***
Коли є з ким помовчати — така рідкість — Тин, давай понесу, — Антон пытается стянуть с тебя рюкзак, но ты зажимаешь под мышкой лямку. Справишься сама — тебе не тяжело, а у него два ноутбука и сумка с габаритной аппаратурой. Сейчас не то время, когда команда вырывала у тебя из рук даже бутылку воды. Ряды твоей «свиты» значительно поредели. нужно беречь тех, кто остался рядом. Тебе нужен здоровый гитарист и музыкальный директор и хотя бы призрачное ощущение уверенности в своих силах. Год назад никто даже подумать не мог, что ты будешь гастролировать по Америке с командой из двух человек. Нет. Это казалось чем-то абсурдным и просто невозможным. Теперь это реальность, грустная и не зависящая от тебя, которую можно только принять. — Он легкий, не нужно, — поворачиваешься к мужчине, параллельно проверяя сохранность документов в желтой барсетке, которая теперь постоянно висит на груди кроме моментов, когда ты выходишь на сцену. За билетами и документами тоже приходится следить самой, период «легальной женской легкомысленности» безвозвратно прошёл. Виталик больше не поможет вернуть потерянную сумочку, догнав поезд. Собранность и концентрация на деле — необходимый минимум, если хочешь внести хоть какой-нибудь вклад в общее дело, которое для тебя теперь больше, чем просто обязанность или долг. Каждый день делать маленькие большие дела для спасение страны, теперь единственный смысл жизни. кроме пункта: любить сына. — Все нормально? — Антон обводит твоё лицо вечно обеспокоенным взглядом и недоверчиво кивает, когда ты поднимаешь уголки губ, рисуя на лице что-то наподобие улыбки. Кажется, в его взгляде всегда будет жить беспокойство и тревога за тебя. — У меня есть предложение выпить кофе. Я видел аппарат. — Из аппарата с удовольствием — щуришься, не скрывая иронию. Ты не любишь плохой кофе и не видишь в этой «нелюбви» ничего зазорного. Но в последнее время слишком часто злоупотребляешь покупкой напитков на вокзалах, в дешевых кофейнях, из практически заброшенных старых автоматов, потому что пить много кофе — одна из немногих привычек, которая тебя заземляет и успокаивает. — Тебе американо? — Эспрессо двойной, — шёпотом с полным спокойствием, потому что знаешь, что он прекрасно осведомлён в том, какой кофе ты пьёшь. — Стой тут, я принесу. Антон уходит, провожаешь его задумчивым взглядом и по лёгкому головокружению понимаешь, что хорошо было бы присесть. Садишься возле чемоданов прямо на пол, не жалеешь белые штаны и свой статус. Полная опустошенность и вынужденная свобода действий накрыли тебя ещё полгода назад, избавив от обязанности «держать образ», пытаться выглядеть солидно подстать народной артистке. В мире стало слишком сложно, чтобы еще и в быту не держаться простоты и легкой безалаберности. Не боишься чрезмерно отпустить себя — ты всегда четко видела границы и не выходила за них. — Осторожно горячий, — Попов принёс не двойной, полагаешь, он надеялся, что ты не заметишь. Ты бы и не отличила на вкус, но все видишь по его лицу, Антон не умеет тебе врать. — Ты бы ещё какао мне купил, — хмыкаешь и, осторожно дуя, делаешь первый глоток. — Это двойной! — восклицает он, бесталанно блефуя. — А я разве сказала обратное? Ты ответил на мой вопрос до того, как я его задала. Антон, ты попался. — Ты сводишь меня с ума, Тина, — чешет затылок и протягивает руку, — Пей и давай перейдём на скамейку. — Мне тут комфортнее. — Холодно, — пытается поймать за запястье. — Зато твёрдая поверхность, мне так легче. Не спорит. Отходит в сторону и что-то ищет в своём рюкзаке. Возвращается с пледом, забавно свернутом в трубочку. Из всех пледов этот один из самых любимых. Теплый, но не колючий, большой, но легкий. Любишь, когда Антон предлагает его тебе. Ни разу не видела, чтобы Попов пользовался им сам. Вероятно, он возит с собой плед именно для таких случаев. Расстилает плед, одним край кладёт тебе под попу, второй оставляет для того, чтобы ты обернулась. За годы работы с тобой понял одну простую вещь — лучше не спорить и пытаться переубедить, а со своей стороны сделать все возможное, чтобы уменьшить пугающие последствия. Сдерживаться и мириться сложно даже не физически, морально. Но когда дорожишь человеком — как-то получается. — Смотри, на табло появился наш рейс. — Угу, через часа четыре будем на месте. — У нас дома с внутренним перелётами дела обстоят лучше и быстрее. Обстояли. — У нас все лучше, потому что это наш дом. — Пойдём на регистрацию? — не хочешь продолжать, боишься в очередной раз не сдержать слез, выпустить накопившиеся эмоции. С Антоном это не страшно, но заставлять его переживать не хочешь. За последнее время он не один десяток раз оставался один на один с твоей паникой или истерикой. Не знал, что делать с тобой, как хоть немного привести тебя в чувства. Не уверена, что он выдержит ещё один такой раз. Не можешь ничего поделать, чтобы выходить и улыбаться на сцене, заряжая зал верой и мотивацией, нужно проплакать не один час в подушку, выпуская эмоции. — Я займу очередь, пока посиди тут. Тебе же нравится на полу. — Хорошо. Но через минут десять напиши, будем стоять по очереди, — проверяешь звук на телефоне. — Не забивай голову, пока позвони Вене. Он должен был уже проснуться. У него сегодня выступление, новое соло, думаю, он волнуется. Из-за смены часовых поясов совсем забыла набрать сыну, у которого уже новый день. А Антон все помнит. — Точно.***
За этот тур вы ужасно устали. Глаза буквально закрываются, когда ты оказываешься в удобном кресле. Пытаешься удержать себе, чтобы не открыть ленту и перед взлетом не пролистать новости. Кажется, уснуть и проспать весь полёт будет идеальным решением. По привычке перед взлетом мажешь лицо увлажняющим кремом. Любимая баночка практически пустая, а ты даже не представляешь, где найти такую здесь. Ещё одна вещь, с которой придётся попрощаться. А сейчас особенно хочется окружать себя привычными вещами. От крема вкусно пахнет ромашкой. Антон чихает. Улыбаешься и кончиками пальцев размазываешь остатки крема по его щекам. — Ты хочешь, чтобы я задохнулся? — кривится, вдыхая аромат крема. — Ты чихаешь не от аллергии, а от вредности! — Это хвоя? — хмурит нос, стирая крем с лица. — Вообще-то ромашка, — закатываешь глаза. — Ромашку я бы узнал, это не она, - отмахивается, здороваясь с проходящей стюардессой на ломанном английском. — Вот… смотри, — протягиваешь тюбик, — вот буквами по белому написано: «экстракт ро-маш-ки» — Написать могут что угодно. — Зануда… — бросаешь спор, убирая тюбик в сумочку. Даже если он скажет, что с запахом кикиморы — крем от этого хуже не станет. Самолёт мягко взлетает, чувствуешь, как усталость не даёт уснуть. Проваливаешься в дремоту, но вскакиваешь от кошмаров. Это все усталость: две недели ежедневных переездов, концертов, каждый из которых ты отыгрывала, как последний, ты сразу приняла решение петь только с таким посылом. …бесконечные нервы и закулисные дела, которые больше не на огромной команде профессионалов, а только на тебе И нем. Смотришь на Антона, разглядываешь признаки усталости на его лице. Он, как мантру, на протяжении всего тура повторял одну фразу: «все хорошо, справляюсь», чтобы не волновать тебя. Но ты прекрасно знаешь, что не всегда так, в одиночку решать все вопросы с организаторами, аппаратурой, музыкантами, иногда самому брать гитару и выходить на сцену, до этого не спать ночь, чтобы все автоматизировать — не так радужно, как кажется со стороны. Его вклад. Ты даже не можешь определить ему цену. [— Тина, провод, сзади. Слева, аккуратно, — слышишь его голос в ушном мониторе во время «Нiжно». — Мы можем предложить вам конференц-зал на третьем этаже, — с невозмутимым видом предлагают организаторы. — Нет. Тине нужна тёплая гримерка без ковров в паре метрах от сцены. Подготовьте заранее, я проверю. — Антон, я хочу добавить эту песню в нашу программу. Чувствую, что мне нужно ее спеть. — Я за ночь напишу аранжировку и вставлю ее в звуковую дорожку. Утром отрепетируем.] Смотришь на его красные глаза и не сразу замечаешь, как Антон достаёт ноутбук и наушники, чтобы склеить некоторые дорожки для следующего тура. — Антон, — словарный запас покидает тебя от возмущения, — ты издеваешься? — Что? — стягивает наушник, не понимая о чем ты. — Хватит, достаточно уже. — тянешься, пытаясь закрыть его ноут. — Там дел всего на полчаса. — Ну убери, пожалуйста, я устала от этих проводов… — кладёшь голову ему на плечо и недовольно фыркаешь. — Поспи, тебе нужно, — шепчет, опуская плечо, на котором ты лежишь, как будто от этого оно станет мягче и удобнее. — Я не смогу уснуть, если ты будешь работать. Ничего делать не буду — но отдохнуть не смогу, — распахиваешь глаза и продолжаешь жалобно. — Ну, пожалуйста. — Хорошо. Я все убрал. Теперь будешь спать? — Теперь буду, — довольно улыбаешься. — Отдыхай. Завтра последний рывок — выступление на благотворительном ужине, потом будет легче. — Легче не будет, — мотаешь головой, четко зная, что дальше будет только сложнее. — Я в другом смысле, ты меня поняла… — Поняла, — киваешь, подтягивая к груди колени. — Закрывай глаза, я слежу за вещами и телефонами, не беспокойся, - поправляет плед. — Кто мне приснится? — Котик, — начинает говорить тише и гасит экраны перед вами. — Нет. Котика не хочу. Я и так по Жемуке скучаю. — Тогда хомячок, — ещё тише, стесняется, что вас услышат, но знает, что ты без этого важного уточнения не успокоишься. — И Соткан остался дома. — Тогда тигрёнок, — краснеет. — Нет. — А он то почему? — Потому что он похож на кота. А я по Жемуке скучаю. — Как все сложно. Пусть просто будет хороший добрый сон, — накрывает пледом практически с головой. Возможно, заботиться, возможно, хочет, чтобы ты наконец-то замолчала. — Хорошо. — Ты тоже закрывай глаза. Замолкаете. Но чувствуете, что оба не спите. Спокойно. Коли є з ким помовчати — така рідкість Когда хорошо и уютно просто с кем-то молчать. Каждому по факту рядом нужен человек.***
— Тин, вставай, — аккуратно шевелит за плечо. — Принесли еду, нужно поесть. Если не против, я для тебя выбрал рыбу. — Я не хочу, — произносишь сквозь сон, пытаясь не упустить суть приснившейся истории. — Как не хочешь, ну Тин. Нужно. Паша уже видел фотографии с последнего концерта, сто процентов будет звонить спрашивать, накормили ли мы народную. Что я ему отвечу? — Антон бубнит над ухом, появляется навязчивое желание ударить его чем-нибудь тяжёлым. Как можно так бесцеремонно будить женщину. Босса между прочим! — Ответь ему, что народная голодной не останется, скорее сама съест кого-нибудь, — не поднимаешь голову с его плеча, но открываешь глаза. Попов окончательно сбил прекрасный сон. — Ну правда, поешь. Тебе нужно. — Антон я раньше не знала, что ты такой кулинарный подстрекатель. — Раньше тебя от ветра не сдувало. — Не было такого, — злишься ты. Не любишь, когда кто-то рассказывает тебе азы питания, но сама прекрасно знаешь, что падения веса в твоей жизни никогда не были связаны с какими-то хорошими событиями. — А я видел, - выдыхает, но не сдаётся, - Тин. Я понимаю что больно и пусто на душе. Тоже кусок в горло не лезет. Но это не повод не есть. Пойми меня тоже, я волнуюсь. Мы все волнуемся за тебя. — Ладно, что тут дают? — смягчаешься и соглашаешься с его словами, но стараешься не подавать вида. — У тебя рыба, у меня индейка. Молчишь и смотришь него с улыбкой. — Хочешь индейку? — угадывает. — Угу, — киваешь головой, для удобства заплетаю волосы в косичку. — Хорошо, бери, — переставляет тарелки местами, — скажи, индейка тебе больше понравилась, потому что на моем столе стояла? — Нет. Тебе кальций нужен для мозга, ты же мой «концертный мозг», поэтому тебе рыба, а мне хватит и индейки. — Я только за. Смотри на приборы, я так и планировал. Действительно, приборы лежат правильно. — Как? Ты был готов к этому. — Конечно, я что тебя не знаю? Тебе всегда вкусно то, что находится в тарелке у соседа. — Антон! — Ешь. Как только тарелка будет пустой, покажу тебе новое интро. — Интро? Эй, ты все-таки работал, пока я дрыхла? — Не работал, а так… скорее сочинял. Вроде что-то вышло, — с привычной скромностью. — Очень интересно, — глаза загораются, ты любишь, когда на Антона нападает муза, и он что-то пишет. Это практически всегда отзывается в тебе. — Кушай и будем слушать, — не успевает договорить, как ты уже с аппетитом вцепляешься в кусок. Вы пролетаете над облаками. В окне иллюминатора практически ночь. Спящие города и бесконечные, покрытые осенью просторы. Такая большая Земля в такой большой Вселенной. Такие маленькие вы с сердцами в сотню таких вселенных….