Я ни разу в жизни не...

Хогвартс сиял. Под потолком Большого зала парили свечи — множество свечей, освещавших взволнованные лица учеников объединенного седьмого и «особого» восьмого курсов. Сегодня заканчивали школу те, кто участвовал в борьбе против Волдеморта и сумел победить. Обычный распорядок праздника был нарушен: слишком много учеников оказалось в выпускном классе. Слишком много приехало гостей. Гарри вообще не понимал, как профессорам удалось осуществить затею с возвращением в школу семикурсников, не участвовавших в учебном процессе из-за владычества Волдеморта. Но благодаря специально составленному расписанию студенты сумели успешно сдать экзамены, в том числе ЖАБА. Несмотря на все трудности, они справились и теперь официально являлись выпускниками. Данный факт подтверждался выданными им свитками дипломов. Профессор Флитвик, занявший пост директора, левитировал их каждому лично в руки единым крайне сложным пассом волшебной палочки и невербальным заклинанием, чем вызвал такой шквал восторгов, что профессору МакГонагалл, по-прежнему занимающей пост заместителя директора, пришлось трижды призывать к порядку. В основном неистовствовали гриффиндорцы, всегда любившие пошуметь, и рейвенклововцы, болевшие за своего бывшего декана. Пуффендуйцы выражали свои чувства не в пример сдержаннее. А слизеринцев утихомирил Снейп одним выразительным взглядом. Впрочем, представители змеиного факультета, число которых было куда меньшим, чем на других факультетах, и так вели себя почти прилично. Снейпа, кстати, Министерство не преследовало, но и полномочия директора не подтвердило. Вроде бы он и не рвался: его здоровье восстанавливалось крайне медленно и в прежнюю форму он пришел только к концу учебного года. Однако это совершенно не мешало ему третировать всех и вся, добиваясь наилучшего выполнения всех заданий. Гарри был ему благодарен. Измени Снейп своей непередаваемой манере преподавать, и, наверное, Победитель Темного Лорда получил бы положительную оценку по зельеварению исключительно за былые заслуги. Но благодаря язвительным (и дельным, что самое главное!) замечаниям удавалось взять себя в руки, когда воспоминания и эмоции захлестывали с головой, и погрузиться в учебу. Чего Гарри Снейпу простить не мог, так это молчания во всем, что не касалось учебы. Любые разговоры на личные темы профессор решительно пресекал. И это грызло Гарри изнутри. Как мучило чувство вины, угнетала собственная раздутая популярность и терзали сомнения по поводу будущего. — Гарри, как насчет того, чтобы сбежать и прогуляться под мантией-невидимкой, как в старые времена? — весело улыбаясь, спросила Гермиона. Она по-прежнему оставалась самой умной, начитанной и рассудительной из них, но после возвращения своим родителям памяти в ней появилась удивительная легкость и даже некоторая бесшабашность, которая очень ей шла. Гарри от неожиданности вздрогнул и очнулся. У него сегодня было странное настроение — отрешенное и задумчивое. Он совсем не был настроен участвовать во всеобщем веселье, умудрившись полностью уйти в свои мысли посреди праздника. Он мечтал сбежать ото всех и проститься с Хогвартсом в одиночку. — Ага. Например, в запретную секцию, — поддакнул Рон, не замечая состояния друга. — Когда еще будет такая возможность? — Рон! — Гермиона возмущенно стукнула его по плечу, но глаза ее смеялись и были полны нежности. — Необязательно в запретную секцию. Просто сегодня последний день, когда мы еще можем… — Оставаться беззаботными студентами? — спросил Гарри. — Быть застуканными преподавателями? — Ну да, — смущенно улыбнулась Гермиона. Ее взгляд постоянно соскальзывал с Гарри на Рона, словно сейчас не существовало никого, кто интересовал бы ее больше. Рон вел себя не лучше. — Завтра мы станем полностью самостоятельными, начнем взрослую жизнь. Гарри бы мог возразить — давно стали и начали. Диплом не изменит того факта, что их детство и юность закончились, когда они покинули Хогвартс, а затем и надежный, гостеприимный дом Уизли, чтобы искать крестражи. Вряд ли Гермиона настолько наивна, чтобы не понимать этого. Но если ей так хочется, он не станет разрушать ее прекрасных иллюзий. — Мантия-невидимка в моем сундуке, — быстро заговорил он, надеясь, что проницательность Гермионы откажет и она не прочитает на его лице всю гамму испытываемых им чувств. Его подавленность и эмоциональное истощение, не отступившие через столько времени после войны, беспокоили ее все больше. — Возьмите и идите вдвоем. Мне она сегодня не понадобится. — Спасибо, дружище! — Ступайте уже! Гарри провожал их — идущих в обнимку — глазами до самого выхода из зала. Он был счастлив за них. Счастлив, что их чувства не угасли, а лишь разгорелись с невероятной силой. И самый мирный год их обучения в Хогвартсе не привел ни к разрыву, ни к охлаждению. Они с Джинни тоже встречались. Вернее, считалось, что они пара и поженятся, когда закончат Хогвартс. Еще считалось, что они специально сдерживают свои порывы, чтобы соблюсти приличия. И чтобы ничто не отвлекало от напряженной учебы, конечно. Гарри с Джинни не было дела до чужих ожиданий. Они просто проводили вместе много времени. Вместе, но почти никогда — наедине. После войны они оказались на одном курсе; ничто не мешало им совместно готовиться к урокам, проводя время в библиотеке и факультетской гостиной. Обычно к ним присоединялись Рон с Гермионой, Невилл, иногда Луна, даже Драко и множество других ребят, точно так же видевших войну с самой неприглядной ее стороны и отлично все понимавших. Они гуляли по Хогсмиду и берегу озера, устраивали масштабные снежные сражения и рискованные вылазки в Запретный лес за диковинными цветами для девчонок. Хохотали до упаду, когда происходило что-то смешное, и молчали, когда кому-то из них требовалась та самая поддержка, заключавшаяся в дружеском плече рядом. Да, им всем было, о чем погрустить и над чем посмеяться. Они стали сплочеными, скованными в единую цепь общим страшным опытом, и это оказалось для них настоящим благом. Но постепенно острота военных впечатлений отходила на второй план, вытесненная повседневными заботами. Профессора свирепствовали. Эстафету хворавшего Снейпа подхватили МакГонагалл и Флитвик, Спраут, Вектор и другие. Они упорно возвращали своих учеников в настоящее, невольно заставляя обратить взгляд и в будущее. И добились своего. Нет, война крепко засела в опаленных юных сердцах, ее оттуда теперь было никак не вытравить, но стали поднимать голову «мирные» потребности. Завязывались романы, вспоминались былые чувства, и образовывались новые, порой неожиданные пары. Гарри оставался с Джинни. Между ними было много нежности, но не было страсти. Он помогал ей с ЗОТИ, она тренировала его в полетах. Они могли победить любую напасть, выступив единым фронтом — от Пиввза до продвинутых зелий, — но не могли поцеловаться. Но с окончанием обучения в Хогвартсе закончилось и время отсрочки. Что дальше? Больше всего Гарри боялся проснуться другим человеком, для которого былые привязанности утратят значение. Он совершенно не знал, чего хочет, не мог отличить действительно важного от навязаного извне. И не представлял, как остановиться и разобраться, если все ждали от него чего-то, не оставляя времени для него самого. — Я тоже хочу прогуляться, — прошептала Джинни. — Проводишь меня? Ее волосы коснулись лица Гарри, когда она склонилась к нему, чтобы не пришлось кричать. В зале по-прежннему было шумно — царило настоящее веселье, и вот-вот должны были начаться танцы. Он невольно зажмурился, вдыхая запах яблочного шампуня. Такой привычный аромат, который сегодня почему-то душил его. — Прости, Джин, — как можно мягче ответил Гарри, — я хотел бы пройтись в одиночку. Попрощаться с Хогвартсом. — Ты уверен, что хочешь пойти один? Наверное, прозвучи в ее голосе разочарование или обида, Гарри было бы легче уйти, но она говорила с участием, искренней тревогой, и ему было жаль, что он не может сидеть рядом с ней на празднике, распевать песни, пробовать тайком принесенный крепкий алкоголь, а потом отправиться бродить по замку, завершив маршрут в каком-нибудь укромном месте, ведь теперь можно всё. — Конечно. Извини. Я пойду, да? — Праздник будет продолжаться еще долго, — весело проговорила Джинни. Она была доброй, отзывчивой и понятливой. — На случай, если тебе все-таки захочется компании. Ухода Гарри почти никто не заметил. Джинни смотрела вслед, да еще Невилл повернул голову — за последний год они все привыкли, что нужно следить за состоянием друг друга. Не вмешиваясь, но оставаясь наготове, чтобы вовремя прийти на помощь. Как хорошо, что у него такие друзья! * * * В коридорах Хогвартса было прохладно, несмотря на царивший за его стенами жаркий июль: древние камни плохо впитывали солнечное тепло. Факелы на стенах не горели. Но Гарри, привыкший за годы обучения гулять по этажам при свете тусклого фонаря, мог ориентироваться при минимуме освещения. Еще он прекрасно изучил все удобные для уединения ниши, что позволило ему обойти целующиеся там и тут парочки. Он не горел желанием привлекать к себе внимание. Благо те места, которые были интересны ему, вряд ли были важны хоть кому-то еще. Сначала он направился к главному входу, прошел сквозь массивные покрытые резьбой двери и долго стоял на пороге, задрав голову и рассматривая четыре арки, вложенные одна в другую. Он помнил, как стоял здесь в первый раз, не в силах поверить, что все происходящее не плод его воображения. Его сердце наполнялось тоской при мысли, что завтра он спустится по этим ступеням в последний раз, чтобы навсегда покинуть Хогвартс. Справившись с собой, Гарри поспешил на квиддичное поле, остановился посреди него и закрыл глаза, вновь как вживую слыша крики болельщиков, свист ветра, звук рассекавших воздух метел. Его первое собственное достижение, не являющееся следствием известного имени или шрама на лбу. Он глубоко вдохнул напоенный свежестью воздух и направился дальше. Гремучая ива и Воющая хижина — места скорби и поражений. Здесь они упустили Хвоста, здесь Люпин потерял свое человеческое обличье, здесь чуть не умер Снейп, здесь он передал Гарри наказ Дамблдора о необходимости умереть от руки Волдеморта. Хижина сгорела, но тяжелая память о ней осталась. Гарри тихонько рассмеялся. Можно было бы подобрать обугленную головешку, хранить ее в самом глубоком ящике и доставать в тяжелые моменты, чтобы напоминать себе о том, что они смогли пережить. Смогли, хотя временами казалось: хуже быть уже не может. Но он, конечно, ничего не взял. Можно было возвращаться в замок. В мысленном списке оставались только два пункта — статуя Одноглазой ведьмы и туалет Плаксы Миртл. Почему-то к стене, за которой раньше располагалась Выручай-комната, Гарри идти не хотелось. Зато на обратном пути он решил пройти мимо Черного озера. Оглядываясь по сторонам и любуясь окрестностями, он случайно заметил две темные фигуры, сидящие так близко, что почти сливались в один силуэт. Гарри сегодня видел много таких парочек, но эти почему-то привлекли его внимание. Он сделал шаг, не осознавая, что пытается рассмотреть как можно больше деталей, с болезненной жадностью вглядываясь в полумрак. Двое расположились на берегу озера, трансфигурировав огромный валун в деревянную скамейку. Они обнимались, создавая небольшое замкнутое пространство, ограниченное их руками, пространство только для них одних. Они смотрели на звезды, на их лицах светилось одинаковое выражение — восторженного блаженства. Они были так искренни! Должно быть, их чувства долго росли в молчании и в муках, но потом выплеснулись через край и расцвели, породив настоящую близость. Влюбленные перевели взгляд со звездного неба друг на друга. Их губы соединились в поцелуе, а Гарри, стоявшему вдалеке, стало вдруг жарко и больно. Он не понимал, почему спазмом сдавило горло. Нет, он не завидовал чужому счастью. Он был искренне рад за них. Но с ужасающей для себя ясностью осознал, что тоже хотел бы быть частью чего-то большего, чем представления общества об идеальной семье Героя. Хотелось страсти, хотелось удовольствия, хотелось неизведанности, непредсказуемости. Хотелось быть просто Гарри — обычным молодым человеком, начинающим взрослую жизнь. Ноги сами понесли его прочь. * * * Гарри спускался в подземелья. Выбор его маршрута не был удивительным. Наверное, подсознательно он чувствовал, что не сможет уехать из Хогвартса, если не завершит последнее дело: не поговорит со Снейпом, не выяснит, наконец, что между ними происходит такого, что сердце сжимается каждый раз при взгляде на закутанную в черное фигуру. Он постучал в дверь с гербом Слизерина, за которой, как он знал, скрывались личные покои декана змеиного факультета. Его дыхание перехватывало от волнения, а из головы не шла недавно увиденная сцена. Взбудораженный и несчастный, погрязший в сомнениях, Гарри жаждал разрешить хоть часть из них. Некоторое время ничего не происходило. Гнетущая тишина заставляла тщательно прислушиваться, надеясь уловить шуршание мантии или любое другое свидетельство присутствия хозяина комнат. Конечно, вероятность, что Снейп проводит вечер выпускного в одиночестве в своих покоях, а не с другими слизеринцами, была невысока, но Гарри не спешил сдаваться, лишь обессилено прислонился к стене, пытаясь унять бурное дыхание. Он знал, что патрулирование должны были взять на себя Флитвик и Спраут, а из Большого зала зельевар давно ушел. Ну и где же он мог быть? Дверь внезапно бесшумно распахнулась. — Поттер, — бесстрастно произнес появившийся на пороге Северус. Сухая констатация факта, из которой нельзя было понять, как он относится к позднему визиту. Гарри замялся в нерешительности. С одной стороны, его не оскорбили с ходу и не прокляли. С другой, Снейп явно не выглядел готовым принимать гостей. Во-первых, его одежда пребывала в некотором беспорядке. Нет, он не был полураздет или что-то вроде. Даже мантия была на нем, но — распахнута, а пуговицы скрывавшихся под ней сюртука и рубашки — расстегнуты, открывая острые ключицы и худую шею. Во-вторых, в его руке обнаружился полупустой бокал с остатками янтарной жидкости. И судя по яркому блеску в бездонных глазах, опустошен он был уже не раз. — Ни разу в жизни не пил виски, — ляпнул Гарри, пожирая взглядом бокал. Интуиция подсказывала, что иметь дело с нетрезвым Снейпом небезопасно, но сегодня был последний шанс расставить между ними все точки над «i», и упускать его не хотелось. — Вечер откровений? — хмыкнул Северус и неожиданно посторонился, пропуская незваного гостя. — Это обещает быть занимательным. Ладно. Заперев дверь заклинанием, он некоторое время наблюдал за Поттером. Тот с любопытством осматривался. Одобрительно кивнув чему-то известному ему одному, Снейп направился к шкафу, из которого извлек второй бокал и початую бутылку. — Ни разу в жизни не пил с учеником, — прокомментировал он свои действия. — Пусть формально вы уже бывший ученик. Думаю, нам стоит помочь друг другу с исправлением данных, несомненно, досадных упущений. Речь Снейпа была по-прежнему полна заковыристых выражений, но едва заметные паузы между словами выдавали степень его опьянения. Наверное, легендарный самоконтроль был ослаблен как никогда, и Гарри не знал, как к этому относиться: с восторгом или опаской. Аналогично дело обстояло с бокалом виски в его руке. Стоять столбом было глупо, и он занял темно-зеленый с серебристым тиснением диван, стоящий напротив разожженного камина. Чуть пригубил из бокала, опасаясь, что напиток окажется слишком резким и крепким, обожжет горло, заставит закашляться и выставит его в глупом свете. Но, видимо, плохого алкоголя у мастера зелий в принципе не водилось, и Гарри осмелел, не спеша смакуя глоток за глотком, наслаждаясь вкусом и атмосферой, полной неожиданно уютного молчания. Северус, изящно опустившийся в кресло, стоявшее боком к огню и скрывавшее его фигуру, не отставал. Сосредоточенно созерцая всполохи огня через стекло бокала, он время от времени подносил его к губам, и тогда на его лице появлялась слабая улыбка. Вскоре им пришлось наполнить бокалы вновь. — Я так и не поблагодарил вас, — начал Гарри, решив, что выпил достаточно, чтобы не боясь донести до собеседника мятежные мысли, так долго бродившие в голове. — Я ни разу в жизни не благодарил вас. От души, не формально. — И за что конкретно? — лениво спросил Снейп. Он сидел, откинувшись в кресле, в расслабленной, наполненной негой позе и совсем не походил на вечно мрачного, придирчивого и язвительного преподавателя зельеварения. — За вашу защиту, — начал перечислять Гарри. Его голос звенел от напряжения. Сегодня, несомненно, был вечер потрясений, иначе откуда в его голове взялись слова, так правильно описывающие всю их со Снейпом историю? — За ваши уроки. И за вашу честность. — Разве я был с вами честен? — почему-то последнее слово задело Снейпа за живое, он даже подался вперед, словно хотел высмотреть в Поттере что-то необычное, раньше ускользавшее от его взгляда. — Вы никогда не притворялись тем, кем не являетесь. И мне не давали. Иначе я бы действительно поверил, что моя слава — это все, что у меня есть. — Странный вы все-таки, мистер Поттер. Мальчик-который-нарушает-все-правила. Но, может быть, я просто ни разу в жизни не имел дела со взрослым Поттером? — Снейп хмыкнул и отсалютовал Гарри бокалом. — Вы готовы выпить еще? Из вас получился удивительно приятный собутыльник. Но имейте в виду, в Гриффиндоскую башню я вас не потащу, и не мечтайте! — Не буду, — улыбнулся Гарри, ему нравилась та легкость, которая возникла между ними, — не буду мечтать. И мне жаль, что так получилось, — вдруг добавил он. Язык уже чуть заплетался, и мысли скакали как бешеные. Но главенствовало то, что им обоим пришлось вынести столько боли, чтобы иметь возможность вот так запросто пропустить вечером по стаканчику виски. Пусть не как закадычным друзьям, но и не как противникам. — Если бы я только мог что-то исправить… — Что вы несете, Поттер? — раздраженно откликнулся Снейп. Он с громким стуком отставил бокал и поднялся, подошел ближе, вплотную, так что их колени соприкасались, оперся руками на спинку дивана по обе стороны от головы Гарри. Теперь их лица были так близко, что можно было рассмотреть каждую черточку друг друга. — Если бы я мог сделать так, чтобы вам не пришлось… — выдохнул Гарри, зачарованно разглядывая всполохи света в темных глазах напротив. Обоняния коснулся волнующий запах — дымной горечи и почему-то мяты. Терпкий, острый и свежий, он вызывал неуместную реакцию, но еще большим томлением отзывалось то беспрецедентно близкое расстояние, на котором они оказались. Словами можно было уничтожать издалека, окатывая ядом сарказма, опаляя яростью и ледяным презрением. Так что ранее не возникало нужды в близком контакте между нелюбимым учителем и ненавистным учеником. За исключением того момента, когда Гарри зажимал руками страшную рану на шее, он никогда не касался Снейпа, не чувствовал его запаха, тепла его тела. — Поттер, прекратите! — Но разве я не задолжал вам извинений? — выдохнул Гарри сквозь ком в горле. Весь последний год в нем зрело желание исправить, возместить тот вред, что причинило Снейпу несправедливое отношение магического общества, нанесли его собственные ошибочные представления о нем. — А я — вам?! Может, закончим вечер сопливого самобичевания? Все уже позади, в прошлом. Конец, финиш, точка, Поттер. И впредь, будьте добры, не вспоминайте об этом. — И все же я п-прошу прощения, — прошептал Гарри, открывая наполненные слезами глаза. Его окончательно развезло от выпитого, и слова легко шли с языка. Извинения лились сплошным потоком, будто бы внутри находился переполненный сосуд, который наконец опустошали. И как же легко становилось на сердце! — Достаточно! — Снейп остановил неиссякаемый поток одним движением бровей. — У вас истерика, Поттер. Все же выпускной — серьезное испытание для незрелой психики, — презрительно выплюнул он. Но вместо того, чтобы отправиться за успокоительным зельем, опустился рядом с Гарри на диван и некоторое время заинтересованно разглядывал потолок, устроив темноволосую голову на подголовнике. — Ни разу в жизни не прощал Поттера, — наконец протянул он. — И ни разу перед Поттером не извинялся. Но вы действительно не ваш отец и заслуживаете другого отношения. Гарри улыбнулся. После недавней вспышки он чувствовал себя умиротворенным, словно пропала засевшая в его груди ледяная глыба, и теперь он готов был двигаться дальше. — Могу я получить извинения в алкогольном эквиваленте? — спросил он, с замиранием сердца ожидая ответа на свою дерзость. Северус рассмеялся, низкий, глубокий звук его смеха наполнил комнату, сжал Гарри в эфемерных объятьях. — Неплохо, Поттер! — сквозь смех заметил Снейп и призвал бокалы, снова наполняя их горечью и дымом. — И раз уж вы успокоились… Сделайте милость, расскажите о ваших дальнейших планах. Признаться честно, судьба выпускников других факультетов обычно меня не волнует, но в вашем случае… Никогда в жизни мне не приходилось жалеть, что ученик покидает школу! — Вы будете скучать по мне? — удивленно покосился на него Гарри. Такое нужно было запить. — Упаси Мерлин! — открестился Снейп, возмущенно дернув головой. — Но я привык следить за вами, — признался он. Алкоголь и близость расставания толкали его на откровенность. Он не представлял, какой будет его жизнь без головной боли в виде вечно влипающего в приключения гриффиндорца. — Да уж. Стоило мне оказаться вне гостиной после отбоя, как вы… — Именно, Поттер. Не знаю, дошло ли до вас за годы обучения, но преподаватели, заставляя следовать правилам, желают вам добра. — Дошло, — понуро отозвался Гарри. Конечно, Снейп его преподаватель… и ничего больше. Но если он действительно желает добра… И ведь он сам спросил. А Гарри очень хотелось поделиться с кем-то. С кем-то честным и непредвзятым, кто не станет сюсюкать или пытаться использовать. — В прошлом году я мечтал, что когда все закончится, то смогу пойти учиться на аврора, вернуться к Джинни, гулять с друзьями по выходным, — Гарри говорил очень тихо, пряча глаза. Он боялся быть осмеянным. Именно такой реакции стоило бы ожидать от Снейпа. Но тот молчал, смотрел выжидательно, побуждая продолжать. — Быть обычным. Быть похожим на родителей. Но сейчас мне кажется, что все это не для меня. — Что ж. Ваше желание не сталкиваться с насилием больше необходимого мне понятно. Думаю, вам больше подходит созидание, чем разрушение, — совершенно не удивившись, ответил Снейп. — Но чем вам не угодила мисс Уизли? — Джинни — самая замечательная девушка на свете, — не задумываясь, сказал Гарри, удивляясь, сколько фальши в казавшихся такими правильными словах. Пока не озвучил их Снейпу, он сам верил в них безоговорочно, и они не перестали быть правдой, но его как будто больше не касались. — Но должно быть что-то большее. Что-то, что выходит за рамки моих представлений. И мне хотелось бы это узнать. — Никто не ждет, что вы женитесь, едва выйдя за ворота Хогвартса, — ехидно прокомментировал Снейп, но после его тон изменился. Стал серьезным. Крайне серьезным, несмотря на слишком расслабленные для трезвого лицевые мышцы и довольно вызывающую позу. — Более того, если вдруг вы это планировали, настоятельно рекомендую вам воздержаться, как бы на вас ни давили. Живите. У вас наконец есть возможность просто жить. И, уверен, вы найдете, что ищете. Гарри тоже приложился к бокалу. Хорошенько приложился, если быть до конца честным. Чтобы сказать то, что вертелось у него на языке, нужна была вся храбрость, что была в его распоряжении. — Я ни разу в жизни не целовался с мужчиной, — прошептал он, тоже откидываясь на спинку. Голова немного кружилась от выпитого и мир казался расплывчатым. Только таким и мог быть мир, где Гарри Поттер делится с Северусом Снейпом сожалениями об отсутствии поцелуев. — Думаю, что с этим я смогу вам помочь, — раздался неожиданный ответ. Гарри почувствовал, что Снейп придвинулся ближе. На щеки легли теплые ладони, чуть поворачивая голову, а губ коснулись мягкие губы. Коротко прижались и отступили, чтобы вернуться с новым дразнящим прикосновением. Преступно коротким. — Хах, — выдохнул Гарри, не узнавая своего голоса. Слишком в нем было много хриплых нот и мольбы. Поцелуй стал глубже, крепче, словно Снейп распробовал его и признал желанным. Иначе как объяснить, что его руки зарылись в волосы Гарри, притягивая ближе? Бок согревало тепло другого тела, и захотелось, чтобы ощущение распространилось. По всей коже, по всем нервам. Чтобы ласка длилась, чтобы сполна насытиться всем, что только можно получить. Гарри положил дрожащие руки на плечи Снейпа, чуть сжимая пальцы. Мужчина был худым и не особо мощным — но все равно куда более широкоплечим, чем Джинни. Широкоплечим, твердым, горячим даже сквозь одежду. Несоответствия, с которыми пытался справиться мозг, тело не волновали, оно плавилось в объятьях и жаждало большего. А Снейп остановился. Пусть он не спешил отодвигаться, все еще удерживая лицо Гарри в своих ладонях и чуть поглаживая скулы, губы больше не касались губ. — Ты в порядке? — спросил Северус, чувствуя, как дрожит в его руках Поттер. Дрожит и неосознанно льнет ближе. — Не уходи, — вырвал Гарри единственно верную фразу из водоворота мыслей, что кружились в его голове. — Не уходи, если… Если тебе тоже было хорошо, — он твердо ответил на вопрошающий взгляд карих глаз. И Северус опрокинул его на диван, сам устроившись коленями на полу. Прижал, погладил, резко дернул вверх, к подмышкам, праздничную зеленую рубашку. — Никогда в жизни не хотел настолько доставить кому-то удовольствие, — заявил он, касаясь неровным дыханием живота Гарри. — Людям стоит тебя бояться, Поттер, — шептал он, расправляясь с застежкой на брюках, а после и с самой мешающей тканью. — Ты вламываешься в их жизнь и заставляешь стать другими. — Я не… Не… — попытался возразить Гарри. Он чувствовал чужие руки на своем теле — гладящие его бедра, изучающие нежную кожу в паху, чувствовал чужой — О, Мерлин! — язык, ласково скользнувший по члену и заставивший выгнуться, выгнуться так, что затрещали кости. Возбуждение стало таким острым, что только чудом удавалось сдерживать крик. Гарри не ожидал от себя, что может быть таким алчным, таким жадным до удовольствия. Он абсолютно потерялся в том, что творил с ним Снейп. Одежда куда-то делась, от пальцев, сжимающих бедра, должны были остаться синяки, но значение имел только горячий влажный рот, дарящий блаженство. И еще Снейп урчал! Как большой голодный кот, получивший в свое распоряжение самую вкусную на свете еду, нектар и амброзию в одном флаконе. Гарри будто бы током било от каждого звука, каждого мазка языка. Он не мог остановиться, не мог задуматься, прекратить, мог только двигаться вперед, к чему-то прекрасному. Он закричал, чувствуя, как толчками выплескивается сперма, сладкими спазмами сотрясает тело, а в голове становится пусто-пусто. Опустошение накрыло его, едва не вышибив дух. И наверное, он бы еще долго расслабленно лежал, созерцая звезды перед глазами, если бы его снова не поцеловали. Северус покрывал его лицо мелкими поцелуями и то сжимал в объятиях, то отпускал, начиная скользить руками по груди, по спине, по ягодицам. Быстро, стыдливо, будто не в состоянии себя контролировать. Лихорадочность движений была несвойственна обычно каменно-невозмутимому профессору Снейпу, выверяющему каждое действие, и от удивления Гарри рывком вернулся в реальность. Вернулся, чтобы натолкнуться на горящий, полный муки и жажды взгляд. — Северус, — прошептал Гарри, завороженный вопросом в черных глазах. Очень важным вопросом. — Я никогда не был… Я ни разу в жизни ни с кем не был. — Мерлин! Я с тобой тронусь! — рычал, кажется, не совсем вменяемый Снейп, продолжая судорожно шарить по телу Гарри. Тем не менее, на большем он не настаивал, проходясь только по освоенным территориям. — Никогда в жизни, никогда никого не хотел так, как тебя, Гарри, — последнее слово вырвалось почти стоном, заставив их на мгновение замереть. А потом Гарри с силой потянул Северуса на себя, затаскивая его на диван. Теряя голову от собственной смелости, уселся к тому на колени, притираясь близко-близко и сунул руку под черные одежды, добираясь до горячей кожи. У Снейпа на щеках рдели два ярких пятна, губы выглядели покрасневшими и натертыми, но невероятнее всего были глаза — черные-черные, ведь от радужки остался лишь тонюсенький ободок, остальное затопили зрачки. И Гарри до безумия нравился такой вид, он сводил с ума и толкал на безумные подвиги. Например, прижаться губами к оставленными Нагини шрамам, лизнуть, слегка прикусить, а услышав громкое почти змеиное шипение, вцепиться зубами всерьез, чувствуя, как обмякают и падают уже приготовившиеся отрывать ему голову руки. Получив свободу маневра, Гарри сполз чуть ниже, отодвинул в сторону полы сюртука и накрыл ладонью чужой член, дернувшийся от его прикосновения. Снейп, попытавшийся выдать угрозы или инструкции, резко замолчал, когда был не совсем аккуратно лишен последней защиты от нетерпеливых гриффиндорцев, которые, как известно, всегда бросаются в омут с головой. Он ждал комментариев, но их не последовало. Гарри просто обхватил его член кольцом из пальцев, предварительно их облизав, и повел вверх-вниз. Быстро, видимо, нервничая, но невыразимо приятно, потому что терпеть просто не осталось сил. Незабываемое, немыслимое и невозможное зрелище — сильные, смуглые пальцы, скользящие и гладящие, изучающие, дарящие наслаждение, которое очень быстро достигло пика. Северус задушил собственный крик, прижав ко рту предплечье. Второй рукой он притянул Гарри, устраивая на своей груди. Выпускать его не хотелось. Хотелось отправиться в кровать и подарить незабываемый первый раз. И самому впервые в жизни до конца отдаться страсти, отдать себя кому-то без принуждения и без счетов. Но опьянение, толкнувшее их друг к другу, уже таяло, выветривалось и вот-вот должно было породить раскаяние, стыд и гнев, которые навсегда разделят их непреодолимой стеной. — Ты меня теперь выгонишь? — осторожно спросил Гарри. Он, наверное, был счастлив. Но у счастья могла оказаться слишком высокая цена. — А ты хочешь уйти? — уточнил Северус. А вот он был абсолютно спокоен. По крайней мере, внешне. Не зря же он столько лет был преподавателем и шпионом. — Нет. Я хочу остаться. Можно? — Тогда переместимся в спальню, — решил Северус. Он был слишком порядочен, чтобы выгнать того, кого напоил и с кем разделил удовольствие. А еще был слишком слизеринцем, чтобы упускать даже крохотный шанс испытать удовольствие снова. Он был честен, когда говорил, что ни разу в жизни не испытывал подобного. Так что без лишних сомнений впустил Поттера в свою спальню. Избавившись от измятой и испачканной одежды, они устроились на кровати, не решаясь обняться. Лежали на небольшом расстоянии, благо размер кровати позволял, и молчали, усердно созерцая зеленый с серебром балдахин. — Ты так и не сказал, каким ты меня видишь в будущем, — не выдержал Гарри. Он повернулся набок, чтобы видеть лежащего рядом Снейпа. Почти обнаженного Снейпа, вызывавшего вполне определенные желания. — Тебе нравится защищать, — хрипло проговорил Северус, его желание тоже никуда не делось, но он пока не решался даже намекнуть. — И ты способен повести за собой людей, вселить в них веру. Почему бы тебе не совместить это? Почему бы не тебе не начать учить других защищать самих себя? У тебя бы отлично получилось. — Ты предлагаешь мне стать… — удивленно протянул Гарри и подался чуть вперед. — Профессором ЗОТИ, да. — Да кто меня возьмет? — Думаешь, что меняющиеся каждый год авроры, которых присылает Кингсли, лучше? — Мистер Макферсон покидает Хогвартс? — А ты не знал? — Нет, — отозвался Гарри. Он снова упал на спину, справляясь с шоком. А потом порывисто обнял Северуса. Вцепился в него руками и ногами и бестолково тыкался холодным носом куда-то в изгиб шеи. — Поттер! Ты холодный, как лягушка. Чему тебя на Чарах учили, спрашивается? — отбивался от внезапной атаки Снейп. — Можно призвать одежду, разжечь камин, попросить одеяло, в конце концов. Да что я с тобой разговариваю! — в сердцах выругался он. Не обращавший ни на что внимания Поттер продолжал вжиматься в него и, похоже, не собирался отстраняться. Они барахтались, потираясь друг об друга, и их объятия не могли не раздуть пламя утихнувшего было возбуждения. Наконец, Снейп призвал одеяло и натянул на них обоих. Стало гораздо уютнее. — Можно я останусь? — удалось вычленить из неясного бормотания Гарри, когда тот слегка успокоился. — Да кто тебя гонит? — Я имею в виду, останусь надолго, — очень серьезно спросил Гарри. Северус кивнул, не зная, как отвечать на подобное предложение. — Останусь с тобой… у тебя… навсегда. Снова торжественный кивок. — Тогда поцелуй меня еще. Пожалуйста. И знаешь, я ни разу в жизни… Но Северус решил, что все разговоры можно отложить на потом. Ведь он тоже ни разу в жизни не был так счастлив.