Loyalty

Хантер сглатывает, пытаясь привести мысли в порядок. По крайней мере, находясь между коленями Императора, он не может видеть ничего, кроме возвышающегося над ним мужчины и подлокотников трона. Хоть какое-то облегчение. Никто не произносит ни слова. Что тоже успокаивает. Они, наверное, боятся даже дышать слишком громко. Тем не менее, Хантер знает, что они там: шесть скаутов по бокам длинной ковровой дорожки, ведущей к возвышению, на котором стоит трон, по три с каждой стороны, и Кикимора, стоящая слева от Императора. Один из них двигается с тихим скрипом кожи и шорохом ткани, от чего уши Хантера дёргаются. Его спина горит под их мнимыми пристальными взглядами. Он уверен, что все они, должно быть, пялятся на него, наблюдая, как он преклоняет колени перед Императором. Это не первый раз, когда он сталкивается лицом к лицу с членом Императора. Он уже много лет служит Золотым Стражем, и знает, что быстро учится, да и претензий к нему не было. Так что его выступления, как минимум, удовлетворительные. И это то, чем он всегда гордился… Когда это происходило наедине, в личных покоях Императора или, что было куда реже, в спальне Хантера. Он даже представлял себе такие вещи раньше, тяжело дыша в ладонь одной руки, а другой отчаянно тря промежность. Располагаться на коленях Императора и быть выставленным напоказ перед собравшимися скаутами, обвивая руками шею Монарха и двигая бедрами на его члене во время приема, и минет тоже — он представил себе всё это и даже больше, после чего становился мокрым и содрогался от собственных пальцев. Однако сейчас он далек от возбуждения. Его желудок сжимается, вызывая тошноту, когда он придвигается ближе и наклоняется, чтобы лизнуть выжидающе обнаженный член Императора. Он ласкает его, проходя по венам и очертанию головки точно так, как нравится Государю, он скользит одной рукой между раздвинутых бёдер Монарха, чтобы приголубить его яйца, и пытается не думать. В этом всегда было легко забыться. Что-то просто начинало сдавливать его горло, не позволяя нормально дышать, тем самым отключая его разум. Так он впал в своеобразный транс, в ином случае достигаемый только во время тренировок, когда он полностью концентрировался на последовательных физических действиях, по сути, существуя только как телесная оболочка. Вот и сейчас он пытается погрузиться в это состояние и воззвать к милосердию бездумья, дабы отгородиться от невыносимого унижения быть использованным таким образом при посторонних. И это срабатывает, пока Император не решит взять на себя более активную роль. Он ёрзает на троне и кладет одну руку Хантеру на голову. В этом нет ничего необычного — как и в том, что он запускает пальцы в волосы Хантера, чтобы крепко сжать их. “Открой,” приказывает он. И Хантер прекрасно знает, что это значит. Он позволяет своей челюсти послушно отвиснуть, после чего втягивает губы, оберегая императорскую плоть от зубов, и делает всё возможное, чтобы расслабить горло. Держа Хантера за волосы, Монарх начинает двигать головой Стража, лениво поднимая бёдра, когда тот заглатывает. Сначала он задает неторопливый темп, но достаточно быстро переходит на более серьёзный. Внушительная длина его члена заставляет гортань раскрываться при каждом толчке, почти не давая Хантеру возможности вздохнуть. А шум собственного рвотного позыва наполняет его уши, но так он, по крайней мере, не слышит, как кто-то ещё двигается в тронном зале. Слюна стекает по его подбородку, скользя по шее, после чего запутывается в тонких седых завитках лобковых волос Императора. И Хантер даже не пытается вытереть её. По его лицу катятся слезы. Это просто естественный рефлекс, вызванный спазмом в горле, но он всё равно чувствует себя ребенком. По крайней мере, никто не может видеть его лицо. Все знают, что он делает, они слышат это, но не могут видеть этого. Однако, из-за того, что всю работу делает Император, у Хантера появляется время для размышлений. Он смотрит направо, где Кикимора, похожая на окаменевшую статую, стоит неподвижно и безмолвно. Она никогда не уважала его и даже не старалась скрыть своего презрения. Она думает, что он бесполезный сопляк, который получил свою должность исключительно из-за своих связей с Императором. И не важно, что он прошел ту же подготовку, что и все скауты. Не важно, что он преуспел в тренировках и пережил испытания, превзойдя взрослых ведьм, не обладая естественной магией. Не важно, что ему всегда приходится соответствовать не только стандартам ковена, но и стандартам самого Императора по отношению к своему племяннику. Ничто из этого никогда не имело никакого значения для Кикиморы. В ее глазах он просто избалованный ребенок, занимающий должность, которую он не заслужил. И теперь она, должно быть, думает, что он заслужил её именно так. Честно говоря, такой расклад событий может быть даже лучше по сравнению с тем, что она думала раньше. Во всяком случае, для этого, по крайней мере, требуется определенный навык. В конце концов, Император полностью отводит голову Хантера от себя. Хантер с запозданием понимает, что это значит, и едва успевает зажмурить глаза, прежде чем первая струя спермы попадает ему на лицо. Она растекается по его носу и щекам, медленно стекая вниз. Горячая и липкая. Он осторожно поднимает глаза на Императора, ожидая следующего приказа. “Встань и надень обратно маску,” велит ему Монарх. И Хантер выполняет, мысленно благодаря за прикрытие, которое ему обеспечили, даже несмотря на то, что ощущение высыхающей на коже жидкости заставляет его желудок болезненно сжаться. По мановению императорской руки он возвращается на своё место рядом с троном, немного позади него, задирая подбородок и глядя поверх голов скаутов, выстроившихся вдоль дорожки. Пусть осуждают. Пусть Кикимора сплетничает. Должно быть, это было испытанием, и он уверен, что прошел его. Никто в этой комнате не может сомневаться в его верности, а Император — тем более.