Блёстки на полу

             У Билли сложный характер — сначала так говорили учителя и директор начальной школы, оправдывая его проступки, а со временем он сам взял в привычку использовать сей факт в качестве отговорки по любому поводу и без, даже не всегда произнося в слух, достаточно свою совесть заткнуть, а что там подумают другие — не его проблемы, пусть сами разбираются.       Да, характер у него с нюансами, он это признает и признание это на языке смакует, ловя неподдельный кайф. Обожает спорить и ненавидит оказываться неправым, что случается довольно-таки часто, но твёрдый лоб не позволяет пойти на уступки и согласиться с существованием чужого мнения, даже когда осознание обрушивается среди ночи. Не позволял. До недавних пор и это одна из тех историй, которую сложно рассказывать с начала, потому что начала как такового нет, но выкручиваться надо, поэтому начнём с середины.       У Билли отваливаются ноги, боль по позвоночнику ползёт к пояснице, готовясь расколоть её на части, в горле пересохло, а череп трещит по швам от закладывающего уши шума бурлящей в торговом центре жизни. Хочется поспать, поесть, порубиться в приставку, почитать газету — да, всё что угодно, но не таскаться битый час по трём одним и тем же магазинам в поисках платья на школьный бал. Он даже не носит платья, но таскаться вынужден, потому что так поступают хорошие любящие бойфренды, а он вроде как выписывается в эту категорию — вроде как любит.       Джен в общем-то не любить сложновато — в президентах школы уже второй срок ходит, а до этого в черлидерах год отплясывала, всех знает, всех рада видеть и все рады ей, и к учителям подмаслиться умеет естественно как-то, у Билли, сколько глазки не строил, паршиво получалось, настолько, что наоборот дополнительной домашкой загружали, а ей просто так оценки в табеле подправляли, ну, может и не совсем просто, но для Билли всё складывалось именно в подобный пазл, он даже пошутил так при ней и вместо того, чтобы оскорбиться, она улыбнулась и под кожу улыбкой своей под кожу проникла, и к сердцу подползла, устроившись поудобнее, и вырвать не получилось, а он старался, уж поверьте, потом свыкся и примиряться решил, уже больше полугода примеряется и любит вроде как, что аж соглашается пойти с выбором платья помогать, заведомо не зная, какой потухший и унылый ад его ожидает.       И как выясняется позже, что помогает он не только с платьем, но и с покупкой сотни ненужной кучи украшений для спортивного зала, и где-то на семнадцатой снежинке его терпение плавится, лавой разливая раздражение, которое он не сдерживает, выплёвывая во вздохах, закатывая глаза и причитая по каждому пустяку, но Джен почему-то не замечает или только вид делает. Стоит, повесив корзинку на сгиб руки, и загребает пакеты с мишурой, параллельно со списком сверяясь, а Билли все ещё есть хочет и спать, и в приставку бы пару раз сыграл — у Джен как раз дома такая имеется, как и, надо же, кровать с мягким матрасом и забитый едой холодильник, чего еще можно желать. Он так и спрашивает, но скорее уговаривает, положив подбородок ей на плечо и оставив парочку нежных поцелуев за ухом и на челюсти, но Джен на шаг в сторону от него отходит и отрезает чёткое:       — Нет, Билли. У нас только половина списка вычеркнута, — и слов этих хватает для срыва, Билли все ещё не решил, какого именно — тормозов или нервного, но с головой хватает, чтобы выпутаться из полиэтиленовых ручек и бросить пакеты на пол.       — Почему я этим тоже должен заниматься? Я не состою в этих ваших советах.       — Потому что ты меня любишь, — да, вроде как — и это уже выяснили, но сейчас Билли так называемой любви в воздухе не чует, только обиду детскую и злость такую, что хочется ботинком по полу топнуть. Ему ведь даже не нравится вся чушь эта с балами, королями, королевами и медляками на вытянутых руках в два притопа, больше предпочтение отдаёт душным барам со стенами, пропитанными алкоголем и табаком, и закрытым рок-концертами, когда тесно до того, что путаешь своё тело с чужим, когда в единое целое с толпой сливаешься и глотку дерёшь, голос срывая на припевах, а не когда стоишь и пунш парочкам разливаешь по стаканчикам, башкой цепляясь за дождик блестящий, и одни и те же пластинки по тысячному кругу задрот из радиокружка вместо диджея ставит. Как они в дырки не стёрлись ещё. И от слов Джен на губах скользит усмешка ядовитая.       — Да мне этот бал долбанный вообще не всрался, — срывается чуть резче, чем планировалось, и совесть искрится, умоляя сказанное забрать обратно, напоминая, как Джен с момента начала их отношений неустанно только об этом вечере и говорила, рисовала план расстановки столиков с закусками, согласовывала песни, выбивала чуть больше времени и заставляла Билли разучивать с ней танцы медленные, чтоб в грязь лицом не ударить, но он так и не понял, за кого из них она переживала по этому поводу. Но Билли совесть шлёт на эротические приключения с тремя буквами и от назревающего скандала распаляется, который, в общем-то, их первым будет считаться, которого Билли в странном извращении желал, оправдывая это въевшимся на подкорке знанием того, что если на тебя кричат, значит тебя любят, мама так говорила, а отец привил.       — Ладно. Можешь не приходить, — от ее холодного тона у Билли шея покрывается мурашками и брови к переносице сводятся, отчего глубокая линия продольная вновь появилась, а Джен спокойно поднимает с пола пакеты и кладёт мишуру в корзинку, направляясь куда-то вглубь магазина, Билли на автомате идёт следом.       — Что значит «не приходи»?       — То и значит. У меня нет сил возиться с маленьким ребёнком, в которого ты решил поиграть. Спасибо за твою помощь и я тебя не держу, у меня ещё дел невпроворот. Пожалуйста, сцен не устраивай и лучше поезжай домой. Я тебе позвоню вечером.       И он уехал. Психанул, пнув стеллаж, и уехал, а она не позвонила, ни вечером, ни следующим утром и даже в обед ни звоночка, а он первый шаг к примирению делать отказывался, потому что вины своей не наблюдал, Джен первая его послала, а он послал ее позже, кинув книжку в стену и несколько дротиков в доску, выкурив две сигареты и накричав на скейтборд, который Макс бросила в гостиной, а он имел честь об него споткнуться и грохнуться на пол.       На двери приоткрытого шкафа висит выглаженный костюм для школьного вечера, для сегодняшнего школьного вечера. Билли о нем забыть не давали — с самого утра за завтраком, обычно проходящим в тишине, Сьюзан не переставала расспрашивать Макс, а позже притащила стопки две журналов этих бабских, чтобы причёску подходящую выбрать и макияж, Макс морщилась и отнекивалась, заверяя, что бал ей этот не нужен и это был единственный раз за их долгое сожительство, по-другому язык сломается сказать, когда Билли мысленно согласился с ней, в слух, конечно, он только через труп свой это скажет, но было приятно осознавать, что ни один он противником выступает, но к часу дня Макс предательски сдалась и позволила Сьюзан достать из старого, прости господи, сундука несколько платьев. И где она только их нашла, подумал Билли, а Макс мысли его озвучила.       Позже и Билли досталось от Сьюзан вопросами — ещё одна огромная причина не сидеть дома в выходные вообще никогда, но где же ему ещё прикажете страдать и убиваться по девушке, не признавая ее правоту. Сьюзан он этого, естественно, не рассказал, хватило простого: «она занята балом», чтобы от него отстали, но пока он торчал в ванной, высушивая волосы, на его шкафу мистическим образом материализовался костюм с пиджаком, брюками со стрелками, рубашкой белой и бабочкой развязанной. На всё это он сейчас и смотрит, застряв в дверях собственной комнаты с полотенцем на плечах и расчёской в руках, а затем отворачивает голову и кричит в коридор:       — Сьюзан!       И она выглядывает из родительской спальни с контейнером, заполненным бигудями и нитками вроде. Если честно, глубоко плевать, че там у неё и че она делает, тут такой вопросище на вешалке повис, что ответ нужен сейчас же.       — Это ты костюм притащила?       — Да, бал ведь и надо… — она еще что-то говорит, но Билли отмахивается и дверью хлопает слишком громко и тут же съёживается от звука, хорошо, что отца дома нет.       В голове мелькает — а что если, которое сменяется на «ну уж нет», которое плавно перетекает в «не, примерить-то можно». И он примеряет. Снимает аккуратно вешалку со шкафа, отбрасывает пиджак на кровать, с ним обстоят такие же принципы, как и в общении с Макс — только через труп. Полотенце с плеч летит туда же вместе с футболкой, на часах уже четвёртый час, а в мыслях осознание факта, что придётся Макс подвозить до школы, и совесть задается вопросом — почему бы не побыть хорошим старшим братцем и не заглянуть на вечер, просто для удостоверения, что никакие мальчишки к Макс лезть не будут, да, просто проверка, его же все равно Сьюзан просить об этом будет перед уходом, а как отказать? Легко и просто, честно говоря, но не сегодня.       Он сидит на грязном бордюре у дверей в спортивный зал, согнув ноги в коленях и чуть сгорбившись, на плечи накинут пиджак, щёлкает зажигалкой, просто так, любуясь полыхающим пламенем, сигареты он оставил в бардачке, да и курить не хочется, но вытравливать скопившиеся клочки спутанных нервов жизненно необходимо, иначе придётся вставать и просить у кого-нибудь прикурить, а маленьких пустых разговоров он сейчас старается избегать, потому что вскоре не избежать большого.       Вечер в школе подходит к концу, хотя для всего города и учеников он только начинается. По ступенькам спускаются девушки в красивых нарядах и Билли засматривается, задаваясь вопросом, какое платье всё же выбрала Джен. Девушки щебечут о прошедшем бале, держа в руках за каблучки танцевальные туфли, и посмеиваются; следом за ними выходят парни, один из них даже жмёт Билли руку, хотя Билли уверен процентов на девяносто, что тот его тоже толком не знает, обычная вежливость, и он здоровается в ответ, вглядываясь в толпу детей помладше в поисках рыжей макушки, но Макс сама к нему подходит и говорит:       — Поехали?       А Билли прячет зажигалку в карман и просит подождать его в машине. Подцепляет пиджак за петельку и идёт к дверям зала, толкая их и заходя внутрь. Под ботинками хрустит опавшая мишура и сдёрнутый с картонных украшений дождик, в помещении полумрак рассеянного синего света и бликующие фиолетовым гирлянды, около цветочной арки стопкой собраны неудавшиеся полароиды, несколько столов сдвинуты к стене, а Билли цепляется взглядом за одну единственную, кроме его собственной, тень и сердце пропускает удар. Она в сиреневом платье, волосы закручены, туфли стоят в углу, а в руках ведро, в которое она складывает смятые пластиковые стаканчики и весь попадающийся мусор. Билли не решается сделать шаг, она замечает его первой и тогда он произносит то, что целый час репетировал, расхаживая по пустой улице:       — Немного опоздал, не знал, какую бабочку выбрать, чтобы подошла к твоему платью.       — Но ты вообще без бабочки.       — Да, но нашёл подходящую для тебя.       Джен отставляет ведро на стол, неловко перебирая пальцы, а Билли кидает пиджак в сторону и подходит к ней ближе, доставая из кармана брюк корсаж, немного смятый, цветочный, с белыми бусинами, синими цветами из ткани и с прикрепленной собственноручно картонной бабочкой, отдаленной походящий тонкими крылышками на монарха, купленный задолго до, бережно хранящийся в пластиковом контейнере в выдвижном ящике тумбочки в ожидании, когда наконец сможет оплести собой тонкое запястье. Билли позволяет себе потеряться во мгновении, изучая лицо Джен, встретиться с ней взглядом и пересчитать искры гирлянд, нашедших отражение в зеленой радужке ее глаз. Бережно касается ее пальцев и переплетает со своими, поднимает чуть выше и продевает ее руку в атласный браслет, позволяя себе наконец выдохнуть и сказать:       — Кажется, с цветом всё же ошибся.       И Джен улыбается, на щеках ее проступают едва заметные ямочки, которые Билли хочется поцеловать, но он всё еще не попросил прощения, понимая, что не заслужил его, и всё еще не получил обещанный ею первый танец, понимая, что он был подарен другому, но Джен встает на носочки и обнимает, кладя его руки себе на талию, прижимается всем телом, в полголоса напевая знакомую песню, и делает шаг назад, позволяя Билли вести ее в их беззвучном танце, под ногами хрустят рассыпанные на полу блёстки.       И Билли всё-таки любит.