Осознание

      Тигнари был великолепен.       Тигнари всегда был великолепен, но особенно сейчас, с распушенным от возмущения хвостом и нервно прядущими ушами. Кому-то другому его строгое лицо могло показаться суровым, однако Сайно видел смесь волнения и облегчения в глазах лесного стража. — … совершенно безответственно с твоей стороны, — закончил тираду фенек, ощупывая махаматру на предмет повреждений. — Триста человек в одиночку, действительно? — Я понимаю, однако так сложились обстоятельства, — пробормотал Сайно, изо всех сил пытаясь не смотреть на бьющий по чужим бедрам хвост. — У тебя всегда есть обстоятельства, — более спокойно фыркнул Тигнари, убедившись в отсутствии травм. — Ты всегда мог попросить о помощи. Тем более, насколько я понял, изначально помощник у тебя был. — Я не хотел вмешивать путешественника сильнее, чем уже сделал.       Лис только скептически выгнул бровь, и Сайно в очередной раз поблагодарил семерых за смуглую кожу, благодаря которой румянец просвечивал не так очевидно.       Все в Тигнари было абсолютно великолепно — гладкий темный мех хвоста, бархатистые уши, острые клычки, видимые только во время улыбки, светлая кожа с россыпью родинок на лопатках…       При воспоминаниях о гибкой, ровной спине рот почему-то наполнился слюной, и он практически пропустил появление светловолосого путешественника и его спутницы, занятый анализом странной реакции своего организма.       Древний дух, с которым Сайно заключил контракт, никогда не проявлял склонность к каннибализму… верно?       Прощаясь с Тигнари, он по какой-то причине никак не мог оторвать взгляд от мерно покачивающегося хвоста и покатых бедер, ощущая странный, незнакомый голод.       Его мысли прервал измученный стон путешественника. — Пожалуйста, не ты тоже, я знаю этот взгляд, — закатил глаза юноша, переглядываясь с такой же не впечатленной Паймон. — Хоть слово о том, что ты хочешь, чтобы Тигнари сел тебе на лицо, и я тебя задушу.       Если до этого краснота была незаметна, то сейчас даже загоревшая под палящим солнцем пустыни кожа не могла скрыть расползавшийся по лицу, шее и плечам багровый румянец. Вдруг очень резко стало не хватать воздуха, а в голове осталась одна-единственная мысль.       Та самая.       До этого момента Сайно никогда не задумывался, почему собственно считает Тигнари великолепным, почему так неотрывно наблюдает за рейнджером, стоит тому только появиться в поле его зрения, и что за странные желания его охватывают, стоит только фенеку показать немного кожи. —… тоже? — только и смог прохрипеть мужчина, пытаясь прогнать всплывающие в голове картинки. Как назло, было очень легко представить крепкие, сильные бедра, на которых обычно было так приятно спать, почувствовать запах цветочных масел, которыми Тигнари смазывал шерсть хвоста… — Буквально шесть часов назад мы видели нечто похожее, — проворчала Паймон. — Никакая еда не заставит Паймон это забыть, даже если она из павильона Люли. — Чайлд действительно иногда бывает слишком откровенен в своих мыслях и желаниях, — согласно кивнул Итер, морщась от воспоминаний об откровенно волчьем взгляде с мечтательной поволокой, которым Предвестник проводил Чжунли.       «Я хочу, чтобы он сел мне на лицо и задушил этими бедрами» — так прозвучала фраза Тартальи, и путешественник подавился соком, судорожно откашливаясь под возмущенный визг Паймон.       Поэтому, заметив похожий, голодный взгляд, которым Сайно провожал покачивающийся хвост Тигнари, он на автомате выпалил, что пришло ему в голову. Услышать второй раз за день что-то о сексуальных мечтах своих спутников было не тем, что он хотел.       Конечно, генерал Махаматра не производил впечатление того, кто будет столь откровенно говорить о своих желаниях, однако кому как не ему было знать, насколько обманчивым оно бывает.       В конце концов, Чжунли тоже казался исключительно интеллигентным мужчиной.       Казался, да.       Интеллигентные люди не улыбаются на такие фразы, и уж точно не предлагают встретиться и обсудить данный вопрос вечером у себя дома.       В общем, Итер в ближайший месяц даже близко не хотел подходить к Ли Юэ.       Объяснение светловолосого путешественника прошло практически мимо его ушей. Слишком уж резко пришло осознание того, чего именно хотел Сайно, сжимая стража в своих объятиях темными ночами в лесах Авидья.       Сайно никогда не…       Он никогда…       Телесные желания всегда обходили его стороной, предложения провести ночь в обмен на помилование вызывали лишь отвращение, жалкие испуганные попытки флирта — брезгливость.       Даже до того, как он занял должность матры, было препятствие в виде его происхождения — житель пустыни, он вызывал у неженок за стеной Самаэль как минимум тошнотворное чувство неприязни. Сумерские ученые, несмотря на всю свою якобы просвещенность, во многом были теми еще ханжами и расистами.       Это не означает, что секса у него никогда не было — но то были почти клинические исследования, продиктованные исключительно научным интересом. Его диссертация на эту тему является одним из ключевых трудов, на которые сейчас опираются лекари Бимарстана в вопросах сексуальных реакций и отклонений.       Закончив исследования, Сайно практически забыл о том, что существует такая вещь как желание чужого тела.       Не было у него в этом необходимости — всю энергию и страсть он, как истинный трудоголик, вкладывал в свою работу.       Неосторожно брошенная путешественником фраза напомнила ему о том, что он — человек, не машина, механически выполняющая свои обязанности.       Другой вопрос, что ему с этим откровением делать. ***       Ночи превратились в самое настоящее мучение — стоило Сайно прикрыть глаза, как в голове начинали проноситься картинки не самого приличного содержания.       Вернее, совсем неприличного.       Память подкидывала воспоминания из далеких времен, когда Тигнари еще учился в Академии, а сам Сайно только недавно принял пост генерала Махаматры.       Более неловкую первую (официально первую, так-то Сайно наблюдал за фенеком давно) встречу представить было сложно.       Обычно подкрасться к Тигнари было не так-то просто, однако именно в тот день в садах Пардис Дхяй было очень много студентов. За гомоном и руганью тот просто не расслышал чужих шагов, потому очень неприятно удивился, обнаружив рядом с собой мрачного от недосыпа матру.       К несчастью, в этот момент лис зарисовывал лепестки лотоса кальпалата, а посему его испуг закончился падением с узкой лестницы, на которую тот для удобства залез, удивительным образом балансируя на одной ноге.       Сайно, хотевший просто отдать студенту запрошенное тем три месяца назад разрешение на посещение закрытой части архива, с удивлением обнаружил пушистый хвост, щекочущий лицо, и выбившую дух тяжесть на груди. — Вроде бы еще не осень, чтобы начался лисопад, — прохрипел он, пытаясь сдержать чихание от сладкого, тяжелого аромата, исходящего от лоснящегося меха.       Тигнари тогда охнул, практически мгновенно слезая с придавленного генерала, неловко прижимая к груди каким-то чудом не рассыпавшиеся зарисовки. — Извините, я вас не заметил, обычно я более внимателен, но сегодня здесь так шумно…       И теперь его почти идеальная, такая полезная для работы память напоминала ему, насколько очарователен у Тигнари хвост… и то, что находится под ним.       Интересно, насколько быстро Сайно придется бежать, если он при следующей встрече спросит у рейнджера, не нужен ли тому новый стул, и что сам генерал с удовольствием выполнит функции оного.       Мысль о сидящем на нем Тигнари — не важно, на лице или бедрах, если честно — заставила шумно выдохнуть, до боли в суставах впиться пальцами в прохладный ночной песок.       Он еще не настолько низко пал, чтобы дрочить на фантазии.       Верно ведь? ***       Все решается просто и несколько неловко, как, впрочем, и все, что касается Тигнари. — У меня что-то прилипло к хвосту? — недоуменно спрашивает его фенек, хмуро осматривая блестящий мех. — Ты смотришь на него уже добрые пятнадцать минут.       И вместо того, чтобы сказать, что просто задумался, или солгать (ну, не совсем) о желании его погладить, Сайно как сквозь вату слышит собственные слова: — Нет, просто думаю о том, с какой вероятностью в моей заднице окажется стрела, если я скажу, что хочу вылизать тебя под хвостом.       Тигнари замирает на пару мгновений, обрабатывая фразу, недоуменно моргая. Сайно буквально видит, как в зеленовато-карих глазах загорается осознание, и готовится к прямому пробитию в солнышко, а то и сразу в челюсть.       Вместо этого лис застывает, его хвост обмякает на кровати, выскальзывая из ослабевших пальцев, а затем лесной страж со скулежом закрывает лицо руками, скрывая расползающийся по щекам румянец. — Как ты можешь говорить нечто подобное с настолько невозмутимым лицом? — стонет в ладони Тигнари, прижимая полыхающие уши к макушке. — Тебе вообще известна концепция стыда, Сайно?       Ему многое чего известно.       Например, что если в ближайшее время бедра Тигнари не будут лежать у него на плечах, то у него от переизбытка чувств случится мини-смерть. — Ну так что, какова вероятность? — хрипло спрашивает он, облизывая пересохшие губы.       Тигнари смотрит сквозь пальцы, на его щеках все еще горит восхитительный румянец.       После недолгого молчания он нехарактерно застенчиво отводит взгляд в сторону, обнимая хвост в полузащитном жесте. — Если… если ты обещаешь воздержаться от своих шуток, то нулевая, — бормочет фенек, нервно прядя ушами. — Думаю, для этого у меня будет слишком занят рот, — ухмыляется генерал, пытаясь сдержать восторг. — Сайно!