Really bad chess

      Барри не спал целые сутки: всю ночь напролёт набивал рейтинг в только недавно выпущенной модификации шахмат, оказавшейся гораздо забавнее привычной игры. У него могло быть три королевы, а у противника — целый ряд коней, а в последнем раунде, что он закончил за минуту до писка будильника, у противника было лишь две пешки — все остальные чёрные фигуры были большими шишками; зато первый ряд белых по классике состоял из пешек, разве что с одной единственной королевой, которая была взята искусственным интеллектом на седьмой ход (компьютер, против которого Барри играл, был совершенно глупым). Этот раунд он достойно проиграл за три минуты и двадцать девять секунд, но Аллен был по-прежнему в восторге от игры.        — Нужно будет показать эту игру Циско, — сонно бормочет Барри, откладывая телефон в сторону и намереваясь предаться сну.       Установленный на следующую минуту будильник рушит его планы и заставляет его угрюмо сесть на кровати, чтобы начать сборы на работу. Барри несчастно подчиняется времени: выспаться за минуту он физически никак не мог, и он даже обсуждал это с Циско и Кейтлин — чтобы ускориться и растянуть время, энергии у него потратилось бы значительно больше той, что он бы мог восполнить во сне в таком состоянии; да и Кейтлин покрутила пальцем у виска и сказала, что он бы таким образом попросту никак бы не смог уснуть, разве что если бы потерял сознание от истощения, но тогда и время бы возобновило свой привычный ход.       Он пытается не заснуть на летучке с утра в кабинете капитана, где тот в который раз жалуется на его опоздание. Джо пытается его отмазать по привычке, но в эти объяснения никто давно уже не верит. Барри думает, что если бы не его любовь к решению загадок и криминалистике, его бы давно уже оштрафовали или даже уволили. И, возможно, подозрительно резко возросшая производительность в составлении отчётов, на составление которых он теперь тратил всего лишь пару часов в неделю. Больничный длиной в девять месяцев и не очень уж занимавшийся бумажной волокитой выпускник местного колледжа, взятый ему на замену, пока он лежал в коме, дали Барри временный иммунитет к замечаниям капитана: пока тот был молча впечатлён тем, как Аллен за неделю утвердил бумаги за все три квартала.       Впрочем, это восхищение не могло быть вечным, и Барри уже думал о том, как бы ему снова лечь в кому, чтобы избежать увольнения. Но, вероятно, второй девятимесячный больничный начальство бы совсем уж не одобрило.       Барри опустошает уже третью чашку кофе за утро, смотрит по-прежнему сонными и сухими глазами на монитор и думает отправить смс-ку доктору Уэллсу о том, что он слишком устал, чтобы проводить время ещё и в лабораториях, на беговой дорожке.       «Доктор Уэллс, извините, сегодня не смогу прийти на тренировку», — набирает он и тут же стирает: выглядит слишком сухо, будто ему и не жаль вовсе, что учёные тратят на него время.       «Доктор Уэллс, извините, сегодня не смогу прийти на тренировку по семейным обстоятельствам причине нездоровья», — пишет Барри, но и в этот раз не отправляет: врать не хотелось.       «Доктор Уэллс, извините, я не спал уже сутки, поэтому не смогу прийти на тренировку», — набирает он текст и вздыхает: чувство вины от того, что он недоговаривает о глупой причине отсутствия сна не даёт ему отправить сообщение. Играть в игрушки по ночам — это не уважительная причина для пропуска работы или тренировки, думает Барри и, так и не отправив ничего, блокирует экран телефона.       Он засыпает на обеденном перерыве и просыпается от того, что Джо треплет его за плечо, спрашивая, всё ли с ним хорошо. Барри трёт глаза и показывает тому свой рейтинг в игре (до того как заснуть, Аллен решил сыграть вновь, пока жевал сандвич):        — Никогда не играй в эти шахматы, Джо, — говорит Барри, и его приёмный отец издаёт гортанный смешок.       Аллен возвращает себе телефон и смотрит на время:        — Вот чёрт, я же проспал четыре часа, меня кто-нибудь видел?        — Только я сейчас, тебе повезло, что к концу года все только бумажками и занимаются, никому ты не нужен, да и все отчёты ты уже переделал.       Барри облегчённо вздыхает: иммунитет к увольнению оставался в силе, и к замечаниям о его опозданиях не будут добавляться комментарии о сне на рабочем месте. Даже если причина была бы уважительной — Сингх не Уэллс, и тут ложь во благо Барри не смущала.       Четыре часа сна всё же делают его менее раздражительным и сонливым, так что Аллен заканчивает с работой и бежит в «Джиттерс» за очередным кофе — и захватывает заодно ещё три порции для учёных: хоть так он компенсирует своё неминуемое опоздание на двадцать четыре минуты и сможет избежать комментариев Циско, который постоянно шутливо говорил о том, как возможно двигаться быстрее звука и умудряться опаздывать, — так тот будет занят тем, чтобы дуть на горячий кофе, пытаясь его остудить.       А в лабораториях, когда туда прибывает Барри, происходит горячее обсуждение: Циско выдвинул гипотезу о том, как скоро у них появится мета-человек, способный читать мысли или же контролировать разум, и им необходимо готовиться к этому заранее. При приближении к очагу возгорания дискуссии Барри слышал возгласы:        — Да вы не понимаете, это классическая способность, даже самая распространенная! Если мы устроим опрос жителей города, то самыми популярными ответами будут: невидимость, способность летать, суперсила и чтение мыслей! А мы уже знаем, что обстоятельства, при которых людей ударило волной тёмной материи, влияют на их способности. На BuzzFeed вообще тогда новый опросник про супергероев вышел, мало ли кто его проходил? Поэтому нам и нужен шлем, как у Магнето!        — Циско, я думаю, ты торопишь события, — слышится голос доктора Уэллса, — как с твоим оружием против Барри. Возможно, мета с такой способностью мог бы и не быть злодеем.        — Да, — делится мнением Кейтлин, — но, доктор Уэллс, даже если у такого мета-человека не было бы злых умыслов, это же неуважение личных границ. Вот вы бы хотели подвергнуться опасности, что кто-нибудь узнает ваши секреты или превратит в марионетку?        — Раз это неэтично, тогда шлем Магнето придётся запатентовать, — комментирует Циско одновременно с доктором Уэллсом.        — Разумеется, нет, доктор Сноу, — отвечает тот с улыбкой и прекращает обсуждение тем, что замечает его: — О, здравствуйте, мистер Аллен. Вы вовремя, несмотря на ваше опоздание.       Барри делится со всеми кофе, и единственный комментарий о его позднем прибытии так и остаётся единственным: все наслаждаются напитками, пока идут к тренировочному залу. Доктор Уэллс едет и говорит о собственных прогнозах его скорости: «Вам лишь не хватает необходимого триггера, мистер Аллен», — говорит тот чуть ниже, чем обычно, и Барри воспринимает лишь пару процентов из всего, что доктор Уэллс говорит: из-за недосыпа тот звучал как колыбельная для Флэша.       Между тем, Барри всё же замечает взгляд Циско, обещающий, что он всё же создаст шлем Магнето, и никто его не остановит.        — Барри, ты в порядке? — раздаётся голос Кейтлин из соседней комнаты сквозь динамики. — У тебя низкие показатели глюкозы и наблюдается лёгкая аритмия.        — Всё хорошо, Кейтлин, просто чуть забегался, — оправдывается Барри, надеясь, что его небольшая одышка не заметна, и продолжая бежать.       Через три минуты раздаётся голос доктора Уэллса:        — Можете заканчивать, мистер Аллен. Ещё немного физической нагрузки и вы вновь отправитесь под капельницы, предварительно бессознательным.        — Да что с тобой не так? — спрашивает Кейтлин, когда он присоединяется к ним.        — Просто не выспался, — неловко отвечает Барри и проводит ладонью по волосам, а затем признаётся в преступлении, навлекая на себя гнев Кейтлин. — Или, возможно, не спал больше суток.       Доктор Уэллс перебивает ещё не нашедший выхода гнев его врача:        — В таком случае вам положен отдых, мистер Аллен, — говорит он. — Я попрошу вас задержаться на фМРТ, впрочем, довольно интересно будет понаблюдать за вашим мозгом в таком состоянии. Кейтлин, Циско, вы можете идти домой пораньше.       Те прощаются и собираются покидать лаборатории. Циско получает отказ на просьбу забрать домой немного оборудования и драматично вздыхает:        — Ладно, но если меня завтра не будет, то тот, кто проник мне в голову, вероятно, решил взломать Пентагон.       Доктор Уэллс улыбается, Кейтлин вздыхает и закатывает глаза, а Барри смеётся, и Циско бормочет что-то о том, что они все ещё будут вспоминать его слова.        — Простите, что тренировки не получилось, доктор Уэллс, — извиняется Аллен.        — Ничего страшного, Барри, зато ты принесешь мне материал для исследований твоего слабого невыспавшегося мозга, — улыбается Уэллс, и Барри невольно улыбается в ответ, пусть и по позвоночнику едва ощутимо проходит холодок от энтузиазма доктора забраться ему в голову.        — Доктор Уэллс, а вы слышали о новой модификации шахмат? — интересуется Барри после получасового молчания, пока оба были заняты лежанием Флэша в томографе.        — Боюсь, я мог эту новость пропустить, — отвечает доктор и справедливо уточняет: — Это вы шахматами занимались всю ночь, мистер Аллен?       Щёки Барри не успевают покраснеть, потому что энтузиазм познакомить Уэллса с занимательной игрой перебивает лёгкое чувство вины и стыда.        — Да, это как необычная партия шахмат против искусственного интеллекта, только в зависимости от вашего уровня рандомно выбираются фигуры, с которыми будете вы и ваш противник. Сейчас...       Барри убегает в супермаркет и покупает десять наборов шахмат, чтобы вернуться и расположить одну доску на столе.        — В этой игре правила обычных шахмат, однако... — он распаковывает оставшиеся девять наборов, случайно расставляя фигуры на поле. — У каждой стороны по-прежнему один король, но количество других фигур и их положение сгенерировано случайно, постепенно компьютер даёт вам всё меньше хороших фигур и отдаёт их противнику. Уровень же искусственного интеллекта никаким образом не меняется, меняется лишь его преимущество фигур.        — Звучит занятно, — отвечает Уэллс, наблюдая за тем, как Аллен оставляет белым семь коней, три королевы и четыре ладьи, а чёрным отдаёт девять пешек, одну королеву и три ладьи. — Но попрошу сократить злоупотребление вашей скоростью в ослабленном состоянии. Не думаю, что смогу вам чем-нибудь помочь из своего инвалидного кресла, если вы вновь потеряете сознание.        — Да, хорошо, доктор Уэллс, — соглашается Барри и предлагает сыграть: — Но хотите попробовать? Судя по предыдущей партии в скоростные шахматы, вы являетесь более опытным игроком, поэтому у вас больше слабых фигур, — говорит Аллен, указывая на девять чёрных пешек.        — Что же, давайте попробуем, — соглашается доктор и приближается к доске. — Первый ход за тобой, Барри.       И Барри лишается трёх коней и двух королев за семь минут игры, забрав у Уэллса пару пешек и единственную черную королеву.       Спустя ещё несколько минут доктор забирает оставшихся королев и одну ладью, создав ловушку для Барри с помощью пешек, а затем стремится превратить оставшиеся три пешки в королев и создать себе преимущество фигур.        — Должен признать, эта вариация шахмат довольно любопытна, — говорит Уэллс, ставя шах королю Барри, который упустил ладью, принявшись атаковать пешки противника, чтобы не допустить появления сильных фигур.        — Да, — соглашается Аллен, уходя от шаха и отдавая своего коня, и добавляет: — Всё как в настоящей жизни, риски гораздо серьезнее, всё совершенно случайно и оттого интересно. В этой игре бессмысленно знание дебютов, тут игра скорее начинается с эндшпиля для того, чьи фигуры гораздо слабее.       Доктор Уэллс отдаёт только что обретённую королеву, забирая у Барри две ладьи, и ставит ещё одну ловушку для короля конём и последней чёрной ладьёй.       Аллен жертвует пешкой, уходя из-под очередного шаха, ведёт своих двух пешек к другому концу поля под надзором последней ладьи, которую приходится отдать ещё одной новой чёрной королеве, но и та оказывается съедена единственной уцелевшей пешкой.        — Мат, — довольно объявляет Барри, выигрывая эту партию тем, что заводит чёрного короля в угол обратившейся королевой пешкой и слоном. — Но у меня было преимущество в том, что я провёл целую ночь за игрой в «Очень Плохие Шахматы». Здесь обычно выигрывают те, кто в обычных шахматах не смыслит ничего, а я вам вечно в них проигрываю.       Доктор Уэллс загадочно улыбается на такой комплимент и благодарит за игру.