Салоны пачинко и братья-бегуны

— Три дня. — Я уже сказал, прос-… — Тебя не было три дня. — Карамацу, я сказал тебе, я в поря-… — И где я тебя нашёл? Осомацу выдохнул, зная, что у него не получится удрать от второго по-старшинству. Поэтому он ответил: «В салоне пачинко». — Ну ж нет, не просто в каком-то салоне пачинко, — начал он, ударив кулаком по столу. Карамацу редко бывал таким злым, но в последнии три для всем было сложно расслабиться. — В ТРЕТЬЕМ салоне пачинко, в котором тебе ЗАПРЕТИЛИ появляться, — поправил Карамацу, глядя на него мрачным взглядом, который мог бы поравняться со взглядом Ичимацу, — Потому что, видимо, мой большой братик не только попытался провести всю ночь в них, что с крахом провалилось, но он также потратил всё, что он выиграл на КАЖДЫЙ. ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ НАПИТОК. Который только мог быть в районе Акацука, из-за чего вызвал множество общественных беспорядков. — Если ты посто дашь мне объяс-… — Осомацу, тебя чуть не арестовали! — Да знаю я! Знаю, ладно? Я сказал, что мне жаль! Господи! Я больше так не буду, это ты хочешь услышать?! — наконец сорвался Осомацу, затыкая своего брата. Ужасно разочаровывало то, что его каждый раз перебивали, когда он пытался сказать что-то, хотя это „что-то“ было простым оправданием. Какое-то время они молчали. Они единственные не пошли спать, когда остальные уже пошли, от усталости от поиска их старшего брата. Однако Карамацу продолжил искать, пока не нашёл его — его чуть не арестовали в 3 часа ночи. Наконец, он заговорил, а его тон стал более тихим и грустным, нежели злым: «…Ты хоть представляешь, как сильно мы волновались?» Осомацу виновато посмотрел вниз, сглотнув. Конечно он знал, он знал, что это было глупо с его стороны просто уйти без единого слова. Но как ему объяснить, почему он это сделал? Карамацу продолжил, когда старший продолжил молчать: «Мы не знали, где ты спал, или ел ли ты вообще или… был ли ты вообще жив. Мы подумали что-то серьёзное случилось с тобой, Осомацу». Старший глянул на обеспокоенное лицо Карамацу и выдохнул, уставши улыбнувшись младшему брату: «Мне жаль, что я заставил вас беспокоиться. Но смотри, видишь? Я в порядке, отлично, даже. Просто на высоте, серьёзно. Никогда не чувствовал себя лучше». — Когда в последний раз ты ел фрукты? — отвлёкся Карамацу. — Фруктовые батончики считаются? — Ты знаешь, что нет, Аники. Осомацу полузадушенно рассмеялся, и они вновь оказались в напряжённой тишине. Карамацу хотел знать, что случилось, старший мог сказать, что он хотел спросить, из-за того, как он нервно стучал своим пальцем по столу и ёрзал. Но второй по-рождению не знал даже как начать этот разговор, и Осомацу так же не стремился делиться причиной. Наконец, Карамацу глянул вверх, а его взгляд был полон решительности: — Почему ты просто убежал…? Осомацу начал ёрзать на сиденье, но ничего не сказал. В конечном итоге он пробормотал: — Это глупо… — Причина есть причина, Осомацу, и она не глупая, если из-за неё ты убежал на три дня, — Карамацу аккуратно взял потные руки старшего и слегка их сжал, — Я не буду смеяться… я просто хочу знать, что не так. — Нет, нет, я просто, — Осомацу выдохнул, — Причина действительно глупая… Карамацу ещё раз сжал его руки, безмолвно дав ему знать, что он готов выслушать всё, что он скажет. — Я… Н-несколько дней назад мне… — он вновь выдохнул, закрыв свои глаза, — Это… это всё из-за глупого кошмара, я не знаю, почему он так сильно повлиял на меня. Я просто-… Моргнув, он совершил ошибку, и слезы не могли больше остановиться. Карамацу передвинулся, чтобы обнять его, и гладя круги на его спине: «Всё хорошо, мы в порядке. Тебе больше не надо ничего говорить. Просто дыши, я здесь». Осомацу продолжил плакать, слезы текли по его щекам не останавливаясь. Он не мог заставить себя продолжить, он не мог сказать ему, как ужасно детальным был сон, он не мог этого описать. Только вспоминая его ему хотелось вновь убежать — жуткие изображения появлялись в его голове, как вспышки ламп. Он не мог представить, что это может случиться с ними, он просто не мог. Но Карамацу беспокоился, все беспокоились. Они заслуживали знать, почему он вдруг убежал. Поэтому он рассказал ему, он рассказал ему сквозь сопли, и слёзы и дрожащее дыхание. Но он знал, что ему не удастся скрыть это вечно, и под конец он не сожалел, что рассказал ему. Потому что хоть он и чувствовал себя как говно, хоть он и ужасно устал от всех эмоций, он не мог не заметить, насколько легко ему стало. После некоторого времени, проведённого в уютной тишине, Карамацу спросил: — Ты голоден? Осомацу ухмыльнулся: — Умираю с голоду. — Хорошо, потому что у других не было возможности поорать на тебя за то, что ты заставил их волноваться, и тебе понадобятся энергия, — сказал Карамацу и встал, направившись на кухню. Старший поморщился из-за того, что произойдёт, но понял, что у них есть все права злиться, и решил принять его. Осомацу пошёл за братом на кухню и сел за стол, пока второй по-рождению достал сковороду: — Ну, что у нас в меню, Карачюн?