Бывшие

Гермиона плохо спит уже неделю или две. Если быть до конца честной, то проблемы со сном — скорее фоновая неприятность последних месяцев. Она убеждена, что, когда расскажет друзьям о том, что уезжает за океан на год или два учиться и стажироваться, дышать станет легче, но это так не работает. Полчаса за их столом не стихает жужжание, где легкий шок, поздравления, пожелания, смех, слезы, снова поздравления и негодование сменяют друг друга. Гомон стихает, и легче все же становится. Немного. Изрядно выпившие и взбудораженные Гарри, Невилл, Луна, Рон с Лавандой и Дин уходят танцевать, потому что это пятница, они молоды, и этого, пожалуй, достаточно. Джинни остается с Гермионой. Она видит, как та уже минут пятнадцать крутит тонкую ножку фужера и отвечает невпопад. Джинни знает, в чем ее проблема. Гермионе предстоит еще один разговор на тему ее отъезда, и будет это примерно как разрезать ржавыми ножницами последнюю истлевшую нить, оставшуюся от толстого якорного каната. Откладывать дела на потом не в ее привычке, но этот момент она хотела бы отложить по меньшей мере навсегда. — Гермиона? — ее внимание привлекает Джинни, в волосах которой играет фиолетовый свет низко висящей лампы. — Что? — она переводит взгляд с переливающейся разными цветами жидкости на подругу. — Там… — начинает Джинни, но Гермиона не дает ей продолжить. — Знаю, — с напускной непринужденностью бросает она. — Он смотрит, — говорит Джинни так, будто Гермиона не чувствует на себе пристальный взгляд. — Знаю, — с плохо скрываемым раздражением повторяет Грейнджер и пьет свой коктейль, перестав делать вид, будто ее это нисколько не волнует. Драко сидит за барной стойкой вполоборота к ней и смотрит. Морщинка между бровей и тяжелый взгляд. Грейнджер не выдерживает и поднимает голову. Он не отводит глаз и салютует своим бокалом, при этом невесело и криво улыбается. Гермиона отсчитывает про себя три секунды и кивает в ответ, после чего резковато отворачивается обратно к Джинни и со вздохом расслабляет плечи. — Сколько уже прошло? — Восемь месяцев, — отвечает Гермиона. — Восемь очень долгих месяцев, — повторяет она и неосознанно зеркалит улыбку Драко. Расставание было болезненным. Хуже, чем она себе представляла. Последняя пара месяцев прошла легче, но первые полгода слились в один гигантский серый день сурка, в котором, как в тошнотворном калейдоскопе, крутились паршивое настроение, слезы, бокалы вина, сопливые фильмы, килограммы мороженого, сожженные письма, неисчезающий ком в горле и прочие сопутствующие прелести расставания. — Как думаешь, он уже знает? — спрашивает Джинни. — Судя по тому, что он всего лишь пытается меня испепелить, а не разносит клуб, — Гермиона слабо улыбается, — он не знает. Она допивает свой коктейль, когда к их столику подходят уже очень веселые Гарри и Дин. Они берут по шоту, и Гарри утаскивает Джинни на танцпол. Та, в свою очередь, тянет за собой Гермиону. Выпитый алкоголь ощущается в тот момент, когда она встает на ноги. Грейнджер поправляет волосы, отчего кудри становятся еще объемнее, и идет за друзьями в гущу танцующей толпы, кожей чувствуя на себе тяжелый взгляд. Музыка в этой части клуба звучит гораздо громче и вместе с мигающим светом опьяняет не хуже коктейлей. Латинские мотивы не оставляют шансов на сдержанность, и бедра сами движутся в такт. Гермиона улыбается Гарри и Джинни, которые танцуют в метре от нее. Гарри держит свою девушку за талию со спины и шепчет что-то на ухо, отчего Джин улыбается так, что нетрудно догадаться о содержании его слов. Грейнджер двигается под музыку и получает удовольствие от ощущения легкости и опьянения. Она поднимает руки над головой и прикрывает глаза. Нетрезвый мозг услужливо подкидывает мысль о том, что на ее талии тоже должна быть пара хорошо знакомых горячих ладоней, и Гермиона распахивает веки, чтобы отогнать непрошеные картинки. Вся легкость испаряется в мгновение, когда сознание заполняют воспоминания о счастливых моментах. Ей нужен глоток свежего воздуха. Рвано выдохнув, Гермиона разворачивается и врезается в грудь того, кто стоит непозволительно близко (если на танцполе вообще уместно такое определение для расстояния). Ее окутывает до головокружения знакомый запах, и она, даже не поднимая взгляда, знает, кто перед ней. Драко смотрит сверху вниз, изучая расширенные от неожиданности глаза Грейнджер. Обкусанные губы сомкнуты, брови сведены. — Уходишь? — спрашивает он, наклонившись к левому уху. Гермиона сама не замечает, когда перестает дышать, чтобы пьянящий аромат одеколона вместе с запахом его кожи не наполнили ее легкие. — Хотела выйти подышать, — отвечает она, пока он еще не отстранился. Драко выпрямляется и кивает. Привычным движением берет ее за руку и ведет к выходу из клуба. Гермиона зажмуривается, чтобы собрать себя в кучу и заставить кожу онеметь, потому что ей кажется, что она вся горит. Она проводит кончиками пальцев по шершавой стене темного прокуренного коридора. Пара глубоких вдохов, и они на улице. Грейнджер разглядывает свои туфли и напоминает себе, что они взрослые люди, которые когда-то приняли решение расстаться. И у них есть шанс на цивилизованное общение. После громкой музыки тишина улицы немного давит. Ноябрьский ветер холодит разгоряченную кожу, и Гермиона обнимает себя руками. Воздух влажный, тяжелый, как бывает перед сильным дождем. — Что-то отмечаете? — Драко долго затягивается и изучающе смотрит на Грейнджер в ожидании ответа. — Вроде того, — уклончиво отвечает она и наблюдает за тем, как он выпускает густое облако дыма. Она надеется, что он не станет больше расспрашивать и ей не придется объясняться с ним возле черного входа в клуб. Знает, что рассказать все равно нужно, но трусит. Грейнджер хочет сбежать поскорее от внимательных глаз, которые уже наверняка догадываются, что она не договаривает нечто важное. — Как твои дела? — Гермиона неумело переводит тему. — О, — слишком быстро отзывается он, и Гермиона уже знает, что Драко не ответит серьезно, — просто блестяще. Спасибо, что спросила. Ей хочется кинуть в него чем-нибудь, но Грейнджер лишь кисло улыбается, давая понять, что ее совсем не впечатлила его колкость. Легкое платье только холодит кожу, отчего по телу бегут мурашки. — Меня, наверное, уже ищут, — говорит она, смотрит на дверь и делает шаг ко входу в клуб. Драко кивает и бросает окурок под ноги, выдыхая последнее облако дыма. Он смотрит ей вслед и убирает с лица отросшие светлые пряди. — Грейнджер? — бросает он, когда Гермиона уже стоит у открытой двери. Она оборачивается. — Один танец? Гермиона колеблется, зная верный ответ. Неопределенно кивнув через плечо, она скрывается в шуме басов навязчивого хита последнего месяца. Драко ругается себе под нос и закуривает еще сигарету. Грейнджер направляется прямиком в уборную и надеется хотя бы там остаться наедине с собой, помыть руки холодной водой и выровнять дыхание. Почти ледяные струи успокаивают, и Гермиона не знает, сколько времени проводит за изучением своего пустого взгляда, когда в уборную врывается громкая музыка и из-за двери показывается обеспокоенная Джинни. Гермиона замечает, как она облегченно выдыхает, когда видит ее. — Мы тебя потеряли, — она подходит и становится рядом, обеспокоенно оглядывая Гермиону через отражение в зеркале. — Все в порядке, — Грейнджер звучит неубедительно и добивает это подобием дежурной улыбки. Выходит жалко. — Вы говорили? — Да, — Гермиона закрывает кран и опирается руками о раковину, — но я не рассказала. — Пойдем, — Джинни сжимает ее предплечье и ободряюще улыбается. Вся компания сидит за столиком в углу, и Рон разливает очередную бутылку огневиски по бокалам. Гарри что-то громко объясняет Невиллу, на плече которого, кажется, засыпает Луна. Гермиона смотрит и думает о том, как сильно будет по ним скучать. Рон первым замечает ее и протягивает бокал, когда она усаживается на свое место. Грейнджер опустошает его и морщится. Полчаса пролетают за шумными спорами и смехом, и она уже забывает о полуобещанном Драко танце. Его нигде не видно, и Грейнджер выдыхает, понимая, что, видимо, высшие силы спасли ее от больших проблем. Уже далеко за полночь, когда все начинают собираться по домам, Джинни снова тащит всех на танцпол, и никто не смеет ей отказать. Если уж совсем честно, то никто и не в состоянии. Вновь оказавшись в центре толпы, Гермиона решает, что после этой песни точно отправится к себе, потому что дрожь в ногах и мед в голове, по ее опыту, были не самыми надежными спутниками. — Позволишь? — раздается у самого уха, и в то же мгновение на ее талию ложатся те самые ладони. Гермиона замирает на секунду и кивает, не оборачиваясь. Драко так и остается за ее спиной и ждет, когда она вновь начнет двигаться. Композиция сменяется, и Гермиона выдыхает. Ей кажется, что и Драко застыл, боясь разрушить момент. Новая песня оказывается беспощадно тягучей и совсем не подходит для того, чтобы под нее танцевала пара бывших любовников. Грейнджер начинает медленно двигаться в такт, Драко кончиками пальцев чувствует, как она напряжена. Год назад было бы так естественно, так правильно прижимать Грейнджер к себе, пока она, как бы невзначай, трется о его грудь и бедра, но сейчас внутри нее идет борьба, которую она благополучно проигрывает, зная, что будет жалеть при любом раскладе. Драко ждет, когда она расслабится в его руках, и, получив сигнал, прижимается плотнее. И не может удержаться — склоняет голову к изгибу шеи. Шумно вдыхает полные легкие и закрывает глаза. Левая рука, едва касаясь гладкой ткани, проходит знакомый путь и медленно ложится на бедро. Если бы Гермиона не переживала шторм в груди, она бы наверняка догадалась, что Драко нарочно подговорил диджея поставить эту песню. Но ей не до этого. Алкоголь, танцы и каблуки, помноженные на наркотическую близость Драко, заставляют ноги дрожать, и, если бы он не прижимал ее к себе так крепко, Грейнджер наверняка не устояла бы. Гермиона вытягивает левую руку и обхватывает его за шею, чуть запрокинув голову ему на плечо. Драко отзывается стоном. Она не слышит, но чувствует вибрацию в его груди. Он проводит носом по коже чуть ниже уха — щекотно и в то же время в животе нарастает шаровая молния, которая ждет момента, когда можно будет взорваться и пустить киловатты электричества по всему телу. Приходится зажмуриться, чтобы остатки благоразумия не улетучились окончательно. Гермиона разворачивается, возможно, чересчур порывисто, но это полностью соответствует ее спонтанному решению. — Пойдем, — он слышит у самого уха сквозь громкую музыку. Грейнджер полностью отдает себе отчет в том, что делает. Она несет ответственность за все, что случится этой ночью. Мысль о том, что она уедет на два бесконечно долгих года от него (пусть они уже и не вместе), как спичка, поджигает гигантский костер из ее переживаний, скопившихся за последние месяцы. На утро они, скорее всего, и не вспомнят, как пробирались сквозь толпу во второй раз за вечер и как оказались у камина в фойе клуба. — Ко мне, — на ходу бросает Гермиона, и меньше чем через полминуты она уже в своей гостиной. Гермиона ловит равновесие и поправляет платье, когда из камина вслед за ней появляется Драко. Он бросается к ней и, выдохнув, целует так, словно ищет потерянный кислород в ее легких. Держит лицо в ладонях и кусает губы так, будто у него больше никогда такой возможности не будет. Он знает, что не будет. Гермиона сминает тонкую ткань рубашки и тянет ее края из брюк. Она ловит горячее дыхание на шее и скользит ладонью по его груди, теснее прижимаясь. Чувствует, как пальцы Драко зарываются в волосы и слегка оттягивают назад. Пара секунд, и он расправляется с ее заколкой. Небрежно собранные кудри распадаются, окутывая его родным запахом. Губы пылают и ноют, когда он вновь касается их своими. Драко резко приподнимает ее, и Гермиона обхватывает его ногами. Дрожащие пальцы очерчивают скулы, когда он по памяти ищет ближайшую горизонтальную поверхность. Гостиная квартиры Гермионы освещается лишь лунным светом, проникающим сквозь приоткрытое окно. Звук разбивающихся о подоконник крупных капель дождя отзывается безнадежностью. Пахнет мокрым асфальтом. Кругом стоят коробки с вещами, но до них никому нет дела. Драко опускает ее на диван, и Гермиона вытягивает руку, чтобы включить настольную лампу. Комната тускло освещается, и они на секунду замирают, чтобы разглядеть друг друга и убедиться в том, что все по-настоящему. Звуки дождя заглушаются их шумным сбитым дыханием. Смутившись, Гермиона отводит глаза и, целуя его шею, расстегивает ему рубашку непослушными пальцами. Когда остается пара последних пуговиц, Драко снимает ее через голову и снова, будто не может до конца поверить, смотрит на Грейнджер, чуть нахмурившись. Мучительно медленно отводит бедро в сторону и заставляет замереть. Они не нарушают молчание, потому что знают — любое неосторожно оброненное на выдохе слово поселится в голове на ближайшие месяцы и будет делать тонкие надрезы на сердце, словно затупившееся лезвие. Он опускает взгляд на ее живот, скользит ниже до белья. Гермиона наблюдает за его осторожными действиями, откинувшись на подлокотник. Она чувствует горячее влажное дыхание, прежде чем его губы касаются внутренней стороны ее бедра. Драко оставляет дорожку мокрых поцелуев, цепляет зубами кожу и замирает в миллиметрах от клитора. Пальцами поддевает белье и тянет его вниз. Он поднимает взгляд, чтобы увидеть горящие отчаянным желанием глаза Гермионы, и, не разрывая зрительного контакта, едва касается ее губами. Дразнит и ждет ответа. Гермиона не выдерживает, запускает руку в мягкие светлые пряди и чуть подталкивает. Драко улыбается и проводит языком по горячей нежной коже. Комнату наполняет протяжный стон. Драко вводит два пальца и мучает ее губами и языком. Втягивает и лижет, быстрее и глубже, затем замедляется, когда Гермиона выгибает спину и шипит, запутавшись в его волосах. Затем вновь ускоряет движения. Он действует бездумно, по памяти. Каждая ее реакция предсказуема — результат его бесчисленных исследований. Когда она уже не понимает, что бормочет, и рвано дышит, Драко отстраняется и слышит разочарованный стон, который сам же прерывает, заглушая поцелуем. Грейнджер злится, ощущает солоноватый привкус на его губах и прикусывает нижнюю. Драко улыбается — узнает свою Грейнджер. — Не торопись, — шепчет ей на ухо и легко кусает шею в отместку. Словно наперекор, она на ощупь находит ремень. Гладкая дорогая кожа приятно выскальзывает из классической пряжки, и Драко не останавливает Гермиону, несмотря на свое недавнее замечание. Приходится на секунды отстраниться, чтобы избавиться от брюк, и он возвращается к ее шее. Гермиона слышит низкий стон, когда касается его члена сквозь ткань боксеров. Ей кажется, что каждое нервное окончание в ее организме кричит о том, что ей жизненно необходимо, чтобы он оказался внутри. Она стягивает с него последнюю преграду и снова касается горячей кожи по всей длине. Проводит пальцами по венам от основания до уже влажной головки. Драко тяжело дышит ей в шею, не смея пошевелиться. Отстраняется и одним движением стягивает с нее платье. Секунду они смотрят друг на друга, замерев, не веря до конца в то, что поддались безумию, а затем, как по щелчку, снова сливаются в поцелуе. В нем вся тоска и боль, копившиеся последние восемь месяцев. Его лицо в ее руках, кажется, горит, но Гермиона ни за что их не уберет. Драко накрывает своей ладонью левую грудь и цепляет зубами сосок на правой, и она ахает ему в макушку. Он продолжает ласкать нежную кожу, когда Грейнджер вновь обхватывает его член и плавно проводит по всей длине. Драко рычит и отрывается от нее, чтобы поудобнее уложить на диване под собой, по-хозяйски разведя ей ноги. Гермиона наблюдает за тем, как он направляет член к ее входу, и перестает дышать, когда Драко водит головкой по клитору. Она прокусывает нижнюю губу, когда он одним движением целиком оказывается внутри. Драко замирает, нависая над ней и удерживая вес на локтях, и она в нетерпении подается бедрами навстречу. Он двигается восхитительно медленно и теряется в ее ключице. — Драко, — выдыхает она, сжимая его плечо. Он резко толкается, и она стонет ему в шею. — Да, родная? — спрашивает он, и у Гермионы нет сил подумать о том, есть ли в его «родная» ирония или он просто забылся. Она не отвечает, вместо этого лишь кусает мочку уха. Драко протягивает руку и пальцами ласкает влажную кожу там, где ей нужно. Грейнджер выгибается в пояснице и сжимает в кулак волосы у него на затылке. Бормочет что-то бессмысленное и сладко стонет. Драко надавливает пальцем чуть сильнее и толкается резче, и она запрокидывает голову. Толчок. Еще один. И он чувствует, как ее мышцы сжимаются вокруг члена. Их нечеткие тени расползаются по стенам и потолку. Низкие стоны пьянят его сильнее огневиски. Драко не останавливается, зная, что ей так нравится, но постепенно замедляется, вновь опускаясь к груди. Он дает ей восстановить дыхание, неспешно двигаясь и наслаждаясь тем, как ее расслабленное тело откликается на его касания. Дрожащие пальцы Гермионы постепенно выпускают его волосы и нежно убирают непривычно длинные пряди со лба, чтобы она могла взглянуть ему в глаза. Жест слишком интимный, как будто давно забытый. И она почти слышит, как внутри разбивается что-то, что давно уже разбито вдребезги. Вид Драко, смотрящего на нее исподлобья, держа в зубах ее сосок, делает что-то невероятное. Грейнджер усаживает его на диван и устраивается сверху. Драко держит ее за талию и смиренно ждет, когда она над ним сжалится. Гермиона берет его правую руку и подносит к губам. Она замечает свежие ссадины на костяшках, и он перехватывает ее взгляд, качая головой — никаких расследований. В ее вздохе можно различить разочарование, но она лишь еще раз прижимается губами к его ранам и подается вперед, заставляя прикрыть веки и откинуться на спинку дивана. Она поднимается и опускается не до конца. Медлит и припоминает ему, как он ее дразнил. Гермиона снова поднимается и теперь уже полностью опускается. Драко низко стонет и освобождает руку из ее ладони, чтобы зарыться в волосы. Другой он сжимает ее бедро так, что останутся синяки. Смотрит снизу вверх, боготворя, и криво улыбается. Сдается и, схватив ее за талию, сам насаживает на член. Гермиона запрокидывает голову, теряя контроль. Затем, опомнившись, приближается к нему, нависая, и ее волосы падают ему на лицо. Драко рычит и сквозь ее кудрявые пряди наблюдает за тем, как подпрыгивает ее грудь. Гермиона восхитительно сбивчиво дышит и кладет руки ему на плечи. Драко стискивает зубы, когда «моя» чуть не слетает с губ. Вместо этого чертыхается под нос и притягивает ее к себе для поцелуя. — Я скучал, — все же вырывается ей в самые губы, и она судорожно выдыхает. Он чувствует, что надолго его уже не хватит. Ритм сбивается, и движения становятся хаотичными. — Грейнджер, — рычит он, собрав ее волосы в кулак. — Гермиона, — добавляет мягче. — Драко… — произносит она обессиленно. Он насаживает ее грубо. Быстро. — Скажи это, — требует он, срываясь. — Ты скучала? Гермиона сглатывает, когда он заглядывает ей в глаза. Она кивает. — Скажи, — снова требует он. — Я скучала, — еле слышно произносит она. — Я скучала, Драко. И она уже не в состоянии что-либо говорить или делать. Расслабляется и утыкается ему во влажную от испарины шею. Несколько гулких ударов сердца, и Драко напрягается всем телом, сжимая ее в горячих ладонях, низко стонет и порывисто утыкается в шею. Гермиона чувствует тепло внутри, чувствует, как под ее пальцами постепенно расслабляются его мышцы. Драко шумно вдыхает и выдыхает. Он прижимает ее к груди, обвив руками. Драко ловит каждый ее вдох, зная, что ему придется уйти. Но пока он буквально все еще в ней, у него есть пара ее вдохов. Гермиона не смогла бы сказать наверняка, сколько времени они проводят в темноте на ее диване, пытаясь отдышаться и надышаться друг другом. Ей все еще нужно ему рассказать о поездке. Она прислоняется к его лбу, опустив веки, — потому что знает, что не выдержит взгляд. Делает глубокий вдох, как перед прыжком со скалы, и отстраняется. — Я на минуту, — бросает она еле слышно и, на ходу подбирая платье, скрывается за дверью спальни. Гермиона позволяет себе сделать несколько глубоких вдохов, натягивает первые попавшиеся футболку и белье, чтобы вернуться в гостиную. Она застывает в проеме, замечая, что он уже одет, стоит к ней спиной и застегивает пуговицы на черной рубашке. — Переезжаешь? — спрашивает он чересчур спокойно и разворачивается. — Еду в командировку, — уточняет Грейнджер и теребит край футболки, в которой Драко даже в полумраке и на расстоянии нескольких метров узнает свою. — Куда? — он продолжает осматривать коробки. — Нью-Йорк. — Надолго? — По односложным вопросам Гермиона ощущает, как накаляется воздух. — Год, — она поднимает на него взгляд и жалеет об этом. — Может, два, — продолжает сбивчиво и начинает по старой привычке, оправдываясь, тараторить. — Это стажировка, которая совмещает в себе курсы и практическую часть, и это… Знаешь, это было бы очень хорошо для будущего продвижения. Новый опыт и работа при академии… И они сами прислали приглашение, я даже и не думала, что могу туда попасть. И… мне было плохо, и я подумала, что смена обстановки мне не помешает… Понимаешь? Гермиона ежится из-за сквозняка — кожа, которая считаные минуты назад пылала, теперь вся в мурашках. Она заглядывает в его лицо, ожидая реакции. Засунув руки в карманы, Драко стоит неподвижно, словно мраморная статуя. Закусив щеку изнутри, он молчит и слышит за шумом в ушах единственную мысль, которая бьется молотом: он не увидит ее два года. А может, вообще никогда. Грейнджер продолжает что-то бормотать, но он, охваченный паникой, не замечает и, привыкший всегда склоняться к худшему сценарию, делает неутешительные выводы. Истлевшая нить каната обрывается у него перед глазами. — И знаешь, я не должна оправдываться, но понимаю, что для тебя это так же тяжело, как и для меня. Стук дождя по подоконнику отдается дробью во всех нервных окончаниях. Драко вздыхает и разочарованно качает головой. — Когда ты уезжаешь? — Через три дня. — Через три дня, — повторяет он за ней и делает пару шагов в сторону прихожей, зная, что если останется — будет скандал. — Я хотела попрощаться, — начинает Гермиона, Драко оборачивается так резко, что она замирает в трех шагах от него уже в прихожей. Свет настольной лампы из гостиной почти не освещает узкий коридор. — Ты понимаешь, насколько это низко и подло, Грейнджер? — его голос звучит пугающе тихо, но от этого тона ей кажется, что даже кровь в венах почти останавливает свое движение. — Ты могла сказать мне об этом хотя бы в клубе. Когда я здоровался с Поттером, он смотрел на меня так, будто у меня кто-то умер, — Драко разочарованно качает головой. — Не думай, что я питаю какие-то иллюзии касательно нашего будущего, но прежде, чем заниматься сексом, хорошо бы предупредить, что ты собираешься уехать из страны на два года. Гермионе нечего возразить. — Мне жаль, Драко, — начинает она, он тихо смеется, и от этого смеха не по себе. — Я знала, что буду жалеть в любом случае, и проявила слабость, — Гермиона замолкает, обдумывая свою мысль. — Мы видимся на работе несколько раз в неделю, и если тебе от этого так же больно, как мне, то мой отъезд поможет нам обоим. Я считаю, нам нужно двигаться дальше… Драко не дал ей договорить, перебив: — О, ради всего святого, Гермиона, ты сама в это веришь? Двигаться дальше? Знаешь, это весьма проблематично, когда у тебя все еще стоит на твою бывшую, — бросает он едко. Гермиона сжимает кулаки, и короткие ногти неприятно впиваются в кожу. Он всегда так поступает. Говорит то, о чем потом жалеет. Вместо смягчения углов сдабривает свои упреки ядом. Драко невыносим во время ссор. — Это пройдет, — жестче произносит она. — Мы приняли решение, как взрослые люди, и… — Ты приняла решение! — восклицает он, ткнув в ее сторону указательным пальцем. — Ты решила, что для нас будет лучше страдать по одиночке и делать вид, что нам обоим так охеренно живется. — Я не собираюсь обсуждать это сейчас или когда-либо в будущем, — Гермиона скрещивает руки на груди и делает небольшой шаг назад. — Да-да, — раздраженно отзывается Драко. — Мои проблемы с контролем и твоя гипертрофированная независимость несовместимы, — говорит он тоном уставшего от замечаний подростка и разве что не закатывает глаза. — Драко, это ненормально, — парирует Гермиона. — В нашу последнюю ссору я запустила в тебя вазой, у тебя была рассечена бровь, а у меня, судя по всему, случился нервный срыв. Так не должно быть. Так не должно быть. Очевидно. Ссоры у них всегда выходили почти кинематографичными, и все это было бы красиво, если бы не было так больно. Небольшой спорный вопрос быстро перетекал в конфликт, где два не в меру упрямых эго отстаивали свои позиции совсем не как взрослые люди. Драко в секунды терял контроль — нарочно выбирал самые ядовитые выражения, о которых потом непременно жалел. Гермиона была не намного лучше. Ее терпения хватало на пару логических аргументов, после чего эмоции брали верх. Она была как бомба, фитиль которой сгорал от словесной атаки Малфоя. И, взрываясь, она действовала физически. Битая посуда, швыряние самых разнообразных предметов в стену или, если повезет, в Драко, а лучше всего — подлететь и молотить его кулаками по груди, обессиленно и отчаянно. Такие отношения выматывают, и Гермионы хватило на два с половиной года такого ритма. Когда она была уже мало похожа на себя, Грейнджер поняла, что нужно сделать выбор. И она выбрала себя. — Да, неудачные выдались выходные, — ухмыляется Драко, зная, что это совсем не к месту, но не может ничего с собой поделать. — Это не смешно, — Гермиона расстраивается, вспоминая ту ночь с разбитой лампой, криками и случайно подожженной постелью, — одну из многих подобных ночей. — Я хочу, чтобы ты знал, Драко, — она делает пару несмелых шагов к нему, и ее голос смягчается, — ты очень важный человек в моей жизни, — она склоняет голову набок и пытается поймать его взгляд. Драко упрямо смотрит под ноги, засунув руки в карманы. — И я хочу, чтобы ты знал, что я тебя люблю. — Он поднимает на нее взгляд, и она видит в полутьме столько горечи, что сердце стучит как будто через раз. — Понимаю, что говорю тошнотворно банальные вещи, но я не хочу, чтобы тебе было больно. И это правда. Она действительно его любит и знает, что он — тоже. Главным выводом последних месяцев становится то, что расставаться, когда наступает нелюбовь, — невероятное благо и облегчение. Потому что расставаться, любя, — это сущая пытка. Он долго молчит, и Гермиона всеми силами пытается проглотить удушающий ком. — Черт, — обессиленно произносит Драко и проводит рукой по волосам — нервный жест, — Гермиона слышит, как шумно он выдыхает. — Какой идиот решил, что со временем становится легче? — он не ждет, что она ответит. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Вот так, Гермиона. Делай с этим что хочешь. Драко Малфой не собирается облегчать тебе жизнь своим пониманием. — Драко… — начинает она и понятия не имеет, что сказать. — Да к черту, Грейнджер, — нетерпеливо перебивает он, голос слегка дрожит. — Я знаю, как лихорадочно ты сейчас подбираешь слова, — Драко невесело улыбается. — Не нужно ничего говорить. И Гермиона согласна, она кивает и порывисто делает два шага навстречу. Драко принимает ее, обнимает крепко и молчит. Он медленно гладит ее по спине и целует в макушку. — У нас все будет хорошо, — совсем тихо произносит Гермиона и судорожно вздыхает. Она ничего не слышит, кроме гулкого стука его сердца. Бам. Бам. Бам. Он стискивает ее в руках так, что Гермиона задерживает дыхание, шмыгает носом у ее макушки, шершавыми губами целует висок и мягко отстраняется. И она, как в трансе, наблюдает за тем, как медленно закрывается входная дверь. Драко уходит, пряча взгляд. Гермиона этого не видит, потому что сама опускает веки и ждет, когда щелкнет замок. Вот и все. Больше не слышно, как барабанит дождь. В квартире совсем тихо и стало еще холоднее. Она бредет в гостиную и падает без сил на диван, который пахнет парфюмом Драко и немного табаком. У них все будет хорошо. Просто не вместе. Слезы, если плакать лежа, щекочут ухо.**