Карибский Кризис: Ликвидация

Четыре месяца спустя. Декабрь 1706 года. Эспаньола, Санта-Доминго, особняк Кенуэй. Тихим вечером, пред знаменующим к ближайшим слишком шумным и праздничным, Мэри Кенуэй перебирала многочисленные бумаги и вздыхала. С тех пор, как в Санта-Доминго по просьбе одной бывшей разведчицы нужно было организовать шпионскую сеть в опальной части знати и в криминальной среде Эспаньолы, бренди в первый месяц стал постоянным спутником женщины. Это не радовало, но так действительно было проще тогда. Сейчас, маленький нюанс позволял пить лишь чай, кофе и всевозможные соки. Первый месяц пребывания вообще был самым весёлым именно для бывшей разведчицы. По факту, донья Аделаида де Очоа потребовала относительно невозможного - организовать своеобразный Уголовный Розыск, тайную полицию, плевать за название. Цель - шпионаж в самом дерьме общества, в близких к опасному криминальных кругах и по необходимости, ликвидации самых опасных личностей. Но и "проверка" на последний пункт была весьма… прибыльной. Опальную семью в расход "по тихому и желательно без свидетелей" - дело для начинающих ликвидаторов. Стоит ли говорить, что про "резкий отъезд" никто особо и не заикался? Просто передали свой неплохой особняк в неплохом райончике молодой семье и тихо уплыли в Старый Свет - официальная версия. Супругу же повезло куда больше. Когда Вита… кхм, Эдварда Кенуэя представили губернатору де Очоа и тот, оценив бриг не иначе, решил проверить капитана и его судно в реальном бою, взял его с собой в недолгую экспедицию. Стоит ли говорить, что по возвращению оба мужчины уж больно хорошо друг с другом ладили, чем немного пугали? И такие походы в море уже под каперством были частым явлением. Кенуэй и "Серкан Болат" были частыми гостями в отрядах патрулирования вод близлежащих территорий и Эспаньолы. И бывший Виталий Кречетов, узнав про всё после общения жены с доньей Аделаидой, проявил неожиданный даже для Гоцман философский пофигизм. "Подумаешь, бывшая покойная Ада Шурикова жива. Мы вон с тобой тоже должны быть жмурами": так ответил ей вполне позитивно Эдвард. Но к рому всё же немного приложился в тот вечер, за что был подёрган за хвостик волос. В целом, первый месяц был очень даже спокойным, работа с "Уголовкой" шла вполне неплохо. Небольшой группой в одиночку было легко справиться. Правда, к половине второго месяца здоровье и характер Мэри как-то странно лавировало с одного конца в другой, даря окружающей прислуге "концерты", а потребности в еде как-то слишком повысились… В общем, ситуация была патовой и потому в срочном порядке пришлось просить одного патлатого алкоголика вернуть ей под руководство её парней. И стоило Фиме Петрову, Алексею Якименко и Михаилу Довжик пройти в кабинет, да посмотреть, как их бывшее начальство как-то подозрительно осматривала свой живот в зеркале, думая о том, что форма то теряется, трио мужчин были готовы расхохотаться в истерике. Но по их глупым мордам Кенуэй поняла, что те о чём-то думают. – Дава Гоцман, таки скажи через 8 месяцев здрасте своему чипиздрику. Фраза Петрова была простой, на самом деле, да вот только вызвала эффект самой настоящей атомной бомбы в сознании. Мэри Кенуэй настолько забила в себе все знания о том, как проходит беременность, думала совсем о бредовых теориях. А правда оказалась проста, как швейцарские часы. Три недели ночных "брачных игр орлов" сделало своё дело слишком наверняка. С человеком вот договориться можно, а с маленьким пока ещё мини-нано-или-каким малюткой в животе, попросив "подождать до следующего годика" не выйдет. Чаем в тот день Давиму Гоцман отпаивали и раскармливали сладким до ночи. Ради тактики молчания Аделаиде рассказывать о потенциальных "малышах ассасинах" женщина не стала. И всем остальным запретила. Про местных докторов и говорить нечего - сдохнуть дама не планировала от слова совсем. Так подошло время к четвёртому месяцу роста чуда в пузе… Сеньоре Кенуэй слегка претило то, что она теперь только рассылает членов Уголовки на задания, а сама занимается исключительно руководством и бумажной работой, однако она не может взяться за любое серьезное дело. Любое серьезное дело требует внимания, сосредоточенности, а самое главное - для этого необходимо покинуть ставшие родными стены и жертвовать малышом. Мэри чувствовала неприятную обеспокоенность даже тогда, когда была вынуждена покидать дом на доклад лично к донье, скрывая пузо под слоями одежды. Все казалось, что именно в это время вернется Эдвард - и, возможно, можно свалить работу на него. Бриг никуда не денется. Думая так, Кенуэй бессменно сидела над бумагами и решала даже те вопросы, которые в другое время непременно бы делегировала кому-то из младших членов группы. Надо сказать, что подобный подход привел к меньшему количеству операций, но к большей дисциплине и сплоченности - и это по-своему было не так уж плохо. Парни рано или поздно вернутся, а вот дисциплина - останется. Однако даже с чаем четко знала меру. Уже сейчас взгляд её стал менее внимательным, а акценты начали смещаться. Еще пара писем - и на сегодня работу придется прекратить. А дальше - ужин и одинокая постель, в которой только и можно, что выспаться. Однако стоило женщине написать последнюю резолюцию, заверив собственной личной печатью, чтобы завтра передать письмо срочной почтой, как в доме раздался шум. Шумели на первом этаже - хлопали двери, раздавались чьи-то голоса. Мэри держала в доме не так уж много слуг: экономку, которая к тому же была неплохой кухаркой, прачку, двоих горничных, старого Хуана - на все руки мастера, да еще охрану. Такой шум могло наделать только что-то... значимое. Мэри немедленно вышла в коридор. До лестницы было не меньше сотни футов, и за то время, что пришлось идти, женщина успела много чего «хорошего» надумать. Фима вернулся? Только ему Кенуэй дала беспрецедентное право прийти сюда в любое время дня и ночи, а сейчас уже дело к ночи, пожалуй… Однако не успела бывшая разведчица даже ступить на верхнюю ступень, как разобрала в шуме один очень знакомый голос - и даже замерла, не успев донести ногу до ступеньки. Да это же… Сеньора Кенуэй с трудом удержалась, чтобы не сбежать по лестнице. Неужели нельзя было обставить возвращение... с меньшим треском?! Дава как могла сдержанно спустилась и уже у подножья лестницы заметила и фигуру мужа - сразу четверо солдат заступили хозяину дома дорогу, а тот, кажется, пытался им что-то втолковывать. Ну, не убил - и на том спасибо. – Господа, негоже не пускать домой моего мужа, - Мэри произнесла это не слишком громко, но все услышали. И повернулись к ней. - Муж мой… Какими судьбами? Только не говорите, что вы успешно справились с порученным вам заданием доном Диего. Не поверю, - сеньора Кенуэй не удержалась от улыбки. Охрана, признав Эдварда Кенуэя, виновато извинились и мигом покинули дом, возвращаясь на свои посты. А вот сам Эдвард моментально подошел к своей любимой женщине весьма эффектным способом: аж целых полметра перед контактом проскользил на коленях, не жалея их, ткань штанов и хороший пол. – Дорогая, почему о твоём положении я узнаю от Фимы, а не от тебя?! - со всем волнением спрашивает Эдвард и как самое сокровенное, целует животик Мэри, в котором растет их сын. А может, дочка! – А вы, майор Виталий Кречетов, больше ходите в патрули и общайтесь с доном губернатором, - не скрыла всей своей обиды в голосе Мэри, потому специально пользовалась настоящим именем мужа для запугивания. - Так, может и пропустишь рождение ребёнка, его рост и воспитание. Оценив ситуацию на полную катушку, до блондина дошло - беременность подняла чувствительность супруги и катастрофа была в миллиметре от истерики. Уж свою то Мэри Эдвард знает и потому принимается спасать ситуацию из критической в мирную семейную теплоту. И начал же, конечно, с аккуратного подхватывания Гоцман на руки с перемещением в спальню. Сначала Кенуэй очень хотела сопротивляться режиму сверх заботливого мужа, однако ощущение его тепла, любви и заботы взяли верх над бунтарским характером беременной женщины и позволили насладиться, расслабиться в заботливых руках Эдварда, а потом после переодеваний в спальне просто лежать и смотреть, как будущий папочка, словно непоседливый мальчишка, общается с пузом, целуя и поглаживая. Теперь Мэри Кенуэй, глядя на это с умилением, начала дико жалеть, что Давима Гоцман десять лет назад отказалась от предложения руки и сердца Виталия Кречетова и рассталась с ним. Знай раньше, что он может и в такую стезю заботы… Ни о каких "нет" бы и не было речи. – Милый… Мы с малышом кушать хотим, - с теплой улыбкой пропела Мэри. - Бананчиков в томате и огурчиков в шоколаде… Но кто сказал, что беременность пройдёт не без приколов и потери нервных клеток Эдварда Кенуэя? Пять месяцев "хочу", перепадов настроения и ложных родов никто не отменял. Завтра глава семейства лучше сам сходит в губернаторский дом и попросит помощи с будущими родами. А то, зная современную медицину, мужчины врачи Мэри не только грохнут, но ещё и ребёнка с гарантией. А свою жену этим коновалам он точно не отдаст. Две сабли, четыре пистолета и парные скрытые клинки ему в помощь. Он же Кенуэй, а не погулять вышел, в конце-то концов. *** Пять месяцев спустя… Виталию Кречетову всегда было легко делать много вещей. Он мог легко быть отличным мореходом, всё же это ему передалось по крови, как и любовь к морю. Он легко мог взяться за любое дело и освоить его с нуля, как это мужчина делал всегда на заданиях. Он с лёгкостью привык к своему новому имени и быстро адаптировался общаться на испанском чаще, чем на любом другом языке, который знал. Он мог проползти всю улицу ползком, оставаясь совсем незамеченным толпой... Но к родам Эдвард Кенуэй не был готов. Нервы мужчины шалили, пока он, ходит, как скаженный, стучит каблуками ботфорт по коридору их с супругой особняку, слушая за дверью дикий крик Мэри, её благой мат на русском с примесью одесских оборотов и всё желал выбить дверь к чертям и поддерживать любимую женщину не ментально, а физически. Однако, армия повитух, шаманка и Фима запретили Кенуэю врываться, а ждать с другой стороны. Беспокоило ещё и то, что роды идут уже больше, чем положено. Чуяло сердце, что ему уготован смачный сюрприз. Кенуэй не зря ещё и в казну колонии занёс ради повитух, жадным он не был и так, а тут ещё и жена беременная. Какие тут могут быть мелкие расходы? Большие и с гарантией на успех! Аделаида де Очоа вообще ещё никогда не видела доведённого до ручки темпорального убийцу, зато честно посмеялась и признала, что гиперзабота по отношению к пузу и Гоцман быстрее доведёт последнюю до атаки кухонной утварью. Через пару минут резко наступила тишина… Все, кто был в коридоре, кроме Эдварда, а именно вечное одесское дуо Лёха-Миша, губернаторская чата де Очоа (чисто для того, чтобы проверить ещё один полученный опыт у повитух) и парочку матрос с "Серкана" расслабленно выдохнули. Подумали, всё… Но… – ФИМА, В СМЫСЛЕ, БЛЯТЬ, СЕЙЧАС ВТОРОЙ ПОЛЕЗЕТ!? - панический голос сеньоры Кенуэй разразился на весь особняк и, возможно, дошёл до улиц. - МАМАААА! Роды продолжились… Услышав, что господин папаша настругал целую двойню, компания с искренним сочувствием смотрели на Кенуэя. Тот сейчас выглядел крайне бледно, испуг в глазах, морда в мимике шока. И… мужчина завис. – Всё, он сломался. Ремонт произойдёт по призыву жены, - нервно хохотнула Ада. Некоторые правдивую шутку, не оценили. Правда, бывший майор проснулся спустя минут. Не выдержав больше этого призыва терпеть и ждать, мужчина с ноги выбивает дверь в стерильную спальню и моментально оказывается возле рожающей супруги, стоически переживая болезненную хватку Мэри за руку и её истошные крики. При этом не давая себе грохнуться в обморок. Фима же, критично оценив стоимость выбитой двери со стоимостью ребёнка, подметил, что никакая преграда на спасёт Даву Гоцман от взволнованного мужа. А потом женские крики и отборные маты сменили два горланящих плач детских горла… Мэри расслабленно улыбнулась и еле смотрела на счастливого до чёртиков Эдварда. А потом Фима с помощью повитух показал счастливым родителям их двух спиногрызов. – Ну, шо, здрасьте уже горланят ваши мальчик и девочка, - умиленно пропел Петров. - Имена то уже выдумали или шо, будем импровизировать? – Девочка… Её имя Мария, - довольно уверенно произнёс Эдвард, глядя на детишек и жену с улыбкой. - В честь мамы моей дорогой супруги. – Да… Она тебя очень любила, в отличии от старика, - едва усмехнулась Гоцман. - А вот мальчишка… Я успела придумать. Шэй. Шэй Кенуэй… Хотя, Серкан тоже ничего. – Мэри… - притворно поворчав, "главный орел" семейства поцеловал женщину в уголок губ. На улицах Санта-Доминго будет долго гулять праздник. Майские тёплые дни принесли в этот дикий век, полный пиратской романтики, две новые жизни. Правда, потом эти двое "детишек жизни" будут устраивать "праздники" уже другого типа. Впрочем, это уже совсем… Другая история. КОНЕЦ СЕДЬМОЙ СЕРИИ.