Почти хэппи энд

Его находят спустя почти сутки. Находят случайно: просто никто не знал, что его надо искать - Страйкер Эврика считается официально погибшим, как и оба его пилота. Кто же думал, что Пентекост в последний момент успеет нажать кнопку эвакуации на конн-поде. Как в дешевом боевике. Взрыв отбросил его далеко от Разлома. Датчики вышли из строя. Ему опять повезло – ударом об воду разбило стекло, и он не задохнулся. Покореженную спасательную капсулу замечает вертолет, посланный за останками кайдзю. Когда его поднимают на борт, он уже не верит, что все закончится хорошо. Сильное обезвоживание, тяжёлая травма головы, ожоги, сломанных ребер больше, чем целых, но он все еще дышит. - База, это борт три-девять. Не поверите, кого мы обнаружили в пятом квадрате. Передайте маршалу Хенсену, что его сын жив. *** Операция идет почти семь часов. За все это время Геркулес Хенсен так и не сдвинулся с места. Будто боялся, что уйди он сейчас - Чака не станет. Теперь уже насовсем. Увидев бледное лицо сына, закрытые глаза, Герк подумал, что сделает все, что угодно для него. И никуда больше не отпустит. И одновременно с этим почувствовал, как возвращается то самое ощущение. Что он что-то не успел. К нему подходили люди. Говорили что-то ободряющее, хлопали по плечу. Геркулес не слышал. Он словно выпал из реальности. Словно он снова попал в дрифт. Воспоминания – свои, чужие, окружили его, не подпуская к нему никого. Когда операция закончилась и врачи перевезли Чака в палату реанимации, Герк просто сел на стул рядом, держа руку сына в своей. Ему было важно – ощутить, что Чак все еще с ним. Макс, притихший, жался к ноге Геркулеса и никто не сказал ему ни слова. *** Чак остается без сознания еще три дня. На эти три дня Геркулес Хенсен перестает быть маршалом и становится просто отцом. Он должен быть рядом с сыном - это все, что он знает. Его не было рядом, там, возле Разлома, и он просто обязан быть сейчас с Чаком. Макс, умный мальчик, не отходит от Герка ни на шаг. Медсестры приносят еду, смотрят сочувственно, тайком подкармливают пса печеньем. Все это Герк отмечал механически, по давней привычке ничего не упускать из вида. Потому что все его сознание, все его сердце, сейчас занимал Чак. Тот, кто сейчас лежал на больничной койке, опутанный проводами и капельницами, был похож на восковую копию его Чака. Слишком бледный, слишком неподвижный. И безмолвный. Геркулес привык делить мысли на двоих. Они знали все друг о друге. Чем-то гордились, что-то старались не замечать. Они делали то, что должны были, не размениваясь на лишнее. Со стороны, возможно, они казались чужими друг другу, но на самом деле это было не так. Просто им не нужны были слова, чтобы что-то друг другу сказать. Зачем, когда есть дрифт? Как оказалось, Герк ошибался. Он не представлял, как много для него будет значить – просто услышать голос Чака. *** Чак приходит в себя глубокой ночью. Геркулес не спит. Он видит, как на секунду крепче жмурятся ресницы, как хмурится Чак, прежде чем открыть глаза. Все, на что хватает Герка - вздохнуть с облегчением и постараться улыбнуться. Он подозревает, что вышло не очень, потому что Чак сводит брови и силится что-то сказать, но горло пересохло: он только хрипит и заходится кашлем. Герк наклоняется к тумбочке, наливает воду в стакан, половину расплескал - руки дрожат. Осторожно подносит к губам Чака, тот хочет взять стакан сам, но из одной руки торчит капельница, а вторая дрожит сильнее, чем у Геркулеса - выбитая ключица. Чак морщится, но все же прижимается губами к стакану, пьет глубокими глотками, жадно. Геркулес не может поддержать затылок сына - сломанная рука еще на перевязи. Вода течет по подбородку, шее, затекая за больничную рубашку. Чак выпивает почти стакан - Геркулес знает, что так много нельзя, но позволяет - и, откашлявшись, все еще хрипло говорит: - Привет, папа. У Герка сжимается сердце. - Здравствуй, сын. - Ты заберешь меня. - Чак не спрашивает. Он разучился спрашивать у Геркулеса что бы то ни было. И Герк сдается – конечно, он сдается, ведь это же Чак. - Да. *** Это была плохая идея. Геркулес прямо говорит об этом сыну, когда первая попытка Чака встать проходит неудачно. Но Чак упрям, и думать, будто все, что с ним произошло, это изменит, было по меньшей мере глупо. Они идут по коридору медленно. Герк держит сына за талию здоровой рукой. Чак ведет по стене пальцами, чтобы иметь дополнительную опору. Геркулес замечает покрытый испариной лоб и закушенную губу, но не может ничего сделать. От каталки Чак наотрез отказался, посмотрев так свирепо, что Герк отступил. Чак бы все равно ушел – с ним или без. Их обходят, на них смотрят удивленно, но никто не решается заговорить. Повернув к каютам, Герк замечает Бэккета. Райли делает движение к ним, но Хенсен-старший качает головой. Райли скрывается за дверью своей каюты. Чак делает вид, что его не заметил. В каюту они буквально вваливаются. Герк уже почти без сил, а Чак держится только на своей гордости. Геркулес осторожно опускает сына на нижнюю койку, расшнуровывает на нем ботинки. Чак закрывает глаза, и Герк видит, как дрожат его ресницы, отбрасывая тени на бледные скулы. Чак сразу проваливается в сон, а Герк, накрыв сына одеялом, еще долго сидит рядом на кровати, поглаживая спящего в ногах Чака Макса. *** Утром Герку все же приходится вспомнить об остальном мире. Прибывшие в Гонг-Конг министры и главы стран хотят увековечить свои лики на фоне поверженных кайдзю и выступить перед прессой наиболее эффектно. Герк долго одевает парадный китель, все время поглядывая на сына. Тот все еще спит, свернувшись на узкой кровати – ссадина на впалой щеке кажется особенно яркой, напоминая след от помады. Поправляя галстук, Геркулес думает о том, что Анжела не любила краситься. И что у Чака – ее глаза. Он бросает короткий взгляд на кровать и выходит, закрыв за собой дверь. Почти четыре часа их безостановочно снимают. Вопросы, вспышки камер, микрофоны тычут чуть ли не в лицо. Герк вспоминает, что ел последний раз сутки назад. У него кружится голова и ему дико, невероятно сильно хочется разбить к черту все объективы и уйти. Но он продолжает фальшиво улыбаться, пожимать руки и позировать для фотографов. В какой-то момент Герк ловит обеспокоенные взгляды Райли и Мако, а потом слышит громкий голос Бэкетта. - Хотите посмотреть, как восстанавливают "Бродягу"? Это стоит того, поверьте, - и уводит за собой журналистов, напоследок кивнув Геркулесу. Герк думает, что поблагодарит Райли позже. Сейчас он, заглянув в столовую и взяв поднос с едой, быстрым шагом идет к каюте. Первое, что он видит, открыв дверь - постель Чака пуста. Потом из душевого отсека слышится грохот и сдавленные проклятия. И стон боли. Геркулес бросает поднос на стол и в два шага оказывается в ванной. Чак, неуклюже цепляясь за стойки душа, пытается подняться. Струи воды стекают по голой спине с острыми лопатками. Бинты намокли и висят грязными тряпками. Герк шагает прямо под бегущие струи и обхватывает Чака со спины. Одежда тут же становится мокрой, но Герк этого не замечает. Чак рвано дышит, захлебывается вздохами. - Ну и зачем? - устало спрашивает Герк. Он бережно прижимает к себе сына, почти касаясь губами мокрого, взъерошенного затылка. Чак что‐то бормочет, потом неловко переступает с ноги на ногу. - Помыться хотел, а то весь провонял больницей, - неохотно отвечает Чак. Геркулес знает, что может ему возразить, накричать, отругать, но почему-то этого не делает. Несколько минут они стоят неподвижно. Чак, вероятно, собирается с силами, Герк просто рад, что снова может обнять сына. - Поможешь мне? - еле слышно говорит, наконец, Чак. Просьба о помощи, впервые за долгое время. И нежность, тяжелая, подсердечная поднимается, сдавливает горло Геркулесу. - Да, - просто говорит Герк и неловко пытается расстегнуть китель. Сломанная рука все еще мешает, и раздеваться неудобно. Герк разматывает бинты, неловко скидывая их на пол. Чак хрипло, нервно смеется, говоря что-то про семейку убогих. Он весь дрожит, и Герк старается сделать все быстро. С их стороны это вообще безумство - одно неверное движение и они оба полетят на кафельный пол. Герк осторожно намыливает спину Чака, стараясь не задеть большой багровый рубец чуть ниже левой лопатки - оттуда достали кусок защитного костюма. Чак весь покрыт синяками. Огромная гематома на левом боку - туда ударил оторвавшийся рулевой мост Страйкера. Правая рука вся в ожогах - костюм не выдержал нагрузки, рукав оторвался. Герк аккуратно разворачивает притихшего Чака к себе. Он сильно похудел. Черты лица заострились, как срастаются ребра можно спокойно отследить пальцами без рентгена. Чак хватается за плечи Геркулеса и шумно вздыхает. Он опускает глаза вниз, стараясь не встречаться с Геркулесом взглядом. Герк выключает воду и смотрит в бок, туда, где висят полотенца. Далеко, ему не дотянуться. Трюк не удастся. - Ты можешь оставить меня на пару секунд. Я справлюсь, - странно, но в голосе Чака не слышно бравады или язвительности. Геркулес сжимает челюсти и быстро отпускает Чака. До кровати сына он почти несет. Герк пытается причинить меньше боли, но Чак все равно морщится, опускаясь на постель. Геркулес быстро, насколько это возможно, одевается в сухое, берет тренировочные штаны и футболку для Чака. - Иисусе, - стонет Чак, когда они совместными усилиями пытаются надеть на него вещи, - я еще не всю порцию унижений получил, да? Герк пожимает плечами и подает сыну ужин. Чак долго смотрит на полный поднос, а потом внезапно спрашивает: - Ты сам-то ел? А то выглядишь ничуть не лучше меня. Герк приподнимает брови. - Я не успел. Торопился, - он не уточняет, куда, но это и так понятно. - Понятно, - Чак пододвигается и хлопает по кровати рядом с собой, - давай, присоединяйся. Герк берет вторую ложку и садится рядом. Чак, внимательно следивший за ним, удовлетворенно подцепляет ложкой пюре. Потом, Герк убирает поднос, и они просто сидят в тишине. Макс запрыгивает на кровать, и Чак чешет его за ухом. Пес благодарно лижет руки и Чак слабо, но искренне улыбается. Герк понимает, что начинает улыбаться сам. А потом Чак кладет голову ему на плечо, устраиваясь поудобнее. Как в детстве, когда Герк приезжал в отпуск и читал сыну сказки на ночь. Чак всегда с таким энтузиазмом просил его почитать, но устав от впечатлений от долгожданной встречи с отцом, засыпал обычно на второй странице. - Пап, знаешь, я хотел тебе сказать, - Чак нарушает тишину, но останавливается, то ли думая, что Герк его как всегда прервет, то ли вспоминая, каково это – говорить что-то важное. Геркулес молчит. Не потому что не знает, конечно, он все знает. Потому что сейчас ему действительно важно услышать. - Я люблю тебя, - наконец произносит Чак. - Я тоже тебя люблю, - отвечает Герк. И то самое чувство, наконец, покидает его. - Посиди со мной, - Чак уже засыпает и говорит невнятно. Он сползает ниже, обнимая Герка за талию, прижимаясь щекой к груди. Конечно, у Геркулеса море работы – отчеты, новая стратегия, переформирование базы. Но Герк гладит сына по голове и первый раз за все это время улыбается по-настоящему. - Конечно. В конце концов, спасенный мир может немного подождать, а они – нет.