Кхалиси

Это было неслыханной удачей — заполучить такого ценного пленника. Чудо, что удалось схватить его живым. Серсея ликовала, предвкушая, как будет опустошена эта драконья мерзавка, эта шлюха табунщика, эта самозваная королева — то, что у нее были драконы и войско рабов с дикарями вперемешку, не значило, что она имела права на трон. Во всяком случае, Серсея не желала ничего уступать. Она отпила глоток вина, блаженно щурясь — вино стало привычным ежедневным напитком. Легкие вина заменились более хмельными, но разум Серсея старалась сохранять здравым — сейчас не время пьянеть. Сейчас она должна пьянеть от осознания своего триумфа и возможной скорой победы. Но Квиберн выглядел виноватым и прятал глаза. — Ваша милость, он… он не хочет ничего говорить. — Не хочет? — Серсея приподняла бровь. — Вы использовали огонь? — Мы использовали все, что могли, — Квиберн вздохнул, разведя руками. — Вы ведь понимаете, ваша милость, что нельзя переборщить, чтобы он не умер. Поэтому иногда я давал ему маковое молоко, совсем немного, чтобы облегчить боль. Он выплюнул молоко мне в лицо, — мейстер поморщился. — Значит, вы недостаточно старались! — Серсея поднялась с места, отставив бокал. — Его хлестали плетьми, жгли каленым железом, резали сталью, били палками, ломали пальцы… Все известные мне пытки были использованы на этом человеке. Но он молчит. Мормонты упрямы, ваша милость. Упрямы и преданны. — Невозможно, чтобы человек, перенеся то, что вы описываете, молчал! — вспылила Серсея. — Вы наверняка жалеете его! Проводите меня к нему! — Это зрелище не для глаз леди… — смутился Квиберн. — Я королева, а не леди, — отрезала Серсея. — Немедленно проводите меня в его камеру.

***

Зрелище и вправду было… неприглядное. Человек в темнице был подвешен за руки так, что пола касались только кончики пальцев ног, его грудь исполосовали старые и новые следы плети, на теле будто не осталось ни одного живого места — ожоги, раны, порезы, синяки. Кроме того, его руку и часть груди покрывала непонятная Серсее кожа, что было похоже на шрам, но слишком странный — будто кожу снимали живьем. Джорах Мормонт посмотрел на Серсею не так, как должна смотреть измученная жертва на своего мучителя. Без отчаяния, без мольбы — даже без ненависти. Спокойно. Гора молча открыл решетку, впуская Серсею внутрь. — Сир Джорах Мормонт, — проговорила она. — Лорд Медвежьего острова. Рыцарь. Работорговец. Наемник из Золотых Мечей. Предатель. Вы разбили сердце своему отцу, фактически обезглавили свой дом, были осуждены лордом Старком на смерть… Вы сбежали от возмездия за свои грехи, продали свой меч за золото, а после, чтобы получить помилование, шпионили за последними Таргариенами в Эссосе, регулярно присылая доносы. Насколько мне известно, помилование вами было получено. Так что же теперь мешает вам рассказать мне о планах той, кого вы уже неоднократно предавали — ибо Роберт не даровал бы вам помилование за недостойную того информацию? Джорах молчал. Серсея присмотрелась к его губам — нет ли, случаем, кляпа во рту. Нет, не было. Только запекшаяся кровь. — Вам ведь не отрезали язык? — спросила она. Джорах молчал. И смотрел не на Серсею — куда-то в сторону, словно ему был неприятен ее вид. Так избегают смотреть на что-то грязное. Так отводят глаза от мертвых животных на дороге. Да что он о себе возомнил? Серсея шагнула ближе и силой повернула рыцаря за подбородок к себе. — Отвечай! — потребовала она. — Что вы хотите от меня услышать? — он заговорил впервые. Тихо, хрипло, но заговорил, и Серсея решила, что это хороший знак. Может, он все же сдался. Как можно не сдаться, терпя такую боль? — Планы Дейенерис. Ее дальнейшие действия. Ее уязвимые места. — У нее нет уязвимых мест, — хмыкнул Джорах. — Раз уж ко мне явилась сама леди Ланнистер, я скажу… вы проиграете. Если не сдадитесь сами, то проиграете болезненно, и погибших будет множество. Если сдадитесь… не стану врать, вам жизнь не оставят. Но народ уцелеет. Решайте, миледи, что вам дороже. Решайте, кого вы хотите защитить — своих людей или свою шкуру. Вспыхнув, Серсея ударила его по щеке. — Что ты себе позволяешь? Как ты со мной разговариваешь? Ты… ты смеешь давать мне советы сдаться? В твоем положении? — Как видите, — через силу улыбнулся Джорах. — Можете делать все, что хотите. Бить, резать, жечь… Ломайте мне кости, рвите ногти, режьте пальцы, хоть оскопите, хоть убейте — я ничего вам не скажу. Кроме того, что вы обречены. — Чем же эта заморская шлюха заслужила такую преданность? В глазах Джораха сверкнула злость. — Наверное, тем, чего не сделала шлюха, стоящая передо мной. Серсея задохнулась от неожиданности — так удивилась, что на этот раз не ударила. Джорах говорил с ней вежливо, несмотря ни на что — конечно, он понимал, что терпит все пытки по ее приказу. Но сорвался, лишь когда она назвала Дейенерис шлюхой? — Неужели Таргариен так хороша в постели? — сквозь зубы выговорила Серсея. — Что же за чудеса она вытворяет, что вы настолько помешались — да, помешались! Это безумие! — Чудеса? О да. Чудеса, — голос Джораха зазвучал необычно нежно для того, кто подвешен за руки, истощен и измучен. — Она вернула в мир драконов, она освободила рабов, она… вы увидите ее, миледи. Вы увидите ее, но я не завидую вам, ибо вы увидите ее гнев. Больше Серсея ничего от него не добилась.

***

На стене Красного замка стояли несколько человек — Серсея, Квиберн, стража, и… Дени чуть не вскрикнула. Она знала, что Джорах в плену, понимала, что вряд ли Ланнистерша будет обращаться с ним, как с гостем, но то, как выглядел ее рыцарь… Ему намеренно оставили из одежды только штаны, чтобы Дейенерис видела изуродованное побоями тело. И все же он, несмотря на скованные руки, стоял прямо и гордо — а при виде приближающейся Дени на его запекшихся кровью губах появилась улыбка. Тирион шагнул вперед — пока он говорил с сестрой, Дейенерис незаметно сжала ладонь Миссандеи. Так, что ей могло стать больно, но Миссандея сжала ладонь королевы в ответ — все, что она могла сделать. Дрогон находился недалеко, но на достаточном расстоянии, чтобы не быть угрозой. Их переговоры должны были оставаться мирными. — Что насчет обмена? — заговорила Серсея громко, чтобы слышала и Дейенерис. — Я отдаю вам вашего… рыцаря, а вы улетаете на свой Драконий Камень, и, так и быть, живете там, но более не тревожите меня и прилюдно признаете мою власть? Обе они знали, что слова Серсеи — блеф. Обе они знали, что Ланнистерша не позволит последней из королей-драконов спокойно жить где-либо в Вестеросе, а последняя из королей-драконов не станет долго задерживаться на Драконьем Камне. И все же сейчас преимущество было у Серсеи. Она играла с чувствами Дейенерис, издевалась над ней и била по самым больным местам — вот только не подозревала, что играет с огнем. Лицо Джораха не изменилось — Дени следила за ним. Он тоже знал, что никакого обмена не будет. Хотя… хотя Дейенерис могла согласиться. Временно отступить, спасти жизнь своему рыцарю, набраться силы, возможно, вызвать Даарио из Миэрина и вновь атаковать… Но что тогда подумают о ней? Если она сдастся? Если присягнет на верность узурпатору своего трона даже на словах или косвенно? Если будет жить в Вестеросе по милости Серсеи, пусть даже набирая войско для повторного удара? Вдобавок этот повторный удар сделает ее клятвопреступницей. Нет. — Нет! — воскликнула Дейенерис Таргариен, и ее голос прозвучал драконьим криком. — Я отказываюсь! — Жаль. Тогда… — Серсея шагнула к Джораху. — Ваши последние слова? Дени замерла. Она знала, что сейчас будет, и ужасно хотела отвернуться, спрятать лицо на плече Миссандеи, чью руку до сих пор сжимала, заплакать — но она смотрела, не отводя глаз, и в лиловых глазах ее пылал огонь. Сейчас Джорах скажет… наверное, что любит ее. Как тогда, когда заразился серой хворью: прощайте, кхалиси. И если он скажет это — она может действительно заплакать. Джорах посмотрел на Дейенерис — а потом вдаль, где расположился Дрогон. Он ничего не сказал о любви. Он не назвал ее «кхалиси». Громкий мужской голос разрезал тишину раскатом грома, произнеся всего одно слово: — Дракарис! В следующие секунды произошло сразу несколько вещей. Дракон тяжело взмыл в воздух, слушаясь призыва не матери, но того, кого знал с рождения, и чувствуя, что мать полностью солидарна с этим приказом. Серсея сделала знак стражнику — не побежала прочь со стены. Меч снес голову Джораха — и тут же стену накрыла вспышка драконьего пламени. Дейенерис смотрела. Тело ее рыцаря и отделенная от шеи голова вспыхнули, но также вспыхнула и Серсея, и Квиберн, и стража. Стены закрошились, каменная кладка посыпалась вниз… — Кхалиси! — Миссандея произнесла это неосознанно, сама не зная, почему именно «кхалиси», а не «королева». Потянула Дени за собой, сделала знак Червю, чтобы тот помог ее поддержать. Дейенерис Таргариен впервые после выкидыша в кхаласаре потеряла сознание.

***

— Кхалиси… Она вскрикнула и вскочила, игнорируя чужие руки, обтирающие ее лицо прохладной тряпицей. Голос был женским — не Джорах. Миссандея. — Тихо, тихо, моя королева, все хорошо, — зашептала Миссандея, укладывая Дени обратно на подушки. — Главное, что вы пришли в себя. — Джорах… — шепнула Дейенерис. Миссандея печально кивнула. — Мне жаль, ваше величество. Мне очень жаль. Но он был воином, и, думаю, для него было честью погибнуть так. Это ведь его слова стали решающими. Дрогон послушался его. Серсея мертва. Ваши враги мертвы, моя королева. Серый Червь и Безупречные уже взяли столицу с минимальными потерями. Золотые мечи повержены. Тирион во время битвы спрятал народ в канализациях. Эурон Грейджой пытался противостоять нам, но он убит. Ему… — губы Миссандеи тронула улыбка. — …снесли голову. Железный Трон ваш, ваша милость. — И заплатила я за него воистину железную цену, — вздохнула Дейенерис. — Я в порядке, Миссандея. Помоги мне одеться и заплести косы — я должна появиться там. Что за королева отсиживается в укрытии, когда ее люди сражаются? — Вы точно… — Миссандея пристально глянула на Дени, оценивая, действительно в порядке ли та. — Точно. Помни, кто я, — криво усмехнулась Дейенерис. — Пламя и кровь. — Да, моя королева, — склонила голову Миссандея. — Нет, — вдруг сказала Дени. — Не «королева». С этого дня зови меня… кхалиси.