Перевёрнутая шахматная доска

      «Мститель» величественно плыл в чернильной тьме космоса. Уж погасли вспышки сражения. Остались лишь только мёрзлые облака обломков, разбросанных хаосом войны в пустоте.       Шахматные фигурки были раскиданы по полу. Чёрные и белые, они смешались друг с другом. Разница между ними стала номинальной. Вне игры они были лишь кусками дерева.       С тихим стуком лоб мандалорской маски, венчаной короной плоских треугольных шипов, коснулся прозрачного транспаристила. В личной каюте было большое панорамное окно. Дарт Зеро с силой вжал ладони в звёздную даль.       Жертвы, принесённые во имя цели, больше не оставляли шрамов. Они соскальзывали в бездонную пустоту. Уплывали в космос вместе с потоком осколков.       Но почему же тогда так больно?       Больно, как в дни прошлой жизни, которую Дарт Зеро будто бы не мог вспомнить. Не хотел вспоминать, потому что тогда не смог бы идти дальше, до самого конца. Но в этот самый момент, когда остатки его души раздирало горе, пелена воспоминаний застлала его глаза.       Когда всё это началось?       Нет, не в тот момент, когда десятилетнего мальчишку изгнали из Ордена и лишили Силы из-за того, что он был вне себя после смерти матери и ранения сестры. Не тогда, когда его сослали на Мандалор в качестве политического заложника. Не тогда, когда мальчик выживал с сестрой калекой на опустошённой войной планете. И даже не тогда, когда спустя восемь лет он вернул Силу и поклялся отомстить Республике. То была история Лелуша, скрывавшегося под маской праведного революционера Зеро.       Дарт Зеро же появился позже.       Лелуш хотел построить новый добрый мир ради сестрёнки. Она была смыслом его жизни. В тот день, когда Наннали погибла, умер и он сам. И оказалась она посреди сражения по его вине: если бы он не начал свой крестовый поход, никто бы не стал использовать её как щит.       Если бы он тогда не сотворил это с Юфемией, опьянённый ненавистью…       Под неподъёмным прессом вины хрустнули и сломались кости. За свои грехи Лелуш должен был отдать жизнь. Но бывший лучший друг, от руки которого он должен был бесславно пасть, руку эту протянул.       — Я — не ты. Я не позволю мести выложить мой путь. Твоя же смерть станет искуплением лишь в одном случае: ты заберёшь в Силу ненависть всего мира с собой, — молвил Сузаку.       Мандалорец Сузаку Куруруги, ставший джедаем. Веривший в торжество Света до самого конца. В то, что систему можно изменить изнутри. Лучший друг детства, с которым Лелуш выживал во время мандалорской войны.       Мерзкий лицемер.       Дарт Зеро зло сжал кулаки.       В тот день его последнего отчаяния родился план Реквиема по Зеро. Точка слияния их идеологий и их горя от потери близких. Республика содрогнётся под тиранией Лелуша ви Британнии, который станет самопровозглашённым императором. Но лишь для того, чтобы быть низвергнутым Зеро. И вся ненависть мира умрёт вместе с ним.       Зеро же станет воплощением надежды и справедливости, как и было задумано с самого начала. Безликая фигура, служащая Свету. То, какими изначально должны были быть джедаи. То, кем должен был стать Сузаку.       «Глупый, наивный план. Ведь даже в самом сердце Света всегда будет Тьма», — Дарт Зеро скривил губы в презрении. День своего рождения он помнил очень хорошо.       — Это бред! — воскликнула Каллен. Ударом, способным крушить стены, она отшвырнула Сузаку. Схватила Лелуша за грудки, встряхнула. Её кипучая Сила плескала яростной надеждой. — Нам нужен ты, а не твоя жалкая пародия! Ты должен жить, Зеро!       И тем самым проклятьем, что когда-то наложил Лелуш на Сузаку, Зеро был обречён на жизнь.       Суицидальный план Реквиема крошился под мощью чужой воли. Намеренно воплотить своё желание смерти Лелуш больше не мог. Сузаку же не смог этого стерпеть. Ими обоими вели ярость и отчаяние, вина и горечь.       На эмоциях явилась свету ужасная правда…       Дарт Зеро отнялся от окна, развернулся. Тихо хлестнул по ногам тяжёлый плащ, задел белую пешку. Она покатилась по полу.       Низкий кофейный столик был расколот мощью неконтролируемой Силы. Шахматная доска, перевёрнутая, лежала на полу.       — Дарт Зеро? — Шнайзель улыбнулся одними губами. — Как обычно, будешь играть чёрными? Теперь твой выбор этого цвета стал символичным как никогда раньше.       — А ты всё ещё предпочитаешь играть белыми? В отличие от меня, твой выбор цвета утратил актуальность. Со смертью Республики отпала нужда в маске невинности, — усмехнулся Дарт Зеро.       — Значит, чёрные с обеих сторон? А ты поднял интересную тему. Как думаешь, что будет, если перевернуть доску? — с этими словами Шнайзель осторожно повернул шахматную доску, белыми фигурами от себя.       Дарт Зеро наклонил голову. Выразил немой вопрос.       — Если перевернуть доску, ничего не изменится. Не важны цвета и лозунги, суть остаётся одной и той же. И сводится она к абсолютной власти. К победе.       Эта Галактика была перевёрнута как та доска. Случилось доселе невиданное: Тьма служила идеям справедливости и демократии, а Свет стал рабом Империи.       Для Дарта Зеро власть была лишь средством достижения цели: создания и удержания в покое доброго мира. И он клялся, что докажет ошибочность суждения Шнайзеля. Цвет, идея, они имели смысл. Вот только сейчас, вслед за болью, пришёл страх того, что Шнайзель где-то таки был прав…       Дарт Зеро чувствовал, что ноги его больше не держат. Он осел на колени посреди разбитой каюты.       «…С мощью я получаю победу.       С победой мои оковы рвутся…»       Это почти смешно. Кажется, Шнайзель был бы куда лучшим ситхом, чем сам Дарт Зеро.       Весь этот фарс с принятием титула Дарта был лишь прихотью отчаянного разума. Лелуш потерял всё. Сестру, друзей, даже часть Ордена. Потерял остатки веры в Свет, разочаровавшись в Сузаку. Горечь опутала Лелуша, не давала жить дальше.       Титул Дарта стал символом отречения от прошлого. В том числе и от идей Сузаку.       Куруруги сказал, что выше мести? Лжец. Правда неизбежно всплыла. Ворвалась и разметала остатки плана вихрем ярости. В последней битве скрестились их клинки.       Лелуш доверил мечту о добром мире рукам Сузаку. Тем самым рукам, что были запятнаны в крови Наннали. Бесконечный цикл взаимной мести не оборвался.       В сердце каждого человека всегда будут Тьма и Свет. И даже рыцарь джедай может влюбиться. А после убийства возлюбленной поддаться Тьме. И пусть он позже вернётся к Свету, мёртвых это не воскресит.       Так будет всегда. Добро не может существовать без зла. Потому, даже если уничтожить всё зло одним махом, добро и забытьё очень скоро породят его вновь. Уничтожение зла подобно уничтожению Силы — то есть всего живого. Но, как и Силу, зло можно контролировать. Не спускать с цепи и заставить служить во благо.       Тем, кто возьмёт под контроль Тьму, Лелуш назначил сам себя.       Идея о Демоне Императоре не исчезла. Этот невоплотившийся кошмарный образ слился с образом Зеро. Именно Дарт Зеро объединит Галактику и подарит ей долгожданный покой. Будет поддерживать его пока не иссякнут силы. Только он сможет сделать это — потому, что ему уже нечего терять. Дарт Зеро не остановится ни перед чем.       Но почему же так больно?       Дарт Зеро обхватил свою маску. С тихим шипением она открылась и оказалась у него в руках. Воздух болезненно разодрал лёгкие с первым вдохом. Пусть физическая боль хоть немного заглушит боль душевную.       — Каллен, — прошептал Дарт Зеро. Нет, Лелуш. Впервые за долгое время.       Её старший брат Наото говорил, что ни справедливость, ни добро не могут существовать в абстракции. Без любви к кому-то конкретному невозможна борьба за все эти высшие идеи. Потому, что познать их важность можно лишь на личном примере.       В этом была ошибка Ордена джедаев.       И вот почему Лелуш неосознанно, с отчаянием, цеплялся на свою последнюю ниточку человечности. За Каллен, которая заставила его жить дальше. Человечность во всей своей безжалостности и доброте была силой его идей. И она вновь стала его величайшей слабостью.       Опять! Это смешно, ох как весело наступать на одни и те же грабли! Плечи Лелуша мелко задрожали. Он смеялся, безрадостно, истерично. Хохотал сквозь боль, захлёбывался воздухом.       Осколки и шахматные фигурки снова подорвались вверх. Их бешено метало и швыряло в буре отчаяния.       Лелуш думал, что, отринув прошлое, сможет выдержать уготованную роль. Что теперь-то он неуязвим и неостановим. Но он не справлялся.       Они забрали Каллен. Нет, она ещё жива, у них в плену. Но отныне она должна быть мертва в сердце Лелуша. Ведь ей непременно воспользуются против него. Попытаются с помощью неё вырвать победу из рук. А Дарт Зеро не имеет права на поражение.       Это патовая ситуация. Что бы он в итоге не решил, он что-то потеряет. Он может либо окончательно отказаться от человечности ради цели, либо от самой цели. Однозначно правильного решения не существовало.       Лелушу было страшно. Его пугала даже не возможная смерть ещё одного близкого человека, а то, что в конечном итоге Шнайзель окажется прав. Что нет никакой цели, нет никакого смысла во всей этой войне, кроме как борьбы за абсолютную власть в Галактике. И тот факт, что после смерти Наннали страх потерять ещё и Каллен уже не столь острый, сколь страх ошибиться в своих идеях, наверное, уже предвестник чего-то нехорошего.       Лелуш силой задавил истеричные всхлипы. Вытянул из-под себя одну ногу, согнул в колене, вторую положил рядом, сел. Повернул голову в сторону окна. Его взгляд долго блуждал во тьме космоса. Потом выплыл к своему отражению в тёмном стекле.       Взъерошенные волосы, бледное худое лицо, чёрные круги под глазами. И сами глаза — неизменно жёлтые. С того самого момента, когда Сузаку поднял меч против Тьмы после падения плана Реквиема. И впервые проиграл Зеро.       Лелуш смотрел в жёлтые глаза своего отражения и понимал, что это значит. В самом-то деле, он принял решение ещё несколько часов назад, когда приказал своей армии отступать на перегруппировку. Он мог бы бросится в бой, чтобы спасти Каллен пока ещё не поздно, но это было бы сокрушительным стратегическим провалом. То, чего Шнайзель и Куруруги и добивались.       Лелуш не мог позволить своим чувствам встать на пути к победе. Не мог подвести всех тех людей, кто видел в нём надежду, пожертвовать сотнями тысяч жизней ради одного единственного человека.       Лелуш принял решение разумом, но не сердцем. Просто отказывался принять сердцем до этого момента. Ведь это означало, что лишь победа имеет смысл. Их со Шнайзелем теперь будто бы почти ничего не разделяло.       Чёрные, белые… В конечном счёте побеждает лишь одна крайность. Или холодный, бесчувственный Свет, который ныне источал Курурги, или безумная ярость Тьмы. Человечность же сгинула во время их противостояния.       Перед глазами поплыли тёмные круги. Воздуха было мало. Лелуш, может, и рад был бы задохнуться в бессилии. Со смертью избавиться от проклятой Тьмы. Но он не мог.       Зеро должен жить!       И вот его руки уже сами потянулись к шлему. Холодный металл коснулся лица. Маска с шипением плотно обхватила его голову. Мягкий, влажный, обогащённый кислородом воздух наполнил лёгкие.       Дарт Зеро отставил руки назад, вытянул ноги и запрокинул голову. Дышал с болезненным наслаждением. Постепенно смывало приятной прохладой боль. Та тонула во Тьме.       Возможно, в том, что Лелуш больше не мог жить без маски Зеро, был какой-то символизм. Но, честно, философией сегодня он уже был сыт по горло. К чёрту этот отвратительный символизм, к чёрту Шнайзеля с его первёрнтуыми досками, к чёрту Куруруги и Свет!       Лелуш сцепит зубы, отбросит страх и горечь и дойдёт до победного конца. А врагов он с грязью смешает. Они заплатят за всё, чем он пожертвовал. Особенно Куруруги. Пусть горит заживо, так, чтобы от него не осталось даже памяти.       Приятно растеклась внутри Тьма. Её холод стал уже привычным, как и жар ненависти. Они были ещё двумя вещами, без которых Лелуш тоже больше не мог жить. Они стали его топливом в моменты отчаяния, они стали обезболивающим. Они не могли иссякнуть из-за приказа жить дальше.       Ясное спокойствие ярости наконец-то вернулось. Оно не даст сойти с пути к цели. К победе.       Дарт Зеро поднялся с пола, поправил плащ. С недовольством оглядел разгромленную каюту. Стеклянный столик был уничтожен, диван перевёрнут и изрезан осколками, шахматы раскиданы.       Повинуясь взмаху руки Дарта Зеро, лежащая лицевой частью вниз доска поднялась в воздух и перевернулась.