***
Шепард долго жмурится, надеясь растянуть чувство сладостного умиротворения. Она знает — на его место придёт гадкий стыд, липкой слизью марая все её потайные мысли. — Ты — ненормальная, — говорит Шепард сама себе, разглядывая потолок. — Ты собираешься тащить команду через «Омега-4», а сама мысленно постоянно трахаешься с одним из подчинённых. И не с человеком. Должно быть, «Цербер» всё напутал. Порочные синаптические связи извратили личность доблестного солдата, который никогда не дал бы своим низменным инстинктам взять верх над хладнокровием. Должно быть, Миранда знает, как исправить ситуацию. Врачи перестарались. Или не старались. Как в артиллерии — недолет, перелёт. Но потом — точно в цель. Всё остальное запишут как военные потери. Шепард жмурится, когда вспоминает сон. Протяжные созвучные стоны, уверенные фрикции на мягких простынях, горячие поцелуи. Какая дешевая вульгарщина, словно выдранная из посредственного малобюджетного фильма. Как будто кто-то заблевал эти самые мягкие простыни, объевшись мороженого. И, конечно, объект страсти не разодрал бы в кровь своей бронёй её мягкую кожу, конечно, его член не оказался бы покрытым шипами или наростами, конечно, у его расы не целуются так, что язык чешет голосовые связки. Турианцы вообще почти люди. — Ты — ненормальная. Либо учись справляться со стрессом, либо начни принимать таблетки, — снова говорит Шепард сама себе. Она откидывает одеяло, намереваясь пойти в душ. На простыни остается мокрое липкое пятно. Всё так некрасиво. Всё так непросто. Всё так неправильно. Неправильно.***
— Ты что-то хотела? Гаррус поворачивается к ней на считанные секунды; этого хватает, чтобы вывести Шепард из равновесия. Она цепляется взглядом за параболы показателей на экране, пытаясь взять себя в руки. Наверное, если построить график показателей её пульса, картина удивит любого физиолога. — Есть минутка? — Шепард складывает руки на груди, пытаясь сокрыть дрожь. Может, от волнения. Может, от того, что в этом чертовом кожаном платье жутко холодно. — Давай позже? — Гаррус не отрывается от работы. — Мне тут… надо откалибровать орудия. Пульс бросается в аритмию, как пьяная азари на танцпол в «Загробной жизни». Наверное, Шепард сейчас и саму неплохо было бы откалибровать как «Таникс». Его струя жидкого металла, разогнанная до скорости, близкой к световой, формируется в бронебойный корпус. Её уязвленное самолюбие, разогнанное равнодушием подчиненного, что когда-то опускал глаза в пол при виде капитана и с придыханием благодарил за любой совет, не скрывая восхищения, формируется в конус отчаяния от безответного чувства. Путь от офицера-идеалиста СБЦ до Архангела, уносящего души подонков на тот свет, прошел мимо Шепард. В конечной точке оказалось комфортно не всем. Шепард закусывает губу, когда позорно ретируется в камбуз. Каблук застревает в решетчатом полу; чёрт знает что, а не новая реальность. — Прекрасно выглядите, капитан, — елейным голосом сообщает Миранда. Шепард знает, ей не показалось — так может поддержать только женщина, которая всё поняла. Впрочем, да пошла она. Шепард справится.***
В глазах рябит от карты. Шепард перекраивает маршрут сотый раз, опёршись на мостик, пытаясь прогнуться в затекшей спине. Учесть близость ретрансляторов, учесть количество топлива. Вокруг царит привычная тишина, экипаж терпением капитана не злоупотребляет, чего нельзя сказать о её боевых товарищах. Они словно сорвались с цепи, используя Шепард то как семейного психотерапевта, то как киллера, то как вора. — До Прагии доберёмся послезавтра, не раньше, — сообщает Шепард один из координаторов полёта. — Принято, — она устало кивает. — Сообщу Джек сама. — Капитан, — вкрадчиво вклинивается секретарь Чамберс, — там… — Почту я разгребу в каюте, — огрызается Шепард, спускаясь с мостика. — …Гаррус чем-то взволнован. Просил зайти, — несчастная Чамберс всё же договаривает, но инстинктивно вжимает голову в плечи. Неделю назад сердце Шепард ухнуло бы из груди в пятки. Или откуда оно теперь может у неё ухнуть после вмешательств врачей «Цербера». Труд облагораживает; метания с проблемами соратников вышибли из головы лишнюю дурь. Разве что Гаррус заметил, что его не брали «в поля». Что ж, придётся как-то выкручиваться. — Привет, Гаррус, — бурчит Шепард себе под нос, неохотно идя к главной батарее и пытаясь репетировать неловкий разговор. — Нет, тебе показалось. Я просто хотела погонять новых членов команды. Тебя я уже давно знаю… Хотя. А знаю ли? — она нехотя тянет руку к панели на двери. Чёрт знает что, а не новая реальность. — Шепард, — Гаррус бросается к ней, как зверь к добыче, — мы должны лететь на Цитадель. Срочно. Распознать эмоции турианцев очень сложно. Разве что только по движениям мандибул. Сейчас сложностей не возникало — мандибулы дёргались так, что, казалось, Шепард слышит их треск. — Там Тень. Он знает, где Сидонис. Я должен отомстить, я должен, понимаешь?! Мы должны лететь немедленно, он же уйдёт! Путь от офицера-идеалиста СБЦ до Архангела, уносящего души подонков на тот свет, прошел мимо Шепард. А когда-то, когда Гаррус просил помочь найти доктора Салеона, Шепард казалось, что он готов сам себя удушить за то, что побеспокоил капитана. Хорошо, что она притащилась не в том дурацком платье. И не в туфлях. — Спокойно, друг, — Шепард не знает, кому именно она это говорит — Гаррусу или себе. — Мы будем в Цитадели к утру. У тебя есть план? — Я организовал встречу в районе Закера, — турианец успокаивается, вставая в привычную позу у экрана. — Время и координаты перенаправлю тебе на инструметрон. Шепард идёт перестраивать маршрут в сто первый раз.***
— Сектор, сектор держи! Шепард перемахнула через металлические ящики, мысленно чертыхаясь, что надела церберовскую броню. Самара послушно взяла правую диагональ; Гаррус, игнорируя прямые приказы, пробивался вперёд, не заботясь ни о тыле, ни о флангах. Симфония войны всегда звучит отвратительно; лязг металла, нецензурная брань, шипение термозарядов, бульканье биотических ударов. Хорошо, что организм позаботился об адреналине. Сладкая газировка, которой можно запить горькую пилюлю. «Светила» полегли один за одним, даже несмотря на то, что Гаррус явно забылся. Недопустимая халатность чуть не стоила им жизни, когда на последний рубеж вышли мехи. Заняв позицию на возвышении, в грузовике, готовя дуговой излучатель к бою, Шепард нашла глазами турианца; в прямой видимости врага, в отдалении от ближайшего укрытия, в позе стоя, у мостика, обеспечивавшего площадку для сошек «Гадюки». Один раз мост его спас. Сейчас же, если бы Шепард попросили поставить оценку за тактику ведения ближнего боя, она бы поставила крепкое «неудовлетворительно». Ионизирующий лазер излучателя придал картине жизнеутверждающих красок. А потом случилось невероятное. Гаррус бил Харкина, вышибая как информацию, так и душу. Пока ломались кости преступника, простыни Шепард, похоже, окончательно отстирались от розовой рвоты. Красиво и просто не будет. Горе потери выдирает душу, как хищная птица птенца из чужого гнезда, уж капитану ли не знать об этом? Она собирает жетоны погибших товарищей, чувствуя, как слёзы мерзнут на морозе. Он отчаянно ищет наводчика. Граница, у которой они сошлись, — края большой братской могилы. Чувство, зародившееся из мокрого пятна на простыни, начинает распускаться, играть разными красками, как гусеница перерождается в бабочку. Наверное, оно и к лучшему; бабочка может улететь с края могилы. Самара медитировала у стены, игнорируя происходящее. Шепард мысленно порадовалась, что взяла с собой юстицара, а не… А не ещё кого-нибудь. Чёрт знает что, а не новая реальность.***
Она не дала ему убить Сидониса. Путь от офицера СБЦ в виде белой кляксы до Архангела в виде черной кляксы пролетел, как заряд Сверхновой. Гаррус не прочувствовал серый цвет; он шипел, отвернувшись к окну, хотя и поблагодарил капитана за помощь. Шепард поймала себя на мысли, что никогда не позволила бы ему сделать то, о чём бы он пожалел потом. И что лучше бы она дальше мучилась от эротических снов, чем смотрела бы на то, как ему больно. Не станет ли её любовь балластом, который всё же столкнёт их в могилу? Бабочки… Что за дешёвая вульгарщина. Самара, кажется, опять ударилась в медитацию, сидя на заднем кресле. Шепард мысленно порадовалась, что взяла с собой юстицара, а не… А не ещё кого-нибудь.***
— Спасибо тебе за помощь. Я… Ты уберегла меня от непоправимого. Гаррус опустил взгляд. Чтобы получился серый цвет, нужно смешать черную краску и белую краску. Черной краски было много — Харкин, Сидонис. Не хватало белой. — Да брось, — Шепард старалась выглядеть нарочито расслабленной. — Как в старые добрые времена. — Как в старые добрые. Правда, мизансцена немного сменилась. — Если бы ты знал, как я рада, что ты здесь, — Шепард вздохнула, устало притулившись к стене. — Иногда мне кажется, что без тебя я бы не справилась. — Справилась бы. Может, конечно, не так элегантно, — Гаррус игриво склонил голову набок, демонстративно отвернувшись от экрана. — Что, не веришь в мою харизматичность? — Я вообще чувствую себя странно. Ну, я нахожусь на корабле, полном людей. Готовлюсь к откровенно самоубийственному заданию… — А был бы на турианском, подготовка выглядела бы элегантнее? — Шепард вернула шпильку. — А если серьёзно, порядок сильно отличается? — Наша дисциплина строже, — Гаррус проигнорировал выпад, — и мы любим насилие. Зато наша личная свобода не так ограничена. — Можно подумать, я её ограничиваю. Иногда мне кажется, что мне все садятся на шею, — вздохнула Шепард. — Миранда и Джек сегодня опять учинили спарринг. — И пусть. Хороший турианский обычай, когда напряжение растёт, офицеры выводят солдат на ринг, выпустить пар. — Сомневаюсь, что решилась бы начистить лицо Джокеру или… тебе. — Десять ожесточённых битв на ринге с одной разведчицей, которая жутко меня раздражала, привели меня к открытию, что расслабиться можно и другим способом, — Гаррус мечтательно закатил глаза. — Последний бой мы провели у неё дома. Она была гибкая. А у меня сильные руки. Говорят, натянутая до упора пружина всегда выстреливает неожиданно. — Может, выпустим пар вместе? Шепард, казалась, проиграла один бой уже сейчас. Ещё один сон, ещё один взгляд, ещё одна недомолвка. Ещё одна попытка понять, есть ли надежда… — Всё-таки решилась начистить мне лицо? — Гаррус растягивал слова, наслаждаясь моментом. — Нет. Я о другом. Чёрт знает что, а не новая реальность. Шепард, кажется, была готова ринуться на одну самоубийственную миссию уже сейчас. Она присела на металлический ящик (иногда кажется, что когда-нибудь мозг даст сбой, и капитан запутается, залечь за ним, или сесть сверху) и сложила ногу на ногу. После чего нагло вскинула подбородок. — Я не знал, что тебе нравятся мужчины со шрамами, — Гаррус кажется обескураженным. — Хотя… Да к черту всё. Я хочу попробовать. Если всё получится, отлично проведём время. Если нет… Коллекционеры помогут забыть этот кошмар. Красиво — некрасиво. Правильно — неправильно. Просто — непросто. Хорошо, что она притащилась в том самом дурацком платье. И в туфлях.