_____________________
— Что это? — уткнувшись взглядом в небольшую сумку с молнией, спросила Грейнджер. — Аптечка, — ответил Драко, параллельно доставая бадьян и отрывая кусочек ваты, — с недавних пор стал носить, а то непонятно чего ожидать в самом безопасном месте для юных волшебников. Гермиона приподняла уголки губ от такого язвительного и точного замечания парня, из-за чего рассечённая губа вновь окрасилась алым. Малфой смочил ватку в бадьяне. Приблизившись, он наклонился и поднёс лекарство к губам девушки. Слишком близко. Можно было почувствовать как накалился воздух. Парень аккуратно надавливал на рану, стирая кровь и пропитывая рассечение заживляющей жидкостью. Девушка зашипела от боли, а слизеринец, сглотнув, перевёл взгляд с её губ на карие глаза. — Потерпи, — вкрадчиво, почти лелейно произнёс Драко. Гермиона пристально вглядывалась в его лицо, рассматривала, улавливала. Складывалось ощущение, что получать увечья каждый день, если обработка ран будет проходить именно так, вполне неплохая идея. — Спасибо. — Потом сможешь заживить заклинанием, — проговорил Драко, убирая аптечку в сумку. В момент его размышлений она пристально смотрела, но не видела главного. Чувства Малфоя в равной степени, как и её, становились больше, чем их сердца. Громче, чем бешеный вопль. Тише, чем писк забитой мыши. Он подошёл ближе, уперевшись руками по обе стороны от неё. И, внезапно даже для самого себя, дотронулся губами до ранки. Поцеловал. Поцелуй был нежным, Драко лишь прислонился, не размыкая губ. Невесомым. И пока Грейнджер, прикрыв глаза, справлялась с нахлынувшим трепетом, слизеринец яснее ощутил неминуемую катастрофу и, отпрянув от девушки, схватил рюкзак и скрылся за дверью._____________________
И теперь история повторялась, он опять подошёл вплотную. Если разговор был настолько мучительно откровенным… Значит, и поцелуй должен быть со вкусом абсолютной истины. Драко приближался медленно, касался едва, изучая. Вымеряя. Оценивая. Эта ведьма нужна была ему, как антидот от множества непростительных вещей, которые он совершил и ещё совершит. Парень нуждался в осознании, что если такая девушка сейчас рядом, то каждое утро, смотрясь в изъеденное временем зеркало, он не утонет в ненависти к себе. Через какие-то сутки Гермиона, возможно, больше не посмотрит в его сторону, и жизнь слизеринца окажется привязанной к ломаному грошу. Но это потом… — Я не предлагаю тебе стейк или лапшу, Грейнджер. Если бы я и предлагал, то нечто весомое, — Драко говорил шёпотом, прочертив кончиком носа дорожку от уголка губы до уха. Девушка прикрывает глаза от этого его действия. Мурашки по коже. Малфой отстраняется лишь на миг, чтобы заглянуть в глаза цвета времени, чтобы оборвать все связи и обрушить все мосты. Кладёт руку ей на поясницу, а затем дёргает девушку на себя, врезаясь в её губы. Так ощущается чистая эйфория. Теперь слизеринец понимал, почему два небезызвестных олуха купили VIP билет в жизнь Гермионы Грейнджер. Её было невероятно много, а теперь невыносимо мало. Ещё несколько месяцев назад парень хотел зарыться в своём сплине. В лучшем случае ему была уготована участь захлебнуться собственной рвотой с кровью от пыток Реддла за невыполненное задание. Сплошная безнадёжность, разлитая красным вином на белой скатерти. И внезапно появляется девушка другого свойства. Химического. Способная вывести пятна, сделав ткань кипенно-белой. Да, Драко сошёл с ума, присвоив ей формулу чёрного нефрита Ca2(Mg,Fe)5[Si4O11]2(OH)2. Как-то выполняя задание по алхимии, он прочитал, что этот минерал имeeт coвepшeннyю химичecкyю фopмyлу. Символ абсолютной чиcтoты. Слизеринец не на шутку увлёкся алхимией. Этот чёртов Николас Фламель был интересной личностью, но привлекала Малфоя совершенно другая персона — Перенелла Фламель — жена алхимика. Невероятно могущественная ведьма, прекрасная манипуляторша, она часто использовала магию и природное остроумие, чтобы получить желаемое. Их отношения пример настоящей любви, Драко прочёл об этом в одной из биографических книг, посвящённых Фламелям. Когда Николасу осталось жить меньше одного дня, а Перенелле осталось два, она охотно отдала ему один из своих дней. “Умереть в один день. Невероятная пошлость”, — заключил Малфой. Но тот факт, что другому человеку можно отдать день из своей жизни, был привлекателен. Не было сомнений, что данная магия тёмная, в одной из книг удалось найти информацию о создании такого зелья, в него добавлялась кровь отдающего и принимающего. Но главное это было осуществимо, потому что ведьма сделала это на момент, когда философский камень был уничтожен, а эликсир жизни закончился. Сам Драко никогда не был влюблён, складывалось ощущение, что случился сбой в его генетическом коде. Когда в четырнадцать Пэнси призналась ему в своей симпатии, в ответ получила: “свою любовь оставь при себе”. Парень всегда был жесток и груб, будто никогда не знал любви. Но он знал, и не только из книг. Драко видел и видит настоящую, неподдельную, сильную любовь слабого человека. Отец с матерью не менее интересные персоны, чем супруги Фламели. Люциус ради своей любви каждый день готов был увиливать, льстить, лгать и убивать. А теперь мог и сам Драко. И всё-таки прореха в генетическом коде была, либо его просто уронили в детстве, если всё его существо выбрало объектом влюблённости грязнокровку. Грейнджер будет вспоминать эту близость как нечто ужасающе прекрасное. Потому что должно было быть резко, грубо. Это ведь фрагмент, вырванный из привычной жизни, как кусок газеты для разжигания магловского костра. Значит должно жечь, быть несомненно опьяняюще гадким, а было мучительно медленным, изумительным, взвешенным. Такой отчаянно резкий и не сговорчивый, как Малфой, должен трахать, так ведь? Почему же тогда его поцелуи сейчас доставляли поистине невероятное наслаждение? Ни грамма хаотичности и незрелости в движениях. Выверенно, жарко, маняще. Он оставлял ей сотни выборов для отступления, но при этом не дал сделать ни одного. Малфой не спеша продвигался к столу, чтобы усадить на него Грейнджер. Девушке хотелось почувствовать тепло его кожи, поскорее прикоснуться. Драко всегда был одет либо в школьную форму, либо в чёрный костюм с водолазкой. Она увидела лишь однажды его в рубашке с закатанными рукавами, и тогда её охватил всепоглощающий страх. Страх увидеть метку на левом предплечье. Метку Пожирателя, но не смерти, а пожирателя её рационального сердца. Что если она не испытает чувства отвращения? Каким же облегчением обдало тело, когда его кожа оказалась нетронутой этим проклятием. Гриффиндорка готова была стать водой, чтобы спрятать его мутное дно. И это безумно пугало. Зачем она приходит в Выручай-комнату и вмешивается в починку этого проклятого шкафа? Почему млеет от его редких и коротких прикосновений? Почему представляет каждую ночь большее? Она хотела разочароваться в нём, но только сильнее очаровывалась. Драко запретил приходить в Выручай-комнату, запретил помогать с починкой шкафа. Но всё это не работало, потому что он не запретил главного: предупредить Дамблдора. Что собственно девушка и сделала. Как-то, читая роман, ей удалось сравнить свою любовь к нему с кипящим молоком. Когда уверена, что успеешь сделать огонь потише, но отвернувшись на секунду, находишь жидкость уже перелитой через край. В её случае то же самое: множество стойких обещаний контролировать чувства, но заведомо ложных. Гермиона льнёт к нему, подцепляет край водолазки и почти стягивает. Но затем на секунду замешкавшись, отстраняется. С левой стороны над грудью виднеется порез. — Что… — она не успевает закончить фразу, втянутая в очередной поцелуй. — Грейнджер, всё потом, — голос Драко хриплый. Он обрамляет ладонями её лицо, — ничего не случилось, — ведёт руки вниз по плечам, обхватывает её запястья и кладёт себе на талию. — Продолжай то, что делала, — усмехается ей в губы и продолжает целовать. Беспрекословно подчиняясь, Гермиона окончательно стягивает с него водолазку, и пока он проделывает то же самое с её кардиганом, рассматривает парня. Этот чёртов взгляд цвета жжёного миндаля настолько воодушевлённо-изучающий, что Драко тушуется. Если были уверовавшие, что парень герой-любовник, кутила и повеса, то Малфой вынужден их разочаровать. Он, очевидно, не из лучших людей, но его образ жизни почти образцовый: Малфой крайне редко пил, не курил, а секс последний раз был летом с младшей сестрой его однокурсницы Дафны. Поистине интересные будни молодого парня, где трахаешь не ты, а тебя — эта грёбаная жизнь. И только сейчас, среди этой пыли и духоты, касаясь её губ, ключиц, горошин сосков, ощущается желание взъебать поехавшего Лорда со всеми его приспешниками. Драко не спеша раздевал, изучая. Не спеша ласкал, делая до боли приятно. Старался сдерживаться, входя постепенно; растягивая её и удовольствие. Движения Малфоя были размашистыми, но плавными. Блондин держал темп, почти не сбиваясь, одновременно целуя её в губы, припадая к шее и груди. Оба у края пропасти, единственный способ не сорваться — это покориться диким ветрам, животной страсти и тихой искренности. Этот контраст подводит черту окончательно. Пора было разорвать этот гордиев узел, что сконцентрировался внизу живота девушки. Боже, да он даже пальцами не дотронулся до её клитора, доведя до оргазма лишь одним несбивающимся темпом. Драко, выскользнув из неё, кончил следом. Но не перестал горячо целовать, так же плавно и тягуче. Параллельно с поцелуем, он обхватил член рукой и провел головкой вдоль складок, заставляя Грейнджер вздрогнуть от удовольствия, а затем вновь вошёл в неё, набирая прежний темп. Это было очень пошло, сперма, размазанная по столу, стекала на пол, а он продолжал двигаться в ней, пока у девушки вновь не наступил оргазм. Они алхимическая реакция, не иначе. Лучший секс. Когда тебе снится настолько прекрасный сон, что проснувшись, пытаешься запомнить все детали до единой. И сейчас он действительно запоминал: невесомость влюблённости, чистое наслаждение, подобное глотку воздуха после долгого нахождения под водой. Малфой знает, что черта не просто стёрта, а выжжена тяжестью их бремени. Внутри Драко уже успело созреть понимание, что вскоре этот её проникновенный взгляд затянется грозовыми тучами разочарования. Был ли Малфой жертвой в своей семейной драме? Точно нет, он лишь был слабее обстоятельств. Андромеда не была, Сириус не был, а Драко был, избрав самый лёгкий и эгоистичный путь. В этот момент она выдёргивает его из раздумий. — У меня есть для тебя подарок, — с воодушевлением говорит Грейнджер, потянувшись за школьной сумкой. — Я долго его искала, но думаю, это продвинет починку шкафа. Он правда не понимал, зачем она это делала. Только что Грейнджер занималась сексом с будущим пожирателем смерти, а теперь, даже не успев до конца одеться, помогала вершить ему зло. Добровольно, как будто это была рутинная помощь в выполнении домашнего задания. Грейнджер, не обращая внимания на реакцию слизеринца, продолжила: — При эксплуатации шкафов из-за колебаний влажности и температуры они могут деформироваться, из-за чего появляются сложности с их открыванием и закрыванием, и скорее всего работой, — она активно жестикулировала одной рукой, потому что во второй у неё лежала металлическая штуковина, похожая на гантелю. — Чтобы избежать этих проблем ты установишь этот выпрямитель для фасадов. Должно помочь улучшить его работу. Грейнджер резко замолчала, увидев, как его взгляд из туманной дымки нежности превратился в ледяной. — Зачем ты помогаешь мне? — он качает головой из стороны в сторону. — Зачем добровольно помогаешь вершить зло? У этого вопроса слишком явный подтекст. Так когда же сожаление и участливость превратились в эту тягучую тянущую влюбленность? Грейнджер не знала. — Дамблдор знает обо всём. — К горлу гриффиндорки подступает ком, который она сглатывает, продолжая: — Если ты провалишь ещё и это задан… — Harmonia Nectere Passus, — перебивает Малфой. — Я давно знаю, как его починить. В этот момент глаза цвета времени вспыхивают, её такой внешний вид: гордый, потерянный, а самое главное — до сих пор полуобнажённый, окончательно уверяет Малфоя, что его замысел — отвратительно верное решение. И если бы кто-то отказался от такой жизни, то Драко прожил бы свою снова. Пока гриффиндорка собирается спросить его о самом важном, круша в себе хрусталь робости, Малфой решает переходить к кульминационному моменту. Доказывать Грейнджер чистоту и светлость своих помыслов сейчас в его планы не входило, потому что помыслы были далеко не чистыми. За несколько секунд его глаза становятся больными, а руки тяжёлыми, негнущимися. Он заводит одну руку за спину. Одновременно с этим движением Грейнджер тянется к палочке, уже понимая к чему он ведет. Малфой не посмеет наложить на неё Обливиэйт. Она должна помнить каждый чёртов день, проведённый с ним в течение полугода. Гермиона не должна потерять эту ледяную улыбку нежности: потому что ради неё уже сожгла всех синиц и журавлей; потому что её любовь неожиданно распустилась прекрасными бутонами из ненависти; да хотя бы потому, что, чёрт возьми, есть одно правило для всех — никто не живёт дважды! И ей так хочется это сохранить. — Экспеллиармус! — выкрикивает девушка в надежде, что успела его обезоружить. Но ничего не произошло, потому что в его руках красовался стеклянный пузырёк, а на лице чистое недоумение. Блять, какого хуя! — Я… я… я… думала, ты хочешь наложить на меня… — Надеюсь, не Аваду. — …Обливиэйт, — заканчивает Грейнджер. Малфой хмыкает в ответ, но бегающий взгляд выдаёт обиду. — Да, Грейнджер, я всегда так делаю, — решает съязвить парень, — трахаю грязнокровок, а потом накладываю Обливиэйт. Он продолжал держать пузырёк в руках. — Но надо сказать, ты действительно очень проницательна, — произнёс Драко, откупоривая ёмкость. — Мой поступок продиктован эгоизмом, — она видит его кривую ухмылку в момент, когда он приподнимает пузырёк с зельем над головой на манер бокала во время тоста. — За тебя! — а затем выпивает ровно половину. — Драко, что это? — выкрикивает Гермиона, сорвавшись с места. Обрамляет руками лицо, заглядывая в омут его глаз. Он отступает на шаг и протягивает склянку ей. — Твоя очередь. Гермиона опускает руки. Они сейчас выглядели, как влюблённая пара из шекспировской пьесы. Грейнджер своими эмоциями придавала этой сцене такого трагичного антуража. — Посмотри на меня, — парень меняет тактику, голос становится мягким, тягучим. — Я не причиню тебе вреда. Они ещё не знают, но вот он — камень их преткновения, способный разрушать города и уничтожать империи. Это чистая философия. Философия взглядов, мнений, воспитания, чувств. Эмпирическое и теоретическое, чувственное и рациональное. — Я сказал, что если и предложу, то что-то весомое. — Когда он делает шаг вперёд, Гермиона хочет отступить, но стоит как вкопанная. — Думаю, что один день из своей жизни достаточно весомо, — Драко хватается за горло. — Давай же, если ты не выпьешь вторую часть, то лишишь меня жизни вообще. Малфой делает ещё один маленький шаг навстречу, отрывает руку от горла и заводит ей за шею, второй поднося пузырёк к губам. — Гермиона, пожалуйста, — её имя из его уст отрезвляет, девушка переводит взгляд, и Драко видит, как дрожат капли ярости на чёрной длине её ресниц. — Я скоро приму метку и стану пожирателем, ты в любом случае меня возненавидишь. Так дай же мне сделать в жизни хоть раз что-то хорошее. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности, когда здесь появятся пожиратели. Гермиона приоткрывает губы, не мешкая ни минуты, он вливает вторую половину. Когда Малфой рассказал Блейзу свою завиральную идею, тот посчитал действия друга серьёзным поступком, сумасшедшим и безрассудным, но поступком. Сам же он так не считал, видя в помощи Грейнджер скупой комплимент. Да, Драко не лукавил, это скупой комплимент, совершенно эгоистичное желание не разлучаться с объектом своей влюблённости. Впереди война, и если у Поттера что-то пойдёт не по плану, а если быть верным — “когда” у него пойдёт всё не по плану, слизеринец будет уверен, что у Грейнджер всегда есть этот день. Он не гениальный волшебник, как Фламель, он не дарил бессмертие, но наконец-то его камертон совести срезонировал правильно. Теперь на моральные скитания и исправления ошибок у него есть веская причина с глазами цвета жжёного миндаля. Его полюбивший эгоизм не мог забрать у неё чувство обострённой справедливости и нерациональный героизм, не мог отговорить от помощи Поттеру, так почему же не отдать ей день, как когда-то Перенелла Фламель отдала его своему мужу, с той лишь разницей, что у Малфоя были огромные планы на будущее и на Грейнджер.