В эту среду

Лавгуд осторожно пересела на край кровати, поближе к Джинни, успевшей накинуть на себя только широкую бежевую футболку, какие Луна любила носить, находясь дома. Джинни шел бежевый. Джинни шла вся одежда, которую она втихаря заимствовала у Лавгуд. Особенно часто разгуливала по квартире в ее домашних футболках до бедер и излюбленных укороченных шортах. Лавандовых. Любимый цвет Джинни. У Лавгуд сердце замирало, когда она видела маленькие причудливые скопления веснушек на ее бедрах; она мигом садилась рядом, осторожно обнимая Джинни со спины, и кончиками пальцев нежно касалась кожи, проводя крохотные созвездия из своей детской любви к астрономии. Джинни часто бывала у Луны в гостях; чаще всего, правда, с бутылкой вина и букетом фиалок, которые Лавгуд затем либо высушивала, кладя между страницами старых книг, либо заботливо вплетала Уизли в косу, которую любила делать всякий раз перед тем, как та уходила. Луне нравилось одиночество, чувство безмерной свободы и покой в стенах родного дома. Но еще больше ей нравилась Джинни Уизли. Ее звонкий смех после каждой сказанной шутки про трубы и шумных соседей, никак не доделающих ремонт в квартире снизу; ее тосты за бокалом вина и поцелуи на брудершафт; карие глаза, напоминающие мамин теплый чай с медом, который она заботливо заваривала Луне, когда та была совсем маленькой и болела; когда Джинни нежно улыбалась перед тем, как еще раз заключить ее в свои самые крепкие объятия на прощание, и целовала в макушку, смеясь, теребя ее белоснежные волосы. Лавгуд любила в ней абсолютно всё: каждую частичку тела, каждую золотистую веснушку на щеке, каждую теплую улыбку, едва уловимую, даже когда Луна просто молчала, лежа обнимая Уизли в приятной тишине.  Луна аккуратно заправила прядь волос Джиневре за ее прелестное ушко и улыбнулась, поцеловав в висок. Бутылка с вином была давно опустошена, и бокалы с остатками стояли на краю прикроватной тумбочки вместе с вазочкой лесных ягод, так и не тронутой.   — С тобой мне так хорошо, — улыбнулась Джинни, притягивая ее в свои объятия. — Только с тобой.  — Но ты снова уходишь, — прошептала Луна, печально улыбнувшись в ответ. Джиневра могла остаться. В любое время. Для Лавгуд было бы только счастьем, если бы Джинни заявила, что хочет остаться здесь навсегда. Чтобы больше не скрываться. Чтобы все наконец стало размеренно и спокойно. Чтобы Уизли больше не нервничала, возвращаясь домой зацелованной до синяков. Луна не считала это место своей квартирой. Это было их общим домом.  Джинни взяла ее за руку и любовно поцеловала в губы, переплетая пальцы.  — Пообещай мне одну вещь, — серьезно сказала Лавгуд, заметив, как печально поблескивают ее глаза.  — Да, дорогая? — В эту среду ты вернешься.