Ананасы. Фрагмент

Праздник приближался неотвратимо. И хотя ещё не было никакой предновогодней паники, никакого предпраздничного безумия, в воздухе уже ощущалось то самое напряжение, которое обычно бывает перед бурей или перед извержением вулкана. Дремлющая, злая сила города скапливалась в сердцах жителей, отравляя их разум, готовясь вскоре вырваться на свободу и заполнить улицы первородным хаосом. Тяжёлым будет праздник, да и год легче быть не обещает. Но люди за окном не думали об этом, люди за окном спешили в метро, на трамваи, на автобусы, чтобы успеть на работу к нужному часу. Со дня бала прошло уже семь дней, три из которых Ася провела в бегах, скрываясь в московских подземельях. Но какие бы эти дни ни были тяжёлыми, они казались куда легче нынешних – однообразных и стерильных как больничная палата, в которой её держат сейчас. Для Аси Рыковой – единственной сироты, сбежавшей из Мерлина – все дни превратились в бесконечный серый полумрак. В больницу Надя отправилась сразу после школы. Девочка поначалу и вовсе не хотела идти на уроки, но решив, что деда Тима расстроится, передумала. Она еле досидела последний урок – чувствовала, что должна быть рядом. Собравшись с духом, Надя отворила большую белую дверь палаты, в которой подруга была единственной пациенткой. В нос тут же ударил сладковатый запах эфира. Видимо, недавно убирались. На краю кровати ссутулившись сидела девочка-сирота и рассматривала в окне грязно-серую улицу. – Привет? Я зайду? – робко спросила Надинька. Ася в ответ кивнула, даже не обернувшись на голос девочки. – Я тебе… ананасов принесла. Резаных… Хочешь? Ася покачала головой. – Жаль… если испортятся, – с некой грустью в голосе произнесла Надинька. Положив пакет на тумбочку Надя присела рядом на край койки и приобняла подругу, но та, казалось, этого и не заметила. – Как же я рада, что ты жива, – мягко произнесла Надя. – Я так за тебя боялась. Ася поджала ноги и обняла колени. Только сейчас девочка увидела, что её подруга сидела без обуви. – Знаешь… спасибо. Что пришла, – сказала Асенька грустным голосом. – Здесь тоскливо. – Тебя навещают, надеюсь? Ася покрутила головой, разминая затекшую шею. – Петя недавно заходил. Вчера. Просил не обижаться на Ваню, мол ему сейчас тяжело… А я и не обижаюсь, веришь? Просто… и мне не легче. Мне тоже очень тяжело, очень. Надя взглянула на тарелку с давно уже остывшей кашей, а затем перевела взгляд на осунувшуюся девочку. – Аппетита нет? Девочка покачала головой. – А хочешь, я тебя покормлю? – Как хочешь, – ответила Ася, пожав плечами. Надя взяла тарелку с тумбочки и аккуратно, стараясь не испортить простыню, начала скармливать небольшими порциями кашу подруге. Дело шло медленно – было видно, что девочка буквально заставляет себя глотать. Но тем не менее, примерно через полчаса тарелка опустела, и Надя отставила её в сторону. Аккуратно покормить не удалось. Рот девочки оказался вымазан в каше. Ну, хотя бы простыня чистая. Поискав глазами что-нибудь, чем можно было вытереть лицо, Надинька спросила. – Ася, а где салфетки? – В верхнем ящике, – безразлично ответила девочка. Надя тут же закопалась в его содержимое. На самом верху лежали молитвослов и новый дневник, а рядом пенал. В глубине ящика – фонарик. Видимо, Ася ещё не до конца оправилась от Мерлина. Наконец, девочка нашла её – упаковку бумажных платков. – Я для него никто… – обречённо произнесла Ася. – Очередная влюблённая дурочка. А он – принц. Настоящий Иван-царевич. – Не говори так, – Надя вытащила платок и начала протирать асенькины губы. – По-моему он просто дурак, раз не видит, какая ты замечательная. Ася смущённо опустила взор. Девочка с солнечными волосами сложила платок и положила его на тумбочку. – Ты заботливая, ты сильная. Помнишь, как ты несла нас по подземелью? Я бы эту тележку и поднять бы не смогла, а ты справилась, – прошептала Надя и оправила за ухо русые волосы подруги. – Я бы без тебя совсем пропала. Из коридора раздались чьи-то тяжёлые шаги, хлопнула дверь соседней палаты. За окном взревела снегоуборочная машина. – Асенька… – Надя взяла девочку за руку, – улыбнись, не надо. Ася грустно улыбнулась. Надя вновь приобняла девочку за худые плечи. – У тебя же есть… подруги. У тебя есть я. – Есть. – Так почему же ты грустишь? Ты же не одна. – Да, но они всего лишь… Они же все уйдут. И ты уйдёшь. Надя погладила девочку по спине. – А я останусь. Одна, – сдавленно произнесла Ася и мягко расцепила объятья. – Они все такие весёлые – не могу на них смотреть! Я знаю – они хотят помочь… Но мне больно. – Просто они не понимают, через что ты прошла. Не понимают, каково тебе сейчас. – Да… И мне так тяжко. Девочка снова поджала ноги и обняла себя за плечи. Сейчас она казалась даже меньше самой Надиньки. – Я уже очень давно живу одна – четыре года. Для взрослых совсем немного… но для меня это уже треть жизни. Я очень скучаю по маме и папе, я даже по брату скучаю. – Твой брат тоже… умер? Ася кивнула. – Он любил меня… правда любил. И закладчиком стал тоже ради меня. Чтоб было на что жить. – И… что случилось? – Он... не выдержал. Его поймали, а потом... – голос девочки сник до шёпота. – Он сторчался. Надя закрыла рот рукой. Конечно, девочка знала, что имела ввиду Ася, всё-таки краем уха она подцепляла то о чём говорил дедушка или родители, не выходящие из командировок. Но слышать подобное от ровесника, более того, от девочки было… странно и жутко. – И я вспоминаю, часто вспоминаю… И порой я… сомневаюсь, достойна ли я любви. И мне всё чаще кажется, что вовсе не достойна. Ничьей. Даже собственной. – Но ты должна любить себя. Это же… необходимо. – Отец Игорь тоже так говорит. Он сказал мне… «Человек создан по подобию Божьему, и не любить себя – значит не любить Господа». Но как я могу любить себя, когда мне так плохо? Надь… Ася всхлипнула и встряхнула головой, разметав тёмно-русые волосы. Надя, не зная что делать, провела рукой по спутанным локонам. – Я… просто жалкая детдомовка, – печально улыбнулась Ася. – Кому я нужна такая? – Ну… мне нужна, – потупив взор ответила Надя. Ася посмотрела на Надиньку, и сердце её сжалось от этого взгляда. Надя не отрываясь смотрела в асины глаза, вспоминая, какой потерянной была она сама, когда, будучи одержимой, бросила и родителей, и деда Тиму и сбежала в Мерлин. Она тогда хотела стать белой волшебницей, такой же как Герми, мечтала приносить людям счастье и надежду… И так жестоко обманулась. Именно таким был асенькин взгляд, именно таким он был у Надиньки тогда – разочарованным, опустошённым. Магия оказалась обманом… Но маленькое чудо можно совершить и без магии, верно? – А хочешь, я тебя поцелую? – неожиданно спросила Надинька. Ася замялась и опустила голову. Казалось, она хочет ответить, но не может решить, что сказать. – Ну же, хочешь или нет? – более настойчиво спросила девочка. – Давай… – отрывисто и едва слышно ответила Ася. Поцелуй был детским, но девочка постаралась вложить в него все свои чувства, всю нерастраченную любовь, что она испытывала к зеленоглазой волшебнице, её искусственному, но притягательному образу белой колдуньи… И всё разочарование, охватившее Надю, когда ей открылось истинное лицо магички с каштановыми волосами. Бессонными ночами она вспоминала её чарующий взгляд, её позу, её лицо. Она преследовала Надю даже во снах. Даже после исповеди, после отречения, Герми манила к себе, в каждом сне. Даже в кошмарах, в которых измазанная сажей белая ведьма снимала обуглившийся парик, прикрывавший её короткие чёрные волосы. Надя уже была готова вновь встретиться с ней, Надя закрыла глаза… И всё прошло. Истлел притягательный образ серо-зелёных глаз, растворился как дым. Длинноволосая кудрявая ведьма – кумир девочки – наконец, оставила её. Надя была свободна. Когда девочка вновь открыла глаза, перед ней предстала раскрасневшаяся от смущения Ася. В её глазах всё ещё оставалась тоска, но вместе с тем в них появилась надежда. – Надь… а тебя тоже кто-то обидел? – потупив взор спросила Ася. – Нет… Хотя да, но очень давно. Мне теперь лучше. Всё прошло, – тихо, но уверенно ответила подруга. И тут Ася неожиданно обняла Надиньку. Сквозь тонкую ткань больничной пижамы чувствовалось, как сильно бьётся горячее сердце. – Теперь нас никто не обидит. А если попробуют, то мы им ответим. Или попросим кого-нибудь. Да? – Да. Конечно, – ответила девочка и обняла в ответ. – Надь, – Асенька посмотрела Наде прямо в глаза, – покормишь меня ананасами?