сказание о гарпиях

      Лунный свет опалял кожу на запястьях, что виднелась из-под рукавов бежевого платья. Тело, скованное страхом и обидой, практически не могло шевелиться и единственное, на что у меня хватало сил — дышать. Стены старого замка были тяжелыми, они давили со всех сторон, в какой бы комнате ты не находился, был ли ты желанным гостем или пленником. Мне чудилось во сне, среди тревожных видений, будто это место сгорает в огне и все заканчивается. А я вновь становлюсь свободной, как в детстве, когда мы играли с Куинси, не замечая и не чувствуя нашей с ним связи.       Куинси был здесь несколько дней назад. Мой любимый, прекрасный предатель. Хуже любого зверя, хуже гарпий, что держали весь город в страхе. Защитник, доблестный страж, он разорвал мое сердце в клочья. Гадкий маленький поросёнок, которому я готова простить что угодно, лишь бы вновь касаться шелка его кожи, видеть как сияют синевой глаза и длинные волосы переливаются, словно жидкое золото. Мы были с ним похожи, словно брат и сестра, жили по соседству и были неразлучны как те диковинные певчие птички в южных садах. Я никогда бы не подумала, что он решит стать стражем. В пятнадцать лет, за год до того, как узнал бы о нашей с ним связи. О том, что он предначертан именно мне, а не чужой для него девушке. Мы не подозревали, он не догадывается. А потом Куинси рассказал, что когда перерезали его нить и было уже поздно, он почувствовал как потерял меня.       — Я надеялся, что смогу уберечь тебя, — рассказывал, сжимая мои ладони в своих дрожащих, пока Алистер дал нам время попрощаться. — Буду рядом, буду заботиться, как и должно было бы быть. Хотел обмануть судьбу, стать героем и ни чем не пожертвовать. Если бы я хоть немного подумал…       Мы не могли знать. Нить возможно увидеть только раз в шестнадцать лет, а затем чувствовать и следовать направлению, в котором она тянется. Моя протянулась к этому замку, месту окруженному страданиями и жуткими слухами, поэтому я никогда не пыталась искать свою родственную душу. Куинси держал данное себе обещание, я не чувствовала одиночества. Мое сердце не тянулось в путь, родной дом был мне мил и дорог. Также как и Куинси. И этого мне хватало, большей близости не требовалось. Мы жили, притворяясь, делая вид, что нитей и вовсе не существует в этом мире. И все облегчалось, решались тайны и загадки, на их место приходил выбор. Я выбирала Куинси каждый день, а он выбирал меня. Все казалось правильным.       Моя мать сошла сума, когда погиб отец, нить, связывавшую их, обрезали, чтобы она не умерла вслед за ним, но спасти ее рассудок не удалось. Настолько крепка была связь, и настолько тяжела была утрата. Я не понимала, как разделение душ может привести к такому, и никогда не связывала с этим свой недуг, что проявился в ночь, когда Куинси приносил клятву стража. Обычная простуда, переросшая в мучительные судороги и бред всего за несколько часов. Сквозь свое безумие мать говорила с врачом, поведавшим ей о том, что меня постигла та же участь, как и ее. Она не знала, что в этом вина Куинси, если бы вся правда открылась перед ней, то мать возненавидела бы его. Возможно, она попыталась убить его, чтобы отомстить. Эта женщина легко поддавалась ярости. Ее неведение спасло нас.       Куинси пришел сразу после церемонии, я не знала в каком состоянии он был, потому что очнулась только под утро. Как молитву юноша просил прощения, держа меня за руку, его чистые невинные глаза были красными от высохших слез. Мне ничего не рассказали. Друг служил ордену, но верен был только мне. Я не понимала, думая, что все просто осталось как раньше. Поправилась и жила свою жизнь, будто ничего не случилось, а все вокруг мне подыгрывали, пока красная нить не натянулась в туманном воздухе. Мы были с Куинси и матерью на берегу озера, когда это случилось. Меня это не обрадовало, но мои спутники выдохнули с облегчением, хотя не могли скрыть удивления.       С того времени гарпии, обитавшие только в округе замка и охранявшие его, стали наведываться в город и охотиться там. Их уродливые искаженные морды, разорванные крылья, жилистые конечности — стали кошмаром для каждого, но никто не связал их появление со мной и моей нитью. Четыре года удалось скрываться от нападений, притворяться обычной горожанкой, которая страдает также как и остальные. Пока Куинси не ворвался в наш дом, напугав меня и кошку.       — Тебе нужно сбежать, я помогу тебе, только возьми все самое необходимое, — его неширокие ладони легли на мое лицо, затем погладили волосы и опустились на плечи. Голос друга звучал встревожено, даже напугано. — Алистер, хозяин замка на холме и гарпий, твоя нить ведет к нему. Прости меня…       С болью и отчаянием в интонации слова повисли в воздухе. Я не узнавала его, храброго стража, что отдал свою судьбу в руки ордена, только чтобы защитить меня, а теперь, сознавая свою беспомощность, предлагал побег, будто последний разбойник.       — Стражи придут, чтобы перерезать нить, ослабить его, а потом направятся в замок, чтобы убить.       Проще было бы убить меня и тогда бы у Алистера не осталось шансов, но орден не может себе этого позволить. Хотя моя участь и была предрешена, без нити и родственной души, также как и мать я сойду с ума. И это еще страшнее смерти. Куинси не мог позволить этому случиться, поэтому пошел против ордена и предупредил меня, пытаясь спасти. Страж не должен служить кому-то помимо ордена, а спасение народа для него превыше жизни одной и жизни собственной. Их нити перерезают еще в юности, до того, как те успеют проявиться, чтобы человек принадлежал только ордену и не имел привязанностей. Не все выживают, не все смиряются и сохраняют свой разум трезвым. Куинси держался столько лет, учился, а затем поступил на службу, выполняя свои обязанности. Но каждый раз возвращался ко мне. Что если он оказался слаб и лишь умело притворялся?       — Гарпии ищут тебя, Ивори, чтобы привести к Алистеру, — магия родственных душ, что всегда давала надежду людям на счастье и любовь, стала проклятьем. Я хотела прожить свою жизнь тихо, вдалеке от того с кем связана на самом деле, до последнего вздоха избегая встречи. Хотела проводить вечера с матерью и кошкой, что ластилась теперь у ног взволнованного гостя. Я хотела, чтобы рядом был Куинси, нас связывало нечто большее, чем нить.       — Ведь я могу помочь, — мысль об убийстве, пугала меня, еще больше чем собственное безумие. — Если я приду к нему сама, все прекратится? Гарпии исчезнут?       — О чем ты говоришь, они не оставят его в живых, но пока Алистер тебя не найдет гарпии не подпустят орден к замку. Столько стражей уже погибло, — уговаривал, качая головой, сжимая крепче мои предплечья. — Если убежишь сможешь прожить нормальную жизнь… Вдалеке отсюда.       — А ты?       — Я останусь и сделаю все, чтобы сбивать их в поиске, — он не понимал что говорил, хотел принести себя в жертву.       — Тогда решено, я дождусь стражей и сама отправлюсь в замок, — высвободившись из рук Куинси, я взяла кошку и подошла к окну. — Ты должен уйти отсюда, прежде чем придут они, иначе будет подозрительно.       Взгляд его вспыхнул яростью, которую я не встречала много лет. Не смог смириться с моим решением, его руки тряслись, и вся выдержка ушла на то, чтобы не перейти на крик. Он будто хмурился от боли, обхватывая себя за плечи, пока я объясняла ему, что не хочу уходить и оставлять его и мать. Я не могла признаться ему в любви, потому что просто обрекла бы его на смерть или вечные муки. Потому что он всю жизнь должен быть одинок, не смея выбрать кого-то себе в спутники, а уж тем более, если нить связывает избранника с другим. Не смея сеять смятение в его душе, старалась говорить убедительными и близкими к правде словами. Куинси сдавался, постепенно пятясь назад, пока не прижался спиной к двери, резко и громко выдохнув.       — Иди же, — но прежде, чем он понял смысл сказанного, раздался стук.       Мгновение, словно сбросив старую кожу, мягкую и податливую, выпрямился и лицо его стало холодным, а глаза пустыми. Впервые я видела, как Куинси меняется, превращаясь в стража. Надевал маску, чтобы никто не заподозрил о его слабостях. Мы вместе попытаемся скрыть предательство.       Вошедшие члены ордена были суровы, изящные темные зеленые одежды, которые так хорошо смотрелись на моем друге, теперь казались устрашающими. Не выпуская кошку из рук, я принялась врать, притворяться, что не понимаю о чем речь, а Куинси, видимо придя в себя, подхватил. Мне нужно было убедить стражей сопроводить меня к замку, а юноше, что ценой своей чести и жизни был готов защищать меня, требовалось просто выпроводить своих сослуживцев до следующего утра. У нас разные цели. Он надеялся заставить меня бежать. Но я победила.       Если возможно одолеть Алистера меньшими потерями, то они готовы попробовать, потому что в борьбе с гарпиями потеряли слишком много солдат и новобранцев. Они пообещали сопроводить меня к замку, а я пообещала, что убью свою родственную душу. Это было формальностью, потому что как только твари перестанут искать меня, стражи смогут в любой момент взять замок. Куинси вызвался сопроводить меня. Он был в ужасе от происходящего. Всю дорогу до Алистера, я держала его за руку, боясь, что он натворит глупостей. Водитель заметил, но ничего не сказал.       — Береги себя, я вернусь за тобой, — притянул к себе ближе, шептал горячо и крепче стискивал мою ладонь в своих тонких пальцах. — Только не делай глупостей, умоляю, — голос дрожал, ему было уже все равно на свою безопасность, иначе непонятно, почему он так открыто показал свою привязанность.       Я собиралась выйти из черной служебной машины, когда стая гарпий пронеслась над шпилями замка, оседая на грязной от времени черепице, сдирая ее тяжелые куски своими когтистыми лапами. Две самые крупные полуптицы стрелами метнулись вниз, приземлившись недалеко от нас, рыча и скалясь.       — Они меня не тронут, — пыталась я убедить Куинси, чтобы он отпустил меня. Мне было страшно, но я даже представить не могла, насколько сильно боялся он.       — Я пойду с тобой…       — Они разозлятся, разорвут тебя, — высвобождаясь из его рук, забыв уже о том, что за нами наблюдают, я погладила его по щеке. Юноша откликнулся на это нежное прикосновение, поддаваясь навстречу ласке. Убрала прядь волос, выбившуюся из его прически, с трудом удержалась от того, чтобы не поцеловать Куинси. Он моя семья, как мать и белая глупомордая кошка, а Алистер был мне никто, но судьба так жестоко связала нас. Оставить Куинси казалось предательством, неблагодарностью. Еще и выбрав несчастье. Но иного пути я не видела.       Мужчина, хозяин замка, вышел, чтобы встретить меня. Высокий, выше Куинси, сняв с плеч свою черную накидку, он опустил ее на мои плечи, будто обозначая, кому я теперь принадлежу. Алистер знал, что мои спутники это увидят, знал, что я не посмею обернуться, проходя вслед за ним в замок. Или мне казалось, что он знает. Его лицо было словно выточенным из камня, как и все его тело, и то, что окружало его. Холодный, словно вода в горной реке, он старался согреть меня, притворяясь теплым весенним днем. Будто волосы его потемнели от солнца юга, опалившего их, и глаза, что как два уголька, тоже не соответствовали его бледной, словно молоко коже. Алистер был красив, от него было не оторвать взгляд, но он был убийцей.       — Я не убийца, — стал он умолять меня на второй день.       Я не могла есть в его доме, не могла спать, не могла говорить с хозяином, ведь единственные вопросы, что я могла задать сводились к гарпиям. Собственное сердце стало мне ненавистным, потому что оно откликалось на мольбы Алистера. Он просил просто побыть рядом с ним, хотя бы несколько минут и я не знала, где взять силы на отказ. Проклятая нить, стала цепью, приковавшей меня к могиле. Гарпии сновали по всем углам замка, пугая меня шорохами и стуком когтистых лап по полу.       — Что мне сделать для тебя? — Мужчина боялся прикоснуться ко мне без позволения, не решался он и просить об этом. — Только скажи?       — Я ничего у тебя не прошу, — не лгу. Мне нужны смелость и отвага, чтобы пронзить его сердце столовым ножом или перерезать горло осколком вазы. Он не сможет дать мне силы, чтобы пойти против болезненного сочувствия к нему. — У тебя ничего нет для меня.       Алистер поджимает губы, медленно сглатывает, будто подавляя накатившие эмоции и сдерживая слезы, так что мне становится стыдно. За слова, за действия, за чувства. В камине трещит дерево, а мы сидим в креслах напротив друг друга в огромной гостиной. Как бы ни была она богато обставлена, как бы хозяин не старался сделать ее уютной, комната казалась чужой и холодной.       — Я знаю о письме, — сомневалась лишь мгновение, а после подняла на него взгляд, отважный и открытый. Мужчина поджал дрогнувшие губы, а затем продолжил. — Если вам нужно, можете встретиться и попрощаться, но затем больше никогда ты не увидишь его. Твой брат… он один из тех, кто…       — Куинси мне не брат.       Его великодушие, чем он считает это разрешение, только разозлило меня. Оно унизительно, но я не смогла отказаться от встречи с другом. Более того у меня была просьба к нему. И плевать как Алистер узнал, что одна из гарпий самовольно добралась до моего стража и заставила его написать письмо, которое притащила мне среди ночи. Не волновало меня и то, что хозяин замка мог знать о том, как монстры, сотворенные им, словно домашние кошки, лежали у моих ног по вечерам, сложив на спине свои крылья, неподвижно и еле дыша. Они слушают меня, принимают как хозяйку и я готова воспользоваться этим. Приручить их, чтобы верность этих существ стала моим преимуществом.       Ужасное чувство привязанности и любви к Алистеру, которое с каждой секундой проведенной в его доме, становилось все сильнее и крепче, и неизбежно ненавистнее мне. Разум был сильнее сердца, сильнее судьбы и древней магии, созданной, чтобы облегчить нашу жизнь. Казнь за единственный мой грех — любовь к человеку, который никогда не станет моим. Я осознавала это яснее, чем все происходящее изо дня в день, но наказание хотела выбрать для себя сама. И Куинси должен был мне помочь.       — Даже не думай об этом, — почти по-змеиному шипел, дернулся, пытаясь вырвать свои кисти из моих ладоней.       — Я обещала, но не могу сдержать своих слов, — тяну юношу на себя. Неважно услышат нас или нет, гарпии или Алистер, никто из них не имеет значения, пока я чувствую тепло своего друга. — Даже не думай уговаривать меня бежать, ты должен сделать это. Ты должен…       Он смотрел на меня, будто не узнавая, напуганный холодным тоном. Я не расцвела как другие люди, встретив свою родственную душу, а наоборот. Постепенно обращаюсь в камень, и теперь Куинси видит это. Ему придется признать поражение. Мы сидели на том же месте в гостиной, где я теперь проводила каждый вечер в компании ненавистного мне возлюбленного, но сегодня на месте хозяина была я.       — Я правда должен, — потер переносицу, ерзая на месте. Рядом с ним я теперь казалась неживой. Его интонации разные, движения гибкого тела говорили сами за себя, а во мне ничего не осталось, кроме гнетущей злобы и желания скорее освободиться из плена. — Это все моя вина и я должен был все исправить еще раньше. — Не понимала, о чем он говорил и почему обессиленный сполз с кресла и опустился на колени передо мной. — Прости. Я принесу эти ножницы, я буду рядом, я убью его. Я сделаю все, что ты попросишь. Только прости. Прости меня…       Куинси твердил как молитву, пугая меня, наконец пробуждая от оцепенения. Не могу видеть как он страдает, это невыносимо. Так было всегда его боль — моя боль, мы всегда были неделимы. Его слезы капали на мои ладони, когда я обхватила лицо юноши руками и приподняла, чтобы взглянуть в глаза возлюбленного. Своего настоящего возлюбленного. Того единственного, кто имеет власть над моим сердцем. За пеленой отчаяния практически не было видно его зрачков.       — Я ненавижу себя за это…       — О чем ты? — качнув головой, кажется, догадалась. Слишком безумная идея, более того нереальная и невоплотимая в жизнь, противоречащая самим законам нашего мироздания.       — Нить связывала нас с тобой. Я не знал, даже не думал. Только после того, как они перерезали ее — я увидел. Когда ты чуть не погибла, никаких сомнений не могло и остаться, — сбивчиво, задыхаясь от рыданий, Куинси пытался объяснить. Может быть, оправдывался, а я верила и прощала ему все. — Обещал, что сделаю все лишь бы облегчить тебе жизнь, не должен был оставлять тебя… Чтобы ни случилось, клянусь я был бы с тобой до конца.       Конечно он был бы рядом. Они могут обрезать нить, но наша связь была крепче. Никто не смог бы забрать его у меня.       — Ивори, прости…       — Принеси мне ножницы, и я прощу тебя, — но разве я злилась? Будто мне действительно нужно было прощать его. У меня нет ни капли обиды, никакой злости, но я должна закончить все это. Больше никого нельзя спасти, но можно прекратить страдания, которые столько лет отравляли привычный мне мир. Мы не можем пожертвовать всем, ради надежды на какое-то общее будущее. Я не могу предать мать, также как Куинси не может предать своих сослуживцев.       Алистер теперь часть меня и оставить его невозможно. Может быть, мой друг понимает это и поэтому согласился уйти, обещая вернуться завтра. Хотелось поцеловать его на прощание. Но я не стала. Не могла. Знала, что хозяин замка где-то рядом, среди стен, давится своим одиночеством, которое окружало его столько лет. Последние мгновения его жизни я готова провести рядом с ним. Ему грозила смерть, мне — безумие, а к Куинси должен был прожить остаток жизни за нас всех.       И вот светлая лунная ночь льется через окно. Тяжелые рваные облака тянутся полотном, грозясь обрушиться снежной бурей на увядшие холмы. За дверью моей комнаты слышны шаги гарпий, чаще, чем обычно, будто они караулят, когда я выйду. Это длилось, пока одна из них не начинает скулить, а другие подвывать, поддерживая. Алистер что-то заподозрит, грубо шикнув на монстров, я решаю спуститься к нему. Словно свора собак, они разбегаются в стороны, прижимаясь к полу и царапая его когтями, оставляя глубокие борозды на дереве.       Мужчина сидит у огня, как обычно, наблюдая за пляской ручного пламени. Сначала мне показалось, что он спит, но, услышав мои шаги, оглядывается, будто ждал. Губы растягиваются в улыбке, а глаза начинают блестеть, словно два черных агата.       — Они теперь служат тебе, — по-мальчишески хихикает, кивнув в сторону ползущих за мной тварей. Не пожелав смотреть назад, лишь бы не встретиться с их разумным взглядом, я продолжаю разговор и подхожу ближе.       — Расскажи мне… — прежде чем сесть в кресло напротив Алистера, жду несколько мгновений, пока гарпии расползутся по залу. — О том, как жил, пока не пришла я. И почему не стал искать сам…        Его тяжелый вздох, растерянный и одновременно отважный взгляд, который он направил на меня, почему-то ранил. Этот мужчина верит в то, что может довериться мне, надеется, что я все же приму его и не предам. Но наивность, с которой он полагается на магию и связывающую нас нить, раздражает, и я снова чуть не провалилась в ярость, когда его голос вернул меня в сознание. Он открывает мне правду… Доверяет самое сокровенное, что у него есть — боль, которая тянется из прошлого. Мне следует принять его хотя бы перед смертью. Алистер рассказывает о том, как его семью обвинили в худшем из преступлений. Темная магия каралась смертной казнью, но убить ребенка никто не посмел, поэтому стражи просто обрезали его нить и оставили одного в окружении гарпий, что некогда были людьми. Его вырастили монстры.       — Я не помню ни матери, ни отца, — в голосе мужчины нет сожалений или жалости, ему не по кому скучать. — Не знаю в чем их вина на самом деле.       Теряет самообладание, его голос начинает дрожать, но он продолжает.       — Когда нить появилась, я не мог в это поверить. Сначала пытался порвать ее, обрезать тем, что попадалось в руки, но она было прочнее всего, что существует в мире. Я никогда не знал любви, Ивори. Испугался.       Смотрит на меня растерянно, надеясь на понимание. Неосознанно киваю, вспомнив как однажды, в порыве ярости, попыталась перерезать свою нить, ножницами, которыми мать обычно стригла мои волосы. Уже тогда я знала, чем это все должно закончиться. Ответ на самый главный вопрос всегда был мне известен.       — Тогда я просто стал ждать тебя… Гарпии действовали сами, я приказывал им найти тебя… Убивали они сами.       Этими словами Алистер выводит меня из себя. Я винила себя в смерти каждого, а он никогда не чувствовал вины. Гарпии, безмозглые твари, созданные его семьей для службы и повиновения, чья воля подчинена человеку. За это их казнили. Их вина была в жажде власти. Семья Алистера хотела подчинить себе город, уничтожив орден. Это то, что знала каждая семья, то о чем Куинси говорил мне столько раз. История о том, как они превращали своих слуг в монстров, лишенных воли и сознания. Магия, замешанная на крови и бесчестии. Я понесу свою смерть, как ответ за тех, кого убили гарпии, пока я пряталась.       — Я бы никогда не смогла полюбить такого, как ты… — он замирает, смотря, словно сквозь меня. — Нить обман, который ты создал, чтобы не умереть в одиночестве, как тебе и было предназначено.       — Прекрати.       — Мне следовало умереть, ты должен был дать мне умереть. Темная магия никогда не заменит силу настоящей связи. Ты видишь. Ты знаешь, кого я люблю на самом деле.       — Ты должна любить только меня! — его смерть придет не от оружия, а от правды. — Я изучал проклятья всю свою жизнь, отец оставил мне записи. Он мог разрывать и создавать нити заново. И я могу. Нить, созданная мной, так же крепка, как те, что связывают нас при рождении.       — Она не настоящая, — как от удара он вскрикивает, падая на пол. Гарпии, как обезумев, слетаются к нему, и я пугаюсь, думая, что они встанут на его защиту. Но твари окружают Алистера и не дают ему подняться, шипят и хлопают крыльями, заставляя мужчину прятать лицо руками.       Из коридора слышны легкие быстрые шаги. Он сдержал слово. Куинси кажется таким же разбитым как и хозяин замка, входя в зал. Держа в руках шкатулку, он замирает, боясь подойти ко мне ближе. Это место перестало быть крепостью. Мы знаем, что это значит.       — Они скоро будут здесь. Там начинается метель, но даже она не задержит стражей.       Киваю, принимая из рук юноши шкатулку. Он вцепился в нее неосознанно крепко, так что мне приходится вырвать ее у него из пальцев.       — Теперь все будет хорошо, просто будь рядом, — касаюсь его лица, со всей нежностью, крупицы которой мне удалось собрать в уголках умирающей души. — Просто не оставляй меня, будь рядом пока все не закончится.       — Ты умрешь, если обрежешь нить, — Алистер скулит, прижатый к полу, одна из гарпий опустила свою лапу на его спину, оставляя когтями глубокие борозды.       — Я знаю, — чувствую невесомое касание на своей талии, прежде чем опускаюсь на пол, чтобы открыть шкатулку. Куинси. Он рядом, как и должно быть с самого начала. — Ты тоже, а твой замок сожгут.       Больше я не жду его ответа, будто почувствовав магию сильнее проклятья, нить, змеей обвивавшая мизинец левой руки, показалась так же ясно, как и несколько лет назад. Но теперь ее не скрывал ни туман, ни расстояние, она протянулась к темноволосому мужчине. Чем ближе она была к Алистеру, тем более растрепанной и жалкой становилась. Такой же как и его душа. Ничтожной и омерзительной. Я готова сомкнуть лезвия, но что-то мешает мне. Пальцы немеют и в панике я оборачиваюсь на своего друга.       — Помоги, — практически умоляю, но вижу его покрасневшие глаза. — Ты — страж, ты можешь это сделать.       — Ивори… — не успевает договорить, потому что слух режет смех Алистера, обреченный на грани безумия.       Он рывком встает на ноги, в одно мгновение, сбросив с себя гарпий, преодолевает расстояние и сбивает Куинси с ног. У меня нет времени думать, рука движется сама, вонзая ножницы в шею мужчины и проворачивая их. Кровь заливает лицо Куинси, пачкая его светлую кожу, сияющие волосы и зеленый мундир.       — Ты жалок, она никогда не была твоей, — шипит, захлебываясь, но продолжая нависать над юношей. — Ты даже защитить ее не можешь, ты не можешь убить меня, не можешь обрезать нить. Она все сделает сама. Ничтожество.       Куинси не отвечает. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда достав свой кинжал, он мучительно плавно, погрузил его в грудь Алистера. Так, чтобы хозяин замка чувствовал как наступает его смерть. Юноша знал о своих слабостях и своих ошибках. И он смирился, что его жизнь в одиночестве, без Ивори станет его наказанием. Он не сможет существовать дальше, у него нет для этого смысла. Также как этот замок, душа одинокого стража останется лишь руинами, пустыми и древними.       — Вместе, я помогу, — сбросив с себя бездыханное тело, он придвинулся ближе ко мне, обхватив своими окровавленными руками мои ладони. Видеть его таким было мучительно. Его душа и совесть всегда были чисты. Если бы не я, после своей смерти Куинси провозгласили бы святым защитником города, как и остальных почтенных стражей. — Прости меня.       — Прости меня, — повторяю за ним, от чего он поджимает губы и качает головой. — Я всегда любила тебя. Только тебя. С нитью или без.       — Я люблю тебя, — он плачет, кусая губы и сдерживая всхлипы. Рядом с нами никого нет. Гарпии расползлись по углам, их следы тянутся от кровавых луж в сторону лестниц и коридоров.       Нить постепенно тускнеет, так безумие струится по ней. Теперь мои движения легкие, друг поддерживает мою руку, держащую ножницы, спрятав мои пальцы в своих руках. Сидя на полу, прижавшись друг к другу, мы обрезали нить до того, как она потускнела окончательно. Ярко красная, она упала на мои колени. Куинси обнял меня и я наконец смогла расплакаться. В груди стало легко, будто больше ничего не удерживало меня. В объятиях возлюбленного, я чувствовала, как бьется его сердце в груди. Сердце, которое он отдал мне.       — Я помню, как провалилась под лед, а ты достал меня, — он укачивает меня на своих руках, словно младенца. Перебирая остаток нити, неосознанно собираю ее кончик в незамысловатую петельку. — Ты поцеловал меня.       — Вовсе нет, — смеется сквозь слезы, крепче прижимая меня к себе. — Я пытался сделать тебе искусственное дыхание.       — Я помню, ты держал меня, также как сейчас, — сплетаю и расплетаю наши пальцы, чтобы потом надеть на его мизинец нить и затянуть узелок. — У тебя были сбиты костяшки, поэтому ты испачкал мою щеку кровью, — прижимаюсь губами к тыльной стороне его ладони, после чего он касается моего лица, ласково и невесомо. — А затем поцеловал.       Куинси кивает. Он помнит. Помнит, как целовал меня по настоящему, потому что подумал, что я могу погибнуть. Также как и сейчас. Мне не стоит просить его. Склоняется к моему лицу и касается своими теплыми губами моих. Также нежно как и в первый раз. Я снова замерзаю, а он обнимает меня, пытаясь согреть. Он тот, за кого стоит отдать жизнь. Мой убийца и самый близкий в мире человек. Куинси часть меня. Моя родственная душа. Пройдет моя жизнь, пройдет его и все повторится. Мы встретимся снова и будем счастливы. Я найду его, среди сотни миров, обойду все возможные земли и выучу все существующие языки, лишь бы никогда больше не терять его.       — Пойдем отсюда, — говорит он, отстранившись, и поднимается, чтобы попытаться взять меня на руки. Я не позволяю ему этого сделать. У меня осталось не так много времени и сил, но последние минуты мне хотелось бы встретить с достоинством.       Придерживая меня под локоть и за талию, юноша помогает преодолеть показавшийся бесконечным коридор, ставший настоящим испытанием на пути к парадному выходу. Навстречу нам, взбежав по ступеням, через распахнутые настежь двери, входя двое других стражей. Слишком мало людей, они знали, что Куинси взял ножницы? Я думала он украл их, но видимо все же получил разрешение на то, чтобы справиться со всем одному.       — Что здесь произошло?       — Алистер мертв, сожгите замок, — только и отвечает Куинси и выводит меня на улицу.       Холодный зимний воздух бьет в лицо, оставляя на ресницах хлопья снега. Они ложатся на наши волосы и одежду. Обжигают распаленную кожу, тая и смешиваясь с каплями крови, что стекают за воротник.       — Ты обещал, что не оставишь меня.       — Никогда.       — Тогда ты пообещал, — он снимает свой плащ и накидывает на мои плечи, кутая и пряча горло, боясь, что я могу простудиться. Будто теперь это имеет хоть какое-то значение. — Нам было по тринадцать. Ты не мог знать, — качает головой, не перебивает. — Я никогда тебя не винила. Мне не за что прощать.       Он не успевает что-то ответить, когда замечает, как в окнах второго этажа пылает огонь. Пламя выглядывает, ползет по спальням и коридорам, облизывая стекла и занавески. Новый хозяин карабкается на чердак и скользит по лестницам вниз.       — Какого черта вы стоите здесь, — закрывая лица от дыма, двое стражей выходят из дома. — Быстро в машину, — у них нет времени разбираться. Один из них на ходу вытирает платком ножницы, которые вытащил из трупа Алистера, и отбрасывает грязную ткань в снег.       — Здесь все пропитано темной магией и проклятьями, — говорит он же, поравнявшись с нами. Оглядывается на замок, последний раз и толкает Куинси в плечо, заставляя нас следовать за собой. — Получаса не пройдет, дотла все сгорит и щепки не останется.       — Поехали домой, — Куинси, послушавшись сослуживцев, провожает меня до машины и помогает сеть. Его руки ни на секунду не отпускают меня, из-за чего я замечаю, что красная нить, которой я сама связала нас, исчезла. Вероятно упала на снег, пока мы стояли на улице.       Замок и вправду сгорает как спичка. Обваливается крыша, а языки пламени лижут стены из древнего камня. Над пожарищем откуда-то взмывает стая белых голубей. Их десятки, как некогда гарпий, обитавших внутри. Меня клонит в сон и, положив голову на плечо возлюбленного, я закрывая глаза поддаюсь усталости, сквозь дремоту слыша, как кто-то обращается к Куинси.       — Завтра явишься перед советом и сдашь свой орден. Больше никогда не возвращайся на службу, приказ о твоем разжаловании будет подписан завтра же. Считай это ваша награда за то, что вы убили этого монстра.       — Да, сэр, — голос юноши дрожит, чувствую, как он судорожно прижимает меня к себе и обращается шепотом. — Слышишь, я теперь всегда буду с тобой. Больше никогда тебя не оставлю.       И я ему верю.       

      Конец.