного источника силы.       Жрец ещё что-то говорит, но Маннимарко оставляет без внимания бесполезную болтовню, перевода взгляд на небольшие окна.       Раз за окном стоял полдень, он мог бы продолжить свой путь, навестив придворного мага.       Придворный маг мог бы быть ценным информатором. Возможно, помощь такого же учёного, как сам Маннимарко, могла бы ускорить его возвращение к Ордену.       Его внимание возвращается к жрецу, когда эльф замечает, как старик протягивает ему что-то в маленьком мешочке, плотно заполненным неизвестно чем.       — Пожалуйста, возьми эту награду за помощь.       Некромант задумчиво хмыкает, не спеша забирать предложенную вещь.       Он не нуждался в этом.       — Я ничего не просил взамен, — Маннимарко ждал, что монах поймёт его мысль.       Он не упоминает, что изначально даже помогать не собирался.       Благородные поступки всегда вознаграждаются.       Мелькнувшая мысль заставляет его напрячься.       Маннимарко хмурится.       Что?       — Благородные поступки всегда вознаграждаются, — жрец Арк`эя терпеливо повторяет.       Но почему?       Он знает, что не задавал вопроса вслух.       Оставшаяся сонливость полностью покидает его.       Некромант сбивается.       Говорил ли жрец?       Мог ли он воспринять слова старика, как собственные мысли или это просто случайное совпадение?       Маннимарко чувствует многое — всплеск отрицания собственной ошибки, разочарование из-за возникших сомнений, и что-то настороженное — связанно ли это со словами монаха или неожиданными мыслями, трудно сказать.       Это не первый раз, когда его смущают противоречивые мысли, периодически мелькающие с того самого момента, как он вошёл в зал мёртвых.       Или вовсе не его мысли?       Король Червей прикусывает язык, прерывая размышления. К какому бы выводу не пытались привести его мысли — это невозможно. У него сильная воля, ничто не смогло бы повлиять на его разум. Или кто-то.       Мер не забывал, что его лицо больше не скрыто тенью капюшона, поэтому он не даёт замешательству отразиться на его лице, сохраняя внешнее спокойствие.       Он молча забирает мешочек из рук монаха, кивая в знак благодарности. Эльф мог бы сказать, что на ощупь внутри мешочка были монеты, они характерно звенели, стоило ему провести пальцем по рельефу ткани.       Старик продолжал улыбаться ему, одаривая банальными пожеланиями удачного пути, когда Маннимарко сдержано прощается с ним.       Некромант не отвечает ни на одно доброе слово, покидая зал мёртвых.

***

      Днём, когда тени отступили, Маннимарко понимает, что несмотря на полностью окружающие Вайтран стены, этот город такой… открытый. Удивительно, что подобное противоречие вообще уживалось.       Стоит ему выйти к тому что было главной площадью, — по крайней мере ему хотелось считать её таковой из-за наиболее лицеприятного вида, которым она обладала, с тем большим количеством растительности и огромным деревом в середине, чьи ветки отбрасывали заметные тени, — как мимо него проносятся несколько детей, что-то выкрикивая друг другу и почти сбивая его с ног, будучи полностью поглощёнными своими забавами.       Маннимарко может только смотреть им вслед, ошеломлённый тем, с какой лёгкостью дети пренебрегли его присутствием. Это было ожидаемо, верно? В настоящее время, он простой эльф, возрождённый и безвестный.       Он совершенно забыл, как взаимодействовать с миром будучи обычным, не обладающим какой-либо властью. Теперь ему предстоит вспомнить и от одной этой мысли его начинает тошнить.       Поднимаясь по каменным ступеням, Маннимарко непроизвольно засматривается на возвышающийся дворец. Он выглядел не величественно, совсем нет, но вполне авантажно.       Но было кое-что странное.       Еще по пути в город Маннимарко заметил эту особенность — то насколько неуместно смотрелось каменное основание у самой крупной из секций дворца. Деревянные постройки горделиво возвышались над остальным город. Каменная часть в свою очередь смотрелась бледно и грозно. Всё это наводило на мысль, что изначально каменная крепость не планировалась дворцом.       Эльф останавливает себя.       Вероятно, это история слишком древняя, чтобы кто-то мог утолить его интерес.       У больших дверей, ведущих внутрь дворца, охранники косятся на него, совершенно не скрывая своего презрения и готовые напасть, если он даст им повода, но несмотря ни на что, они не задерживают его и не мешают пройти внутрь.       Маннимарко усмехается, тот же радушный приём, что и на входе в город.       В том, чтобы быть безвестным полно минусов и это один из них. Каждый смертный червяк думает, что он может так открыто выражать своё пренебрежение к нему.       Ему только предстоит показать, что следует за подобным пренебрежением.       Шаги Маннимарко были приглушены мягким ковром, расстеленным на пути к скромному трону, и обитатели дворца, казалось даже не заметили его присутствия. В самом конце зала разгорелся спор межу ярлом и человеком, стоящим у его трона. Обычно, некромант бы не упустил возможности прислужиться к очередному спору при дворе, но Маннимарко продолжал думать об взглядах стражников.       Что-то в их ненависти было более личное, чем простое недоверие к чужакам и это заставляет задуматься над поводом для подобной ненависти.       Никто не обращал на него внимания до тех пор пока он почти не дошёл до центра зала, и данмерка, вооружённая мечом, чьё лезвие предупреждающе блестело в свете костров, быстро двинулась ему на встречу.       — Извините меня, — резко сказала эльфийка, — но ярл в данный момент не принимает посетителей. Чтобы не означало это прерывание…       Маннимарко кривится от знакомого «пепельного» акцента.       В памяти легко всплывает его последняя встреча с Агентом:       — Где мне тебя искать, когда Тотем будет у меня? — Агент Клинков не встречается с ним взглядом, но его голос звучал уважительно, несмотря на грубость в его тоне, вызванную характерным пепельным хрипом, присущем всем данмерам.       В тот последний вечер, перед его поражением, Агент не смел смотреть на него не из-за уважения, которое он пытался показать, — разыграть, — всеми силами. Агента одолевали другие чувства. Король Червей лишь постукивал указательным пальцем по черепу, украшающего его посох, ещё не зная о предстоящем предательстве.       — Я приношу свои извинения, — Маннимарко произносит свои слова, со всей любезностью, на которую способен, хотя данмерка всё равно начинает злиться. — Мне жаль за возникшее недоразумение, я пришёл к придворному магу. Я могу его увидеть?       Эльфийка всё ещё смотрела на него с опаской, но её плечи опускаются.       — Понятно. Иди за мной, — она резко поманила его за собой и развернулась на каблуках.       Без удовольствия Маннимарко начинает следовать за ней.       Она продолжает сжимать меч, ведя его за собой.       Злость сковывает его внутренности. Что было не так? Его голос сладок, а слова аккуратны и сдержаны, соответствуя всем дипломатическим устоям, но он не произвёл необходимого впечатления.       Было ли что-то нелицеприятное в его новом теле?       Даже недоверчивого Агента Клинков ему удалось склонить на свою сторону в их первую встречу.       Да, но ненадолго. Возможно, дело вовсе не в лицеприятности.       Он не успевает возмутиться возникшей мысли (ему всё ещё предстояло разобраться в природе периодически мелькающих подозрительных мыслей; были ли они его собственными или это чьё-то вмешательство в его разум), его голова стала тяжелой, когда он вдыхает ужасный запах, тянувшийся с той стороны, куда эльфийка его вела за собой.       Запах заставил его кровь стынуть, а магию замереть, не давая ей свободно циркулировать по телу. Маннимарко прищуривается, такой физический эффект обычно вызывает лишь повреждение регенерации магии.       От чего исходил столь омерзительный запах?       — Фаренгар! — данмерка грубо произносит чужое имя и дело вовсе не в «пепельном» акценте. Маннимарко кидает ей в спину задумчивый взгляд. — Я думаю, это к тебе.       Северный маг, стоявший сгорбившись над бумагами и книгами, разбросанными по столу, едва ли даже заметил, когда двое меров переступили порог его лаборатории. Некромант наблюдал, как он что-то бормочет себе под нос, листая страницы открытой книги.       Эльфийка складывает меч в ножны и бросает последний предупреждающий взгляд на него, разворачиваясь и возвращаясь в главный зал.       Некромант не оборачивается, слушая её постепенно удаляющиеся шаги, и лениво осматривает лабораторию придворного мага. Сам северянин продолжал изучать свои записи, незаинтересованный в посетителе.       Он мог бы возмутиться подобным пренебрежением к его персоне, но заполнивший комнату запах не давал ему сосредоточиться. Маннимарко нахмурился, когда с очередным вдохом резкость запаха усилилась, его содержание стало хорошо различимым и ощущение того, как магия заледенела в его теле, стало заметно болезненнее.       Пахло чем-то тухлым и завядшим. Одновременно разложившейся плотью и прогнившим деревом.       Маннимарко щелкает пальцами, довольный, когда ответ всплывает в голове.       — Гм. По-моему, ты перегрел эссенцию из сока сприггана.       Его слова вызвали интерес мага — его глаза засияли любопытством, когда он вскинул голову, разглядывая его с большой интригой и пристальным вниманием.       — Что? Я даже не… — голос норда звучал возмущённо, но замолчал, когда перевёл взгляд куда-то в сторону, — о, вижу. Ты немного разбираешься в алхимии, — тон голоса придворного мага едва ли скрывает восторга.       Немного?       Мер сдерживает себя, чтобы злость, вызванная неосторожными словами, не отразилась на его лице. Его взгляд не отрывается от спины норда, шествующего в другой конец своей лаборатории, к небольшому алхимическому столу, который некромант не замечал до сих пор.       Немного, говорит человек.       Маннимарко потратил века, чтобы овладеть всеми магическими искусствами в совершенстве.       Он способен уловить тонкий запах зелья, и чётко определить алхимические ингредиенты, из которых оно было сварено. Разве это не доказывает его мастерства?       Маннимарко глубоко вдыхает перегретую эссенцию, пытаясь затмить мрачные мысли.       Стоит человеку вернуться к нему, на его лице идеально выверенное дружелюбие.       — Прошу простить мою прежнюю грубость. Меня так часто отвлекают досужие гости, что я предпочитаю просто игнорировать их. Итак… что тебе было нужно?       — Свиток, — эльф устало вздыхает, он не думал, что когда-нибудь произнесёт эти слова, — свиток Божественного вмешательства.       — Я слышал о таком, но не видел лично, — человек складывает руки на груди, бесстрашно встречаясь с альтмером взглядами.       Будь на нём привычный капюшон мантии, Маннимарко скривил бы губы в отвращение, не скрывая своего разочарования. В данный момент он полностью открыт перед другими, ему приходится одёргивать себя от слишком резкой реакции.       Но что-то мелькает в его глазах, потому что маг заметно смущается и слегка заикаясь добавляет:       — Почему бы тебе не попробовать посетить Коллегию Винтерхолда? Но в Скайриме сейчас гражданская война, и такое длинное путешествие может быть тяжелым…       Остальные слова проносятся мимо него.       Гражданская война?       С момента пробуждения, он уже чувствовал, что что-то не так и по пути сюда он не раз замечал невозможные вещи. Мысленно он начинает загибать пальцы.       Исчезнувшие связи, которые Король Червей разделял со своими последователями.       Одна из редчайших книг, спокойно покоящаяся в первом попавшемся ему зале мёртвых       Нежить, неспособная исполнить его прямой приказ.       Неприятный ответ мелькал на краю сознания с самого пробуждения у святилища Талоса, но ему необходимо услышать это от кого-то другого.       Как будто это что-то изменит.       — Какой сейчас год? — спросил он более кротко, чем хотел, в основном из страха показаться абсолютным сумасшедшим и оттолкнуть от себя человека.       Фаренгар смущён его вопросом, но спокойно отвечает:       — Двести первый. Четвёртой эры.       Четвёртая эра…       Ответ болезненно обрушился на него, также как металлическая рука Нумидиума ударила по земле, когда Подземный король использовал его для убийства Короля Червей. Стало ужасно трудно держаться прямо. Эта слабость не связанна с его удивлением, возможно, он вдохнул слишком много эссенции из сока сприггана.       Внешне он не даёт ни одному мускулу на лице пошевелиться, чтобы не выдать своих настоящих чувств.       Раз прошло несколько столетий, точное количество ему ещё предстояло узнать, имело ли вообще смысл пытаться связаться с собственным Орденом?       Скакмат мог быть и не причастным к исчезновению его связей.       Возможно, к этому моменту Ордена просто не существовало вовсе.       В мыслях он качает головой. Это его Орден, ему нужно искать ответы о его сложившейся судьбе, поэтому имело смысл воспользоваться советом и посетить «коллегию», отыскать свиток и вернуться к Ордену или к руинам, которые от него остались.       Человек громко откашливается.       — Ты кажешься способным. Не хотел бы помочь мне в одном… проекте? — эти слова заставляют Маннимарко отвлечься от скорбных мыслей. Маг, убедившийся, что эльф обратил на него внимание продолжает. — Я искал кого-нибудь, кто сбегал бы и принёс кое-что для меня.       Некромант морщит нос. Его опять о чём-то просят? Когда это стало обыденностью?       — Слишком расплывчатая просьба, — он серьёзно отвечает, не смотря на своё отвращение к очередному нежелательному поручению, которое возникло на пустом месте.       — Ну, когда я говорю «принести», в действительности, я имею ввиду — полезть в опасные руины в поисках каменной скрижали, которая, может быть, там лежит, а может, и не лежит.       — И что это за каменная скрижаль? — эльф смеряет человека скучающим взглядом.       — Я… эм, узнал о некой каменной скрижали, которая хранится в храме Холодных водопадов. На этом «Драконьем камне», говорят, есть карта с могильными курганами драконов, — объяснил норд, — Она бы сильно помогла мне в моём исследование.       Драконов?       Это подкупает его интерес.       Драконы были ушедшей легендой, редко кто вёл о них дискуссии и ещё реже посвящал им свои исследования. С веками даже Клинки, те кто посвятили себя охоте на драконов, стали меньше интересоваться их существованием.       Так с чего бы обычному придворному магу интересоваться ими?       — И чем вызван твой интерес к драконам? — любопытство в словах Маннимарко было честным.       Маг был воодушевлён его вопросом.       — По Скайриму начали ходить истории о драконах и многие отмахиваются от этих «слухов» и «мифов». Как от невероятного. Верный признак дурака — отметать как невозможное всё, что не подтверждается его личным опытом. Но я начал собирать сведения о драконах, ища ответ на вопрос, куда они пропали много лет назад? И могут ли вернуться?       Некромант обращается вглубь своего сознания.       Связь, покрытая сажей и полная смога.       Он мог бы обратить это в пользу.       — Я откажусь, — категорично отвечает Маннимарко, — мне неинтересно лазить по нордским руинам, — эльф пожимает плечами.       Придворный маг отнёсся к ответу спокойно, криво улыбнувшись.       — Что ж, я не ожидал, что ты согласишься. Я имею ввиду, «полезть в опасные руины» звучит не очень заманчиво.       Чтобы не говорил человек, он был крайне расстроен и, прежде чем он начал бы без умолку болтать, стремясь скрыть своего разочарования, эльф спешит его перебить.       — У меня есть другое предложение.       — Какое? — тон придворного мага осторожный, но его глаза горели заинтересованностью.       Этот вожделеющий знаний взгляд. Маннимарко ухмыляется, вновь ощущая свою власть над чужой душой.       Подкупить знаниями учёных и магов намного проще, чем перебежчиков-агентов или невежественную стражу.       — Я изучал драконов прежде, у меня довольно большие познания в этой теме. Скажу честно, — Маннимарко хитро улыбается, — я видел настоящего дракона. Раз ты заинтересован в них, мы могли бы обменяться знаниями. Что скажешь?       Человеку не нужно время на размышления.       — Конечно! Чего ты хочешь? — он даёт ответ мгновенно.       Улыбка Маннимарко становится шире.       — Ты хорошо знаешь историю? — маг согласно кивает, и он продолжает. — Сможешь рассказать о событиях в мире начиная с четыреста семнадцатого года третьей эры?       Человек ещё раз кивает, не особо задумываясь над странностью его просьбы, находясь в полном предвкушение от возможности получить больше информации о драконах.       — Превосходно.

***

      Их сделка проста: по вопросу на каждое столетие.       Это справедливо.       Придворный маг рассказывает ему о длительном путешествие по Вварденфеллу освобождённого узника, признанного Нереварином. О том, как он в конечном итоге выполняет пророчество о возрождённом герое, убив Дагот Ура, патриарха исчезнувшего Дома Дагот, и уничтожив Сердце Лорхана.       Маннимарко молча слушает о том, как спустя некоторое время после событий, связанных с пришествием Нереварина, Вивек и сам Нереварин исчезают.       Ещё до своего столкновения с Подземным Королём в Даггерфолле, Маннимарко слышал о периодически возникающих волнениях в Морровинде. Он не ожидал, что всё придёт к такому масштабному событию.       Что его поистине удивляет, так это рассказ о смерти Императора Уриэля Седьмого и событиях, следующих за его кончиной.       Маг со скорбью, рассказывает ему о постигших провинции Империи бедствиях, виноватыми в которых были члены даэдридеского культа, известном как «Мифический Рассвет». Именно «Мифический Рассвет» добился пришествия в Тамриэль самого Мерунеса Дагона.       Маннимарко прикусывает язык, чтобы не выдать своего гнева и разочарования, когда слышит подробности победы над Дагоном.       Последний потомок линии Септимов, жертвующий собой, чтобы вызвать Огромное Воплощение Акатоша, появившееся посреди Храма Единого и ступившее в равную схватку с даэдрическим Принцем Разрушения, всё это звучало тошнотворно героически.       Его ненависть к подземной твари увеличивается в разы.       Из-за него он потерял настолько грандиозную возможность обрести больше власти и силы. Нестабильная граница между Обливионом и Нирном — прекрасная возможность заполучить что-то существенное.       Но он всё упустил, в силу своей… недееспособности.       — Так как последнего наследника династии Септимов не стало, Империя осталась без императора. Совет Старейшин, во главе с канцлером Окато, пытались удержать Империю от распада. С этого момента закончилась третья эра, — придворный маг заканчивает.       Наступила его очередь.       Маннимарко тяжело вздыхает, он получил объёмное количество новой информации о событиях, которые он пропустил и ему не терпелось обдумать и сравнить как сильно мир изменился за его отсутствие.       Но сделка есть сделка.       — Хорошо, — Маннимарко ослабляет хватку на обложке «книги», которую он не выпускал из рук с начала своего пути от святилища Талоса. — Какой у тебя вопрос?       У норда был готов вопрос.       — Дракон, которого ты встретил. Какое у него имя?       — Он назвал себя «Скакмат», — Маннимарко честно отвечает.       Человек в спешке записывает имя, но его перо замирает на середине.       — Тут всего два слога, — придворный маг поднимает на него растерянный взгляд       Маннимарко молча изогнул бровь в немом вопросе.       — У всех имён известных драконов три слога, — человек уточняет, — а у этого имени — два. Неужели такое бывает?       Маннимарко хмурится, это был второй вопрос, что было против их первоначальной сделки. Но, с другой стороны, он всегда поощрял любопытство.       Кто знал, может быть, этот придворный маг мог бы пригодится ему в будущем?       — Нет. Драконы просто перестали называть свои настоящие имена.       Маннимарко помнил ещё одного дракона с неизвестным именем, он никогда не любил вспоминать о нём, потому что события, в которых этот дракон замешан были сплошным разочарованием. Но его имя было хорошим примером, и эльф с усталостью добавляет:       — Был ещё один дракон. Папре. Никто не знает его настоящего имени и никогда не узнает.       Возможно, его слова звучали несколько резко, поэтому норд задаёт встречный вопрос:       — Он мёртв?       — Да. Это было во времена узурпации Джагар Тарна.       — Ты знаешь, как он умер? — маг не унимался.       Маннимарко переводит взгляд на окно. Горизонт начинает краснеть вдалеке, а это значило, что день близился к концу.       — Нет, — он соврал.       Придворный маг кивает, принимая его ответ.       Записывая последние строчки, он собирается с мыслями и продолжает свой рассказ:       — Четвёртая Эра начинается без Императора Тамриэля на троне.       Некромант вновь усиливает свою хватку на толстой обложке «книги», пытаясь унять своего волнения и подготовиться к следующему столетию.       Человек, не вдаваясь в детали, рассказывает о том, как Совет Старейшин не смог выбрать преемника и принял решение сделать Окато монархом. Империя начала рушиться и большинство провинций вышли из её состава.       После исчезновения Вивека, сила, прежде удерживающая Баар-Дау, полностью иссякли. Баар-Дау, прибежище инквизиции Храма, падает на Вивек, почти полностью уничтожая его. Это падение становится причиной начала извержения Красной горы.       Город Вивек практически стёрт с лица Нирна. Южная часть провинции также пострадала от наводнений и оползней. Прилегающие к Красной горе территории были уничтожены стеной пламени, появившееся в момент извержения.       Все эти события теперь известны, как «Красный Год».       Маннимарко устало вздыхает, игнорируя большую часть слов мага о последствия катастрофы. Вряд ли он сможет вычленить что-то стоящее из этого знания.       — Через пять лет Властелин Окато погибает, — норд бросает на эльфа странный взгляд, заставляя Маннимарко насторожиться, и осторожно продолжает, — большинство предполагает, что за этим стояли агенты Талмора.       Альтмер хранит молчание, позволяя придворному магу продолжить.       — С этого события начался период междуцарствия, — человек продолжает бросать странного рода взгляды на Маннимарко. — Талмор использовал эти события, чтобы окончательно свергнуть власть на Саммерсете и провозгласить себя правителями. После полного захвата власти, Талмор отделил острова Саммерсет от состава Империи, а спустя семь лет возродился Альдмерский Доминион       Маннимарко задумчиво постукивает по «книге», ещё в середине третьей эры он ожидал подобного исхода. Грубое завоевание Алинора Тайбером Септимом стало огромным унижением для альтмеров. Ожидаемо, что с веками чувство унижение превратится в ненависть и нежелание мериться с подобным исходом.       Когда появилась возможность вернуть себе прошлое величие, почему бы им и не воспользоваться открывшейся возможностью, верно?       Он удивлён, что это заняло так много времени.       Человек вновь прерывает своё повествование, ни на секунду не отрывая своего взгляда от эльфа.       Мер продолжает хранить молчание.       (Чего этот норд от него ожидает?)       Видимо, не найдя ожидаемого отклика на свои слова, маг возобновляет свой рассказ.       Тит Мид захватил власть и стал Императором, а Луны исчезли с ночного неба, знаменуя приход «Ночей Пустоты», через два года Луны возвращаются на небеса. Талмор утверждал, что это сделали они, прибегнув к «раннее неизвестной магии рассвета».       Маннимарко смаргивает скуку. «Исчезнувшие луны» и «неизвестная магия рассвета» звучало крайне любопытно. Возможно, когда он посетит Коллегию Винтерхолда, он изучит этот вопрос более детально.       Человек откашливается, возвращая внимание собеседника.       — Однако, доподлинно неизвестно, действительно ли в этом замешан Талмор, или же они знали о возвращении лун, и лишь воспользовались ситуацией, но благодаря этому талморцы укрепили своё влияние в Эльсвейре, — норд вновь берётся за свои записи и Маннимарко понимает, что очередное столетие подошло к концу.       Это столетие оказалось скупо на событие, а его большую часть занимала политика. Это не радовало, но и не разочаровало. По крайней мере это значило, что он не упустил чего-то стоящего.       — Твоя очередь! — маг не ждёт ответной реакции мера, спеша задать свой вопрос. — Как тебе удалось встретить дракона?       Это абсолютно неудачный вопрос.       Его знакомство с Скакматом — странное стечение обстоятельств.       Это было частью тех событий, цепь которых запустила бы колесо и его движение должно было привести к…       …чему?       Маннимарко растерянно замирает, перебирая мысли в голове пытаясь вспомнить, но всё безуспешно.       Там была тень в собственном разуме, как будто чего-то не хватало.       Было ли это последствием его паразитирования в чужих разумах?       Это украдено у тебя.       Его мысли перебивает надоедливый голос.       Глупое предположение. Никто никогда бы не смог что-то украсть из его разума.       Он отмахивается от вредных слов, порядком устав от раздражающей неизвестности преследующей его мысли, и возвращает своё внимание к придворному магу.       Ему нужно сдержать слово и дать свой ответ.       — Я путешествовал по Эльсвейру, когда начали ходить слухи об огромном звере в небе. Впервые я встретил непосредственного свидетеля его существования около Сенчала, он описал огромную тень зверя, прячущуюся в лесах, — он говорит, опуская детали, маг вряд ли смог это заметить, полностью поглощённый его рассказом.       — К сожалению, мне не удалось получить конкретные описания, свидетель сбежал при первой же возможности, но я не тот, кто осуждает предпочётших не рисковать своей жизнью ради любопытства. Но я — учёный. Вместо этого я стремлюсь классифицировать и записать, даже если это вызовет определённый риск для жизни.       Маннимарко просит свёрток бумаги у мага, который без лишних вопросов передаёт их вместе с пером и чернильницей. Когда Маннимарко начинает свой рассказ, человек устраивается ближе к нему, внимательно слушая и следя за линиями, появляющимися на бумаге из-под руки эльфа.       В рассказе Маннимарко нет лжи.       Только полуправда, там, где искренность не была бы принята слушателем.       Он хорошо помнит, тот момент, когда Скакмат впервые появился перед ним.       Некромант рисует огромный и устрашающий силуэт.       Маннимарко был в Сенчале, вернее в его окрестностях, когда Массер была окрашена в багровый цвет и её тёмный свет бросал резкие тени на зверя пришедшего из глубины леса.       Он надавливает на перо делая более грязные линии, чтобы примерно повторить те самые тени, отбрасываемые Массер на дракона. Маг задерживает дыхание в немом восхищение.       Магическая вспышка срывается с его пальцев освещая округу, что позволило Маннимарко рассмотреть любопытный взгляд, принадлежащий дикому дракону.       У Маннимарко не получается в точности передать острый взгляд зверя. Простой рисунок не способен воссоздать всё в точности, но норд всё равно задерживает внимание на тёмных точках, изображающие глаза, ощутив скрытый смысл.       Он откладывает перо, удовлетворённый получившимся результатом и передаёт его человеку. Маг жадно рассматривает чернильные линии, затаив дыхание. Это первый раз, когда он видит дракона в настолько подробном изображение.       Некромант терпеливо ждёт пока придворный маг вдоволь насладится рисунком.       — Это невероятно… Могу я его оставить? — норд с большим трудом отрывает взгляд от бумаги.       Маннимарко кивает, не то, чтобы он выражал желания вернуть рисунок себе.       Подобный подарок со стороны эльфа воодушевляет мага и его слова звучат энергичней.       Самым ужасным событием второго столетия в Скайриме стал Великий Обвал.       Событие, при котором большая часть города Винтерхолда ушла под воду. Некоторые из оставшихся в живых обвинили в случившимся Коллегию, что сильно подорвало её репутацию.       Придворный маг уточняет, что сам не считает Коллегию Винтерхолда виноватой в произошедшем.       Эльф задумчиво смотрит в окно, слушая выдвигаемые человеком теории о возможных причинах катастрофы. Когда он будет в Коллегии, можно было бы поинтересоваться у местных магов о произошедшем, но, а сейчас солнце давно село, ему не хотелось задерживаться в Вайтране на ещё одну ночь, поэтому он просит собеседника ускориться в своём рассказе.       Норд смущённо прослеживает за взглядом Маннимарко, обращённого к потемневшему небу за окном и тихо соглашается.       Не вдаваясь в подробности, он рассказывает ему о проблемах, постигших Империю на момент восхождения на трон Тита Мида Второго. Спустя шесть лет с начала его правления, Альдмерский доминион объявляет войну и бросает все силы на захват Сиродила.       Война с эльфами.       Это могло бы объяснить все те взгляды стражи, полные личной неприязнью.       Война заканчивается Конкордатом Белого Золота, главными условиями которого было объявление запрета на поклонение Талосу в Империи и узаконивание права талморцев преследовать его почитателей.       Маннимарко усмехается. Конечно, это было бы одним из главных условием.       В конце концов, Тайбер Септим сам в этом виноват и по его вине теперь страдают те, кто ему предан.       — История нынешнего столетия ещё не завершена, поэтому на этом всё, — человек стесненно откашливается, пытаясь предать своему голосу прежнюю твёрдость. Некромант отрешённо наблюдает за его попытками избавиться от хриплого тона. Очевидно, этот норд не из тех, кто привык вести долгие разговоры.       В последний раз прокашлявшись, человек сглатывает напряжение и когда он начинает говорить его голос звучит не слишком лучше, но в нём не было прежних хрипов:       — Теперь мой последний вопрос.       Маг вновь берётся за перо.       — Как тебе удалось уйти от дракона живым? Я читал, что они не из тех, кто оставляет путешественников в живых.       Что ж, Маннимарко ожидал подобного вопроса, но что-то в тоне норда было недоверчивым, что заставило внутренности некроманта похолодеть.       — Драконы любят сделки, — он отвечает чопорно, давая понять, что заметил смену тона разговора. — У тебя должно быть что-то, что можно ему предложить в обмен.       — И что ты ему предложил? — этот вопрос прозвучал настойчиво.       Мер кривиться в отвращение.       Хоть он и поощряет любопытство, но оно должно быть умеренным и никогда настойчивым. Он не из тех, у кого можно что-то потребовать. Маннимарко проявил снисхождение дав лишние крупицы информации, пренебрёгши собственным нежеланием вспоминать о разочаровывающих событиях и то, как ему ответили было недопустимо.       — Довольно вопросов, — Маннимарко несдержано пресекает его любопытство. — Одно столетие — один вопрос.       В словах звучит угроза, но маг слишком глуп чтобы её заметить, либо он не видит угрозы в альтмере перед ним.       Это сильно повлияет на его дальнейшую судьбу.       Норд разочаровано вздыхает.       — Я надеюсь мы вновь встретимся, и я смогу задать больше вопросов.       — Так и будет…       Маннимарко делает паузу, вспоминая грубо произнесённое данмеркой имя, когда она представила его придворному магу.       — …Фаренгар.       Это предупреждение.

***

      Покидая лабораторию придворного мага, некромант чувствует, как его кости болят от приятной усталости. Много воды утекло с тех пор, когда он вёл такие насыщенные разговоры, даже если тон Фаренгара склонился в худшую сторону под самый конец, это не могло испортить общее приятное впечатление от диалога.       До его слуха доносится чужой разговор.       Кажется, спор межу ярлом и его слугой, послушно стоящим у трона, не утихал до сих пор, не смотря на поздний час.       Он останавливается в тени одной из деревянных опор, прислушиваясь.       — Провентус, Хронгар ещё не вернулся? — голос норда, полный нарастающего гнева и разочарования, эхом разнёсся по огромному залу Драконьего Предела.       — Он упоминал, что отправится к святилищу Талоса вниз по реке…       Дальше он не слушает, обращая всё своё внимание на «книгу» в своих руках.       «Святилище… вниз по реке от Вайтрана»       Хронгар, да?       Удобнее обхватив пальцами корешок «книги», он кладёт её на небольшой стол, отведённый для прислуги, скрытый от лишних взглядов за колоннами.       Хронгар давно вернулся.

***

      Маннимарко критически осматривает деревянную повозку, запряжённую лошадью, с любопытством поглядывающей в разные стороны. Он никогда бы не подумал, что однажды ему придётся воспользоваться чем-то подобным.       Он надеялся, что где бы Подземная тварь не оказалась после смерти, она не найдёт там покоя.       — Так ты едешь? — извозчик скучающе наблюдает за его внутренними метаниями.       Некромант бросает на него измученный хмурый взгляд.       Как будто у него был другой выбор.       — Да, — он достаёт заполненный мешочек, отданный ему жрецом Арк`эя, и передаёт их заметно приободрившемуся при звоне монет человеку, — в Винтерхолд.       Если так подумать то, что жрец дал ему монет было крайне удачным стечением обстоятельств. Когда он отказывался от предложенной награды, в тот момент он даже не думал о том, что ему придётся отправиться глубже на север.       С какой-то стороны это было подозрительным совпадением, но вряд ли в этом могло быть что-то большее, чем удача, не следовало даже задумываться об этом.       — Так бы сразу, — норд выхватывает мешочек и кивает на повозку, — забирайся и отчаливаем.       Маннимарко вздыхает, принимая вынужденную жертву в виде поездки в ненадёжной деревянной телеге.       С громким дребезжанием они трогаются.       Удобно устроиться в повозке было непосильной задачей: какое бы положение он не пытался принять его тело ныло тупой болью и то, как колёса подскакивали при каждой кочке, не прибавляло комфорта.       Это самый унизительный опыт за всю его длинную жизнь, но думать об этом долго не пришлось.       Последствия ранений, магического истощения и два дня без сна наконец догоняют его. Он чувствует, что засыпает, и нависшая тишина только глубже погружала его в сон.       Он пытался бороться с сонливостью, постоянно смаргивая пелену сна.       Но истощённость его тела, как физическая, так и эмоциональная берёт своё, унося его сознание.

***

      Он смотрит вверх.       Небо полностью заволокло грозовыми облаками.       Он видел тебя, когда пришёл Дракон.       Снег крупными комьями падал на землю, прилипал к волосам и одежде, но совершенно не таял на коже и не вызывал холодных ощущений.       Маннимарко сглатывает напряжение и с усилием отрывает взгляд от тёмных туч.       Во сне, если это было сном, его чувства притупились, но он понимает, что это место было извращённо неправильным даже для кошмара.       Ему нужно двигаться дальше.       Он знает, кто ты такой.       Маннимарко с осторожностью идёт по широким улицам, заваленным руинами холодного камня. Пробираясь через особенно крупные завалы из обломков резного камня, он прикасается к ним, чувствуя остывающий жар и тогда он замирает.       Эльф отдёргивает свою ладонь от камня и с подозрением смотрит на почерневшие пальцы.       Старые кирпичи пачкали руки золой, когда он к ним прикасался.       Что здесь произошло?       Колеблясь, он вновь обращает свой взгляд к небу и тогда он понимает.       На землю падал не снег, а пепел.       Не прислушивайся к словам того, кто Потерян.       Когда он натыкается на очередной завал, он слышит тяжелой гул.       То, что казалось огромным завалом, начало двигаться. Огромная драконья туша лениво отряхивается, поднимая клубы пыли и пепла и выпрямляется во весь рост.       Он не успевает рассмотреть потревоженного дракона, как местность вокруг пожирает туман, не давая ему что-то увидеть дальше вытянутой руки.       Не дай себя обмануть мертвецу.       Маннимарко делает шаг назад, когда в тумане вырисовывается незнакомый силуэт, медленно приближающийся к нему.       Чувство страха поглотило его.       Не дай ему вернуться.