***
Прошёл ровно год с тех пор, как Канна в последней раз выходила в духову ночь за водяникой: собрать её можно было только в одном месте — там, где скалы поднимались из-под векового льда и поросли лишайником и мхом. Молодые, а от того более разумные женщины, прятали своих детей по палаткам, лепили и жгли свечи из жира тигротюленей и молились за своих мужей перед самодельными алтарями. В духову ночь никто не хотел быть съеден. Поэтому, как старейшина и единственный на племя целитель, эту ношу она взвалила на себя: у неё было больше шансов умилостивить бродящих предков. Благо, в это время звери тоже забивались в норы. Канна была старой. Она это понимала. Но, похоже, не до конца осознавала. Однако возраст всё равно брал своё. Суставы и спина невыносимо болели, а ноги постоянно проламывали свежий наст и вязли в сугробах. Подол шубы промок, и холод, сквозь мех и кожу, начал пробираться до её дряхлеющего тела. Единственное, что утешало и радовало — это блеск тёмных ягод — лекарства от многих болезней — в низких кустах и под обледеневшими варежками. Канна успела насобирать только половину котомки, когда ветер резко переменился. С океана донёсся запах мороза, льды заскрипели, застонали и расступились. Так же расступились и тучи, открывая взору полную луну. Небо вспыхнуло зелёным пламенем, изредка рассекаемым синими, фиолетовыми и жёлтыми всполохами. Она преклонила колени. Низко опустила голову, но незаметно скосила глаза так, чтобы можно было прочитать предсказания на ближайшее будущее. Два раза в год духи выходили порезвиться среди смертных; забирали подношения и случайные души, а взамен помогали — они ничего не делали бесплатно. И поэтому она лишь самую малость вторглась в их пространство. Но то, что она разглядела в бесчисленных фрагментах чужих жизней, заставило сердце замереть. Ком подступил к горлу, когда она увидела мёртвую Туи и бушующий Океан, гибель сына и падение Северного Полюса, толпы неупокоенных мертвецов и разорение Царства Земли. Канна увидела конец света. Как только это знание было дано, оно должно было быть забрано. Очевидно, маленькая хитрость на этот раз не осталась незамеченной. Духи разгневались. Вновь сомкнулись облака, скрывая лисьи огни. Начала заниматься буря. Мир посерел, истлел. Тлела и она. Но несмотря на угли в груди, Канна поднялась и кинулась под утёс, где, как она знала, находилась пещера, в которой можно переждать метель. Когда она добралась туда, то поняла, что её кто-то опередил: по камням плясали оранжевые блики. Вьюга набирала силу, и поэтому Канна, решив, что терять нечего, низко пригнулась и пробралась внутрь. И тут же застыла от ужаса. На земле сидел молодой человек, поглаживая ребёнка по голове. Кожа у обоих была бела, словно снег, а волосы — дно океана. Огонь продолжал плясать, не подчиняясь чужой воле, но отбрасывая на чужаков устрашающие тени. Вдруг юноша поднял глаза. И она увязла в чистом небе, глубине льдов и спокойных водах. Такого голубого цвета она никогда не видела ни у кого из различных племён. Такого голубого она никогда не видела у человека. Туи и Ла, подумала она, как она могла не заметить того, насколько легко были одеты эти двое. На юноше было только длинное тонкое платье, а на мальчишке — мокрые рубаха и штаны. Парень, будто прочитав её мысли, ухмыльнулся и поманил к себе. Ей бы сразу стоило бежать, но теперь Канна не могла ослушаться. — Небезопасно гулять в такое время, — голос его был высоким, словно у недавнего подростка, создавая навесу обмана. Но теперь Канна знала лучше. Понимала, что лгать нельзя. — Оно всё ещё остаётся лучшим, чтобы увидать родных. — И именно это заставило тебя нарушить правила? Простое желание? Ты ведь искала не своих родителей. Её сердце сжалось от боли из-за воспоминаний о скорой смерти сына. Перед глазами он всё ещё стоял в духовом мире, в странной коричневой одежде, с огромным ожогом на лице, который переходил на шею и тянулся всё ниже и ниже. И всё же ей хотелось узнать: где, когда и как. Кем? Хотелось предотвратить трагедию, отомстить. — И ты всё ещё хочешь знать грядущее? — в этом вопросе скрывалась тихая угроза, и Канна ответила инстинктивно, защищаясь. — Горькая правда лучше сладкой лжи, — ведь она всё ещё была лекарем и руководствовалась этим правилом большую часть жизни. Она никогда не лгала своим пациентам, она была лицемером. Дух расхохотался. От звука ребёнок заворочался и закашлялся, но так и не проснулся. Дух нахмурился и замолк. Он ближе придвинулся к костру. Это переменило внимание Канны и она получше рассмотрела мальчика, который лежал на чужих коленях. У него не было светлой кожи — она была бледной. Губы, ногти и дёсна были синими, почти чёрными; на волосах застыли сосульки, а ресницы заиндевели: жар не смог растопить лёд. Было удивительно, что тот всё ещё был живым. И, судя по всему, живым ему оставалось быть недолго. Он был младше её внуков. Канна должна была что-то сделать, чем-то помочь. Но с собой у неё была лишь полуполная фляга, ритуальные объекты для почтения предков, несколько кусков вяленого тюленя и немного освященной водяники. — Раздень его, — сказала она, на что дух недоумённо посмотрел, но подчинился. Он стянул с ребёнка мокрую одежду, после чего Канна укутала мальчика в свои меха. Снаружи выл ветер. Он метался и рвал снежный пласт. В крошечной пещере, отрезанной от всего мира, они оказались втроём, вдвоём, и в этот момент она ощутила, что заключает сделку с Они. В костяную чашку, из которой в последний раз пила её бабушка, она налила воды и растолкла ягоды. Потом поставила у огня греться. Ребёнок дышал тяжело, с хрипом. Канна помолилась за то, чтобы он дожил до утра. Дух вздрогнул и отвёл синие глаза. — Ты ведь знаешь о последствиях, преступившая закон, — тихо продолжил он — людям знать течение жизни не положено. Мы должны возвращать то, что у нас было украдено. Око за око, зуб за зуб. — Сын за сына. Он моя семья, сейчас идёт война и я люблю его. На моём месте каждый поступил бы так! Дух скривился. — Нет. Его зовут Хагуса, — он кивнул в сторону мальчика, — и его утопил собственный отец. Канну передёрнуло от этой фразы. Она поспешно отвернулась и нащупала у ребёнка пульс: тот трепетал у неё под пальцами. Ребёнок был жив и она снова почувствовала себя в ловушке. От снадобья начал подниматься пар и она осторожно приподняла голову мальчика и влила в его горло отвар. На неё тускло приоткрылись золотые глаза-щёлочки. — Для Народа Огня семья не имеет такого значения, как для нас. — Это человеческая природа — перекладывать ответственность за свои ошибки на других? — Что Вы имеете ввиду?! Я была в деревне, когда эти мерзкие отродья убили мою невестку! — Стоит ли напомнить, насколько варварские методы использовали ваши люди во время племенных войн? Канна бросила на духа злобный взгляд. В груди накалялась ярость. Как он смел сравнивать борьбу за выживание и обычную жестокость? Перед ней действительно был Они. — Ваши люди тоже не безгрешны. Знаешь, одна из ваших женщин недавно предала новорождённого волнам. В это Канна не поверила: она приняла множество родов, и за последнее время никто из младенцев не умер. Это она сказала духу. На его лице появилось нечитаемое выражение. — Ты очень смелая женщина, Канна с Северного Полюса. Надеюсь, однажды ты также станешь мудрой. Эти слова были явной насмешкой, ведь она была стара. А что, если не возраст, является показателем мудрости? Она сделала всё, что положено женщине племени: родила ребёнка, вырастила его, дожила до преклонных лет и помогала другим, чем могла. В конце-концов, стала старейшиной. Канна снова доказывала свою точку зрения, грея мальчишку Огня, несмотря на собственные неприязнь и отвращение. Дух измождённо вздохнул, догадываясь о её мыслях. Он всмотрелся в неё. Его взгляд был долгим, внимательным и неприятным. После чего сказал: — На этот раз я позволю тебе жить. Мрак отступил и в пещере стало светлее. Дышать стало легче. Но буря всё ещё бушевала за спиной. На плечи навалилась усталость, веки стали тяжелеть и она легла на каменный пол, притянув в объятья ребёнка. Тем временем дух поднял руку и положил тонкие ледяные пальцы на её щёку. — Откуда Вы меня знаете? — шёпотом спросила она. — Трудно забыть того, кто так громко топит свадебное платье, — его голос снова стал лёгким и, будто бы, даже весёлым. Это произошло шестьдесят лет назад, но Канна помнила все проклятия, которые она произносила, запихивая в воду океана постоянно всплывающую ткань. Всё, чего она хотела — это освободиться от нескончаемых политических интриг её дома, сбежать и стать свободной. Ей казалось, что она достигла этой цели. — Хочешь, я тебе погадаю? Просто так! — неожиданно предложил дух. Она засыпала, а в глазах были сплошь чёрные волосы. Она почти не обратила внимания на странно-громкий треск пламени. — Тебе повезло, — пронеслось стоном ветра, — тебе благоволит удача.***
Посреди ночи её разбудил пронизывающий холод. Тело пробрала дрожь. Она лишь на мгновение приоткрыла глаза, отплёвываясь от светлой жёсткой пряди, которую случайно зажевала, и вновь погрузилась в сон.***
Наутро Канна проснулась одна. Она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что всё произошедшее ночью ей не привиделось. Конечно, она не ожидала увидеть духа посреди дня, но следов мальчика тоже нигде не было. Единственное, что осталось — это недавно потухший костёр. Рядом с ним стояла расколотая бабушкина чашка. В ней лежала горсть пепла, а сверху уместилась костяная табличка с надписью «снег». Канна аккуратно взяла чашу в ладони. Наощупь та была тёплой, почти горячей. Словно сердце. Её аккуратно положили на дно сумки, где она на долгое время нашла своё место. Погода стояла ясная и к полудню Канна вернулась домой. Её выбежал встречать Сокка. До этого момента она никогда не замечала, как неприятно и нелепо выглядит раскрас воина на детском лице. Тем же вечером, когда все закончили чистить рыбу и сушить морской чернослив, Канна достала деревянную шкатулку, в которой хранились семейные реликвии. Она вернула взятые накануне вещи и вынула старый пожелтевший свиток со сказками и преданиями. Она ничего не нашла о глазах-небесах и светлых волосах. Она была рада узнать, что во тьме никто не умер.***
Сокка и Катара были на рыбалке, когда возникшее из ниоткуда течение неожиданно подхватило ялик, закрутило его, а после кинуло на льдины. Было чудом, что их не раздавило об огромный айсберг, около которого вода, наконец, успокоилась. В этот день они вернулись домой с аватаром.***
Канна кипела от злости после того, как её внуки, её дети, принесли в племя беду из-за какого-то чужака. Огонь опалил ближайшие палатки и чудом не лишил никого жизни. Правила не зря проходят сквозь поколения. Это что-то твёрдое, незыблемое и фундаментальное. Как то, что мужчины ходят на охоту, а женщины присматривают за детьми. Их нельзя нарушать. Она верила, что это истина, правящая миром. Поэтому, как старейшина, она изгнала их. Ночью она усердно молилась и спрашивала совета у родителей. Свеча изредка мелькала синим пламенем.***
В одно мгновение луна погасла. Мир окрасился в серый, потом — в красный. Канна бросилась к алтарю, потом к океану — всё было чёрной бездной. Всё, что предсказали ей духи, сбывалось. Каждый удар сердца отсчитывал год. Луна возродилась через век. Теперь её звали Юи.***
Хакода напрягся. Их корабль стоял на выходе из залива, поэтому его команда не заметила, как из-за высоких скал вынырнул катер с покорителями огня — в отличие от их обычной техники, тот был очень тихим. Вот и всё, подумал он, есть причины по которым не создают источник открытого огня рядом с деревом. Но неожиданно для всех катерок нашёл на большую волну, и его почти перекинуло на другую сторону. — Духи с нами, — сказал Хакода стоящему рядом Бато. Он не смог сдержать смех, наблюдая, как вражеские солдаты, которых сильно ударило о берег, пытаются выпутаться из длинных южных водорослей.***
Наблюдая, как умирает луна, Канна кое-что вспомнила, поняла. Её взгляд скользнул по старой расколотой чашке. Нарушив правила племени, Катара подвергла всех опасности; соблюдя эти же правила, Канна погубила свою семью. Катара знала о возможных последствиях, когда исследовала заброшенный корабль; Канна тоже, когда лгала духам. Перед взором стояло пламя, оранжевые и синие глаза. Однажды и Катара, и Канна нарушили правила ради одного — защитить тех, кто им дорог. Не этого ли добивалась она, глупая лицемерная старуха, много лет назад сбегая из собственного дома? Свободы принимать собственные решения, не завися от чужого мнения? Много дней, месяцев, лет назад она не желала знать правды, от того и не ведала истины. Луна вновь засверкала белым диском, и Канна решила самолично творить свою судьбу. Поэтому ночью, собрав лишь самое необходимое, она взялась за вёсла и оседлала неспокойные холодные воды. Она надеялась, что сможет добраться до Северного Полюса. Гадала, сможет ли найти того единственного человека, знавшего её и способного помочь. Верила, что всё будет так, как надо.***
Очень давно, когда мир смог одержать победу над тиранией Империи Огня, Канна стояла рядом с Пакку и с недоверием наблюдала за счастьем в синих, зелёных, карих, золотых и серых глазах. Сейчас же, сидя на холодных камнях в ожидании своей смерти, она понимала, что ничего не было бы более правильного, ничто не могло произойти иначе. Поэтому она даже не стала оборачиваться на звук шагов. Её спину сковал мороз, а льды под ногами заскрипели. — Спасибо Вам за всё, Ябоку, — она проглотила ком в горле и стёрла рукавицей замёрзшие в глубоких морщинах слёзы. Дух обошёл её и встретил её взгляд своим нечеловеческим. Он ярко улыбнулся, показывая зубы. — Теперь меня зовут Ято, а это Юкине, — он указал на маячившего сбоку мальчика. Канна легко узнала в его чертах лица Хагусу. Ребёнок был одет в традиционную шубу Южного Племени зелёного иностранного цвета. Духи всегда правы, вспомнила она. Канна согласно замычала, доставая и протягивая Ято тёплую чашку с остатками праха и именной табличкой. Тот осторожно и благодарно взял её холодными пальцами. Всё остальное не заняло много времени: земля под ней застонала и раскололась, а вода затянула в свои объятия. Её сковала любовь, война, семья. Её душу взял себе Мир. Рава, Вату и Ко. Ведь Мир — это то, чем они были. Будь то одно из узких течений, коих несметное множество в Великом Океане, заблудший призрак или несчастная старуха — обычный человек. Мир — судьба. Она знала, что это истина, правящая всем.