Не достался мне, не достанешься никому

-Я не успел сказать так много...Мне не хватит и двадцати лет, чтобы выразить все...А сейчас...Слишком поздно...Я не могу даже связать две мысли в одну...Никогда прежде не думал, что смерть может быть так близка...Слишком близка...Я уже чувствую холодную сталь, разрывающую сердце...Моё сердце...Оно никогда не любило и стало подобно камню...Как же кинжал не сломался? Что? Что ты шепчешь? А...Ты говоришь, что он прочнее любого камня и способен разрубить даже алмаз? Тогда понятно... На его устах застыла предсмертная улыбка, улыбка мученика и бессердечного человека одновременно. -Хм, смешно это говорить, но...Я умираю... Это были последние слова Саске Учиха на смертном ложе. Огонь в подставках медленно и плавно колыхался, слабо освещая в темном храме комнату с жертвенным алтарем. Из груди Учихи смутно поблескивала узорная рукоятка жертвенного кинжала. Рядом с умирающим стояла фигура, закутанная в темный и длинный плащ. Огромный капюшон скрывал лицо загадочного убийцы. Лишь изредка гуляющий по комнате сквозняк из щелей выбивал из него светлорозовые прядки волос. Когда дыхание Учихи перестало слышиться, а биение сердца затихло навсегда, фигура прошептала нежным девичьим голосом что-то сроднее с откровением, нежели признанием: -Я всю жизнь любила только тебя...Все, что делала, было только для тебя одного...Но ты не ценил...не любил...отвергал...И вот-моя расплата тебе...Если ты не достался мне, не достанешься никому... Усмешка. А затем негромкий смех с окраской истерики. А после...девушка упала на темные мраморные плиты и негромко зарыдала. Её спина дрожала от едва слышимых всхлипов и страданий. В тишине храма было слышно, как слезы стукались об пол и разлетались на миллионы крошечных брызг. И вновь по храму прокатился жалобный и скорбящий шепот: -Не достался мне, не достался никому...