*Неделю назад*
— Мымра! — рычала мать, на новую соседку, пиная коробку, в которой по звуку битого стекла, можно предположить, находилось что-то очень хрупкое. — Рыжая стерва! — не отставала и вторая женщина. Не ее вина, что грузчики номер дома перепутали и испоганили чужую лужайку. Чимин привык к маминым истерикам. И дня не проходило без склок и ссор, вне семьи разумеется, исключительно за ее пределами. Больше парня заинтересовали барабаны. Он не рылся в чужих вещах, виноваты все те же грузчики. Благодаря их криворукости, на зеленой травке загорал внушительного вида музыкальный инструмент. Чимин постучал коготками по пластиковой поверхности, наслаждаясь, щекочущим ухо звуком и… Он не хотел, не видел, что под ногу закатилась палочка. И, несмотря на свой маленький вес, раздавил несчастную. Хруст вышел негромким, но сосед, ровесник Пака, его услышал и навис черной грозовой тучей над львенком. — Ты, блять, слепой?! — заорал незнакомец, вдавливая хрипловатым голосом Чимина в землю. — Нет, а ты? — неумело парировал львенок, растерялся. Он же тогда еще не знал, что парень в фиолетовых очках с черной оправой — крот. — Беги, кот драный, они мои любимые… были. Пак покраснел, насупился, готовя реки слез и заряд дрожи на губах. На родителей действовало, все прощали. А этот в лице изменился, совсем почернел. Схватил мальчишку за розовенькую рубашечку, встряхнул так, что Пак, всхлипнув, щелкнул зубами и прикусил кончик языка. — Отпусти немедленно, — мать заметила, прибежала на помощь, оттолкнув наглеца от драгоценного чада. Тот отлетел на метр, врезался спиной в еще одну внушительную коробку. Из нее посыпалась посуда. — Чимини, бегом в дом. Я разберусь. Спорить, с блеснувшей глазами львицей, Пак не стал. Дал деру со скоростью антилопы. Спрятался в гостиной у окна, чтобы наблюдать за происходящим. Мать орала, бесилась и успокоилась лишь тогда, когда с газона исчезли не только коробки, но и новоприбывшее семейство. — Кроты, — фыркнула женщина, вернувшись в дом. — Держись от них подальше. Два дня затишья. Пак из окошка в чужое поглядывал, но соседи окна зашторивали и сами днем и носа на улицу не показывали. У львенка голова от любопытства кружилась. Страшно до колик и жгучего желания оказаться на унитазе, но он решился подсмотреть. Тихо подкрался к соседям, дом обошел и от счастья почти в ладошки захлопал. Комната Юнги на первом этаже, окна выходили во двор. По гриве парня за вторжение на чужую территорию не погладят, хотя в любом случае львы быстрее кротов, пусть попробуют догнать. Притаившись в кустах напротив заветной комнаты, Пак внимательно следил за передвижениями парня внутри. Тот лениво прохаживался от стены к стене, развешивал плакаты групп, названия которых львенку ничего не говорили. Отчего-то больше его интересовали руки, бледные, длинные, жилистые. Пак помнил, как легко этот незнакомец приподнял его тушку над землей. Сглотнул. Ощущение странное, вроде как он оскорбиться должен, а ощутил дрожь и смятение, ладошки вспотели, и хвост заинтригованно задергался. Выдал. Шум в кустах привлек внимание крота. Тот насторожено прислушался, даже принюхался и чихнул. У кого-то аллергия на жасмин? Или львов? Пак притих, прижался к траве грудью, насколько смог, продолжая бесстыже пялиться. А было на что. Незнакомец, потянулся. Майка на нем неприлично высоко поднялась, обнажив плоский живот с дорожкой темных волос, уводившей взгляд львенка туда, куда, смотреть альфе не следует. Был бы перед ним омега, совсем другое дело. Но этот брюнет в очках альфа! Чимин расстроился, выполз неуклюже, не заметив, как сосед к окну ближе подошел и руки перед грудью сложил. — Насмотрелся? — Да, — фыркнул мальчишка. Чихнул. Простыл или тоже аллергия? Но постойте… Знакомый холодок страха ударил вниз живота, к ногам скатился, приморозил к земле. — Я… Я… мимо проходил. — Темная бровь крота поднялась повыше, выразив все недоверие к словам львенка. — Подумал, вдруг играть будешь. На барабанах. Крутые они у тебя. И ты… То есть вы… Они… Ломанный смех незнакомца смутил мальчишку окончательно. Он в своих словах и мыслях запутался. Спасался привычно, бегством, прямо через забор. Зацепился, шмякнулся. Смех за спиной стал громче, раскатистей. Долго в ушах малыша звенел, когда он всхлипывал на свой кроватке, пряча лицо под подушкой. Сначала Пак решил дома забаррикадироваться. Родители не оценили идею. Понедельник. В школу отправили. Пришлось ворчать на заднем сиденье всю дорогу. Отца не обнял, как обычно. Протест есть протест, хотя очень хотелось. Папа улыбнулся, потрепал мягкие волосы, тщательно уложенные до и снова превратившиеся в солнечный одуванчик после. — Хорошего дня, сынок. — И тебе, папуля, — почти зло, но с напросившейся на губки улыбкой. — Люблю тебя. Чимин посещал выпускной класс школы для избранных. Заслуга папочки льва, одного из местных авторитетов, не совсем чистых на руку, но лично Пака младшего дела эти не касались. Видя златогривого красавца за сорок, идущего под руку с точеной красавицей королевской крови, милашку Чимини рядом не замечают. Метр пятьдесят, нос кнопочка, глаза ангельские, ласковые, губки-вишенки и волосы одуванчиком — он младшенький и самый залюбленный всеми членами прайда. То, что грозный отец и мать, убивающая одним острым взглядом карих глаз, окажутся самыми нежными и внимательными родителями, никто бы не подумал. Но их не напрягали мягкие игрушки в комнате подрастающего льва, наоборот, они же сами ими Чимина и заваливали. Не расстраивал и нрав сына, слишком мягкий, плаксивый и всего опасающийся. «Малыш», «Солнышко», «Сладенький» — именно так обращались и родители к сыну, и два старших братца. Перерастет, вздыхали бабушка с дедушкой, только сам Чимин взрослеть не торопился. Ему нравилось купаться в заботе и внимании. Нет, школу Чимин любил. Во-первых, статус отца как надежная броня уберегал от насмешек, и мальчишка мог быть самим собой, искать друзей таких же застенчивых добряков, понимающих его, спокойно учиться. Во-вторых, в школе можно было увидеть Джесси, прекраснейшую из омег и лисиц. Пак ее с детского сада обожал, хвостиком следовал и тупил на геометрии, чтобы девушка с ним позанималась. Ладно, тупил на уроке он, потому что геометрия эта ему ни в хвост и ни в гриву не сдалась. Джесси выручала всегда, умолять почти не приходилось. Толку от занятий не было. Зато Пак вдоволь мог налюбоваться рыжеволосой красавицей и ее пушистым до умопомрачения хвостом. Вот и она, стоит в компании подруг, за ушко завиток волос прячет. Пак грудь выпятил, воспрял духом и телом, с места двинул к ней на встречу и…застыл солдатиком, сделав лишь два шага вперед. Перед мальчишкой выросло Оно, зло в фиолетовых очках. Голова в плечи вжалась, хвостик спрятался и настроение кроту под хвост. Он ведь у них есть? Сосед Чимина смерил насмешливым взглядом, за очками не разглядишь, но Пак уверен, именно так и было. — Ну, привет. — Ну, пока, — позорный писк сам с губ слетел, когда Пак улепетывал в сторону здания школы. Над ним снова смеялись. Пожалуй, стоит быть осторожнее и прятаться от злобного крота получше. Не получилось, не сбылось, понял львенок, когда учитель представлял нового ученика перед их классом. Брюнет вяло представился. Кажется, Мин Юнги, произнес. Чимин не вслушивался, он сполз почти под парту и глаза руками закрыл. — Бу, — шепнул кто-то на ухо. Напугал до смерти, — двигай задом, лохматый. Юнги толкнул стул, вместе с отдающим богу душу львенком к окну, сам сел рядом, тетрадь достал, ручку. На соседа теперь и по парте не смотрел, но улыбался гаденько, предвкушающе. — Занято, — поздно спохватился львенок. Он не врал, его сосед, тот, что сидел рядом уже два года, в туалет отпросился и очень удивился по возвращении. Юнги проигнорировал обоих, и бледного львенка, и обиженного филина. — Сиди, — шикнул на Пака, когда ретироваться попытался он сам. Пришлось сидеть, стучать зубами и ждать перемену. Вот только и на перемене даже под предлогом большой и неотложной нужды крот, гад очкастый, его не отпустил. В столовую шли вместе. Пришлось. Рука бледная и цепкая крепко сжимала тоненькое запястье львенка. Малыш слезно упрашивал понять и простить. Не простили, не поверили, заставили кормить. Палочки дрожали, еда падала. Крот терпеливо приоткрывала рот, играясь бровями. — Малыш, сделай мне приятно, — посмеивался, любуясь красными щеками львенка. — Мстите за палочки или… — Наслаждаюсь вниманием любимого соседа. — Жрите, не обкакайтесь… — тихо под нос. Мальчишку резко дернули за галстук, вжали лицом в тарелку с рисом. Зернышки облепили скулы и уголок губ. Юнги хищно улыбнулся. — Выглядит аппетитно, — одним махом прошелся широким языком по нежной коже, слизав все: рис, гордость львенка и последние крупицы терпения. — Отвали, — Юнги оттолкнули, сломали палочки, на это раз не барабанные. — Придурок! Ненавижу! — Львенок вспомнил, что умеет кусаться? Фак вместо тысячи слов и Чимина ветром сдуло. Он прогулял остаток дня у реки за школой. В машину к отцу сел обиженным. Молчал до самого дома, чем папу встревожил не на шутку. — Тебя кто-то обидел? Молчит. Не будет жаловаться, чтобы Этот еще сильнее не насмехался. Он лев! За себя постоит, сможет. Сможет же? — Пап, как стать сильнее? — Малыыыыш, — расплылся в улыбке мужчина, — зачем? Мы с мамой тебя защитим от любой опасности. Оставайся таким, какой ты есть. — Не хочу таким, — вздохнул Пак, — хочу как ты. — Чимин, тут такое дело… — Слова отца Пак не расслышал, спрятался, заметив Юнги, курящего на крыльце. Поджидает, гад подземный. — Ты все понял, милый? — Да. Пап, давай сегодня прямо в гараж заедем, — заскулил львенок, поджимая дрожащие колени к груди. Он еще не готов быть сильным прямо сейчас. Чуточку попозже. Юнги его страх почувствовал что ли? Помахал мужчине. Не проигнорируешь. Пришлось затормозить на дорожке у дома и поздороваться с соседом. — Добрый вечер, извините, за недоразумение с коробками. Не красиво вышло, но уверяю, вины нашей не было. Перепутали адрес грузчики, — Юнги протянул льву огромный мясной пирог. Запах от него (от пирога, конечно, а не тот тяжелый, горький, как полынь, от молодого альфы) вскружил голову и болью стянул низ живота примерзшего к сиденью львенка. — Да, неудобно вышло. И вы нас простите. Заходите в дом, выпьем чаю, познакомимся. Чимини, солнце, выходи, — львенок икнул, молясь, чтобы о нем забыли. — Малыш? — любящий отец, вырвал из машины, цепляющегося за кожаное сиденье Чимина, поставил перед Юнги. — Вот, сына мой любимый, Пак Чимин. Знакомьтесь мальчики и в дом, а я машину в гараж мигом загоню и присоединюсь к вам. Львенок было дернул к дому, но гад подземный шустрее оказался, за рукав схватил. — Набегался, хватит. Тетради свои принес, перепиши все, завтра проверять будут, — Юнги проводил темную машину взглядом. Огляделся по сторонам. Никого. Не теряя драгоценное время, мальчишку к себе притянул и так засосал, что Чимин почти откинулся. Минуты три не дышал, сражаясь с чужим языком в своем рту. — До завтра. Пака оставили распадаться на атомы в одиночку. Ноги сдались, держать обмякшее тельце не хотели. Пришлось растекаться по ступеням и учиться заново дышать. Его поцеловали? Его? Только что поцеловали?! И кто? Несчастный крот в своих дебильных фиолетовых очках. Пак заскулил, захныкал, вытирая остатки чужой слюны с пылающих губ. Позор! Как его в дом завели, как накормили и отправили отдыхать — не помнит. Под щекой подушка, на глазах слезы. Мама поглаживает волосы, шепчет, чтобы не расстраивался. Неужели все видела? Хуже не придумаешь, тихо плачет мальчишка, проклиная брюнета с вкусными губами и наглой, отвратительно прекрасной ухмылкой. В школу не идет. Родители сжалились. Не решились отправить учиться опухшего от слез и моральных страданий ребенка. Пак горевал, не выползал из кровати, заглушая мысли музыкой. Голодным и разбитым, львенка нашли родители вечером. Повздыхали, попытались развеселить. — Не стоило рассказывать, подготовить нужно было сначала, — ворчала мама-львица. Отец пожал плечами. — Чимин, сыночек, все хорошо будет. Мы тебя любим. — Мам, — не сдержался мальчишка, вынырнул из вороха мягких игрушек, к коленям женщины прижался, — что же теперь делать? Все смеяться будут, что меня другой альфа поцеловал. — Что?! — лев и львица хором. — Кто поцеловал? Когда? — в комнату ввалились незваные гости, два старших брата, Намджун и Тэхен. — Ну вчера… этот… этот… — всхлипывал Пак, указывая пальчиком в окно. — Опозорил меня! Я тоже альфа! Зачем он так? — Альфа? — львиное семейство переглянулось. — Малыш, ты слышал, о чем я тебе вчера говорил? — осторожно начал отец семейства, — Чимин пожал худыми плечиками, — Понимаешь, омегами рождаются не всегда девушки и не всегда это понятно сразу. — Да, — подхватила мама, — парни тоже бывают. — И это не плохо! — отозвался Тэхен, средний брат. — Наоборот! Замечательно! — поддержал Намджун. — О, чем вы? — глазки львенка наполнились тревожными огоньками. Он присел, заинтересованно притих. — Ты не альфа, малыш, — улыбнулся отец, погладив сына по волосам. — Я омега? — шепотом сквозь непрошенные слезы. — Да, — улыбнулось семейство. — Мы хотели рассказать, когда повзрослеешь, готов будешь. — Не говорите, — убежал в ванную Пак, — я не готов! — Не готов, — вздохнули львы. Чимин горевал несколько часов, к себе прислушивался. Да, он омега. Это многое объясняло. Значит, Юнги его поэтому поцеловал? Влюбился? Щеки львенка загорелись, глазки засияли. Омегой быть не так уж и плохо! Сильным быть необязательно, и на соседа пялиться не грех. Мальчишка духом воспрял, к ужину спустился. Семейство малыша обнимало, целовало и утешало. С такой поддержкой и море по колено, что уж там соседский забор. Да, Пак с чистой совестью подглядывал за Мином. Соскучился. Юнги стучал по барабанам в наушниках. Голову запрокинул назад, глаза прикрыл. Глаза! Пак вздрогнул. На лице парня не было дурацких очков и теперь он мог рассмотреть его полностью. — Красивый, — заключил львенок, обласкав взглядом все, от шеи до чуть нахмуренного лба. Юнги отдавался музыке, напевал что-то. Просидев в засаде почти час, Чимин так и не дождался, когда Мин откроет глаза, возможно, заметит его и … Губы обожгло фантомное ощущение чужих прикосновений. Пак задумался, размечтался, покраснел, по щечкам похлопал, чтобы в себя прийти. — Помогло? — у куста на корточках сидел сосед. — Никого здесь нет, — пискнул львенок, выползая с противоположной стороны. — А если найду? — в одно мгновение, филейная гордость Пака взмыла в воздух, а глаза встретились с босыми ногами Юнги. Удерживая львенка вверх тормашками, крот уверенно шел к своему дому. — Оставь меня, гад слепой! — Мы видим нормально, — фыркнул раздраженно Мин, — хуже, чем львы, но не ты. Ты у нас особенный, — звонкий шлепок по мягким ягодицам Чимина, — со всех сторон. — Только тронь еще раз! Загрызу! — Напугал, — львенка легко швырнули на мягкий матрас, на всякий случай, чтобы не убежал, закатали в одеяло. — А теперь поговорим. — О чем? — спрятал нос в одеяле похищенный член прайда. — О нас, — мягче, почти ласково, — Нравишься ты мне. Встречаться будем? — Не будем! — Почему? — Не знаю. Юнги рассмеялся, погладил свое чудо, что сопело возмущенно, чуточку дергаясь и кряхтя. Чимин сопротивлялся для вида, он на самом деле радовался возможности любоваться глазами альфы, серебристыми, необыкновенно светлыми. — Окей, дам тебе время для размышлений. Недели хватит? Пак сглотнул, слишком явно уставившись на губы напротив. — Поцеловать? — Не-ет!!! — крик и мальчик в одеяле резко вырвался на свободу. Бежал не оглядываясь. В дом буквально вкатился, споткнувшись на пороге. — Что с тобой, сына? — ахнула мама, помогая подняться. — Мамуля, кажется, я влюбился… Спустя несколько дней у школы сцепились альфы. Один взрослый и рассерженный лев, другой бесстрашный и до жути упрямый крот. Оба словесно сражаются за поникшего Чимина. — Он поедет со мной! — рычит папа-лев. — Нет, он идет на свидание со мной! — нагло, не моргнув и глазом, чеканит Юнги. — Может, я сам… домой? — Чимин! — нападают оба и тут же смягчаются, посылая друг другу хлесткие презрительные взгляды. — Я, как отец, запрещаю. Никаких свиданий! — Почему? — Не знаю, — цедит хищник сквозь зубы, недоумевая, почему соседский мальчишка посмеивается. — Он уроки не сделал… — Сделал. Лично проверял, — качает головой Юнги. Не думает сдаваться. Зрителей собирается все больше. Шушукаются, пальцем на Чимина показывают. Неловко. Мальчишка прячется за спиной родителя, что совсем не устраивает альфу помладше. Так Пак превращается в канат, который каждый тянет на свою сторону. — Не отдам, он мой сын! — Придется делиться, он мой парень! — Отпустите оба… — не выдержал, расплакался. Все затихли, пялятся на львенка. — Один пойду. Альфы переглянулись, пошли следом. — Малыш, не обижайся, — грозный лев сменил гнев на нежность. — Мы же любя, — поддакивает брюнет. — Тогда договоритесь, с кем я домой возвращаюсь. А до тех пор не позорьте меня в школе. Особенно ты, — палец в сторону Мина, — обнимать меня при всех не обязательно. И называть малышом тоже, — последнее прилетает в сторону хмурящегося льва. Альфы тормозят, чувствуют, что лучше на мальчишку не давить. Палку перегнули. — Договоримся? — Возможно, — ворчит лев, скрещивая на груди руки. Родители вечером тихо ссорились за закрытой дверью. Им не нравился Юнги. Точнее не нравилась семья Мин. Мать парня так и не простила соседку за нахальство, а львица слишком гордая женщина для извинений. Так бы и жили, друг друга тихо ненавидя. Пак загрустил. Захотелось увидеть Юнги. Привычным маршрутом в кусты, прижав хвост к пижаме, а ушки к волосам. Сидит, караулит, когда в окне загорится свет и появится красавчик брюнет. — Юнги, ты такой горячий! Подрос за год, — львенок насторожился, задрожал, наблюдая, как незнакомка кружится по комнате и падает на кровать почти его, Чимина, парня. — Иди ко мне. Давай, как раньше, полежим, поболтаем. — Спи, пьяное создание. От родителей прикрою. Но утром домой вали. Девушка рассмеялась, притянула парня к себе, обвив шею тонкими руками. Поцеловала в щеку, под болезненный стон, который глушил ладошками львенок. Юнги хмыкнул, совсем не сопротивляясь. По привычке обернулся к окну. Заметил. И бледное лицо, ускользающего мальчишки, и дорожки слез на его пухлых щечках, и как зацепился хвостиком за забор, неудачно упав.***
Так Чимин и оказался у своего дома. Мерз в тоненькой, испачканной травой пижаме, пытаясь справиться с болью в сердце. Чтоб этот крот сквозь землю провалился и копал куда подальше, кажется, вслух подумал Пак. — Не хочу куда подальше, — теплые руки сомкнулись вокруг вздрогнувшего львенка. Его насильно к груди прижали, в макушку чмокнули, — только к тебе хочу, ревнивый мой. — Ты… ты… — Это моя двоюродная сестра. Не надумывай, — поглаживает Юнги дрожащую спину омеги. — Правда? — красные от слез глаза цепляются за светлые, чуть прищуренные, с хитринкой. — Правда. Как твой хвостик, кстати? — Вот, — Пак поднимает пострадавшую гордость, и альфа целует ласково у пушистого кончика, поглаживает царапинку. — Давай больше без ночных слежек. Я сам к тебе приду. Хорошо? Пак кивает, жмется ближе, чтобы собрать телом тепло и понежиться. И на сердце легко-легко, словно оно в воздушный шарик превратилось. — Ты замерз, иди в дом, — нежно шепчут на ушко, разгоняя мурашки по загривку и ниже. — Еще чуть-чуть хочу постоять так. — Без проблем, если согласишься встречаться, — лицо омеги пленят бледные ладони, поднимают выше, чтобы в глаза заглянуть и увидеть очевидный ответ. Чувства взаимные. — Родители против. — Не, твой отец звонил недавно. Добро дал и разрешил провожать по четным числам домой. — Здорово, — сияет мальчишка. — Я поцелую тебя? — требовательно в самые губы шепчет Юнги. Любуется звездочками вспыхнувшими в глазах своего львенка. У самого сердце от нежности тает. Влюбился, как дурачок, в трусишку, ни вздохнуть, ни выдохнуть без него теперь. — Хо-рошо. Чимин навстречу тянется, вставая на носочки. Позволяет чужим губам смять свои, облизать, прикусить, ощутить их тепло и сладость. Дрожит, цепляясь за широкие плечи альфы, не замечая, как тихие стоны срываются с губ, плавят выдержку Юнги. Горячие руки под пижаму скользят, оглаживают поясницу, кожу щекочут и вверх к лопаткам поднимаются. Мальчик замирает, боится шелохнуться. — Кажется, я тебя… — выдыхает в губы альфы львенок. — И я тебя, трусишка, очень.