Black white black white black white gray

      Вчера       в девятом часу вечера я снова слышал жужжание охранных дронов за окном офиса, со стороны складских корпусов. И ещё кое-что — ближе к одиннадцати ночи. Глухие хлопки, как если бы кто-то из химиков опять со скуки решил позабавиться с самодельными петардами. Тогда я не обратил на это внимания, скинул всё на слуховые галлюцинации своего уставшего от постоянной работы мозга. Всякое бывает, когда из-за завалов с документацией уже которую неделю приходится допоздна перебирать бумажки. Но это мне ещё повезло. Майк, мой хороший знакомый из отдела логистики, уже давно жалуется, что у них тоже не всё в порядке: в отчётах по поставкам и расходам всё чаще не совпадают цифры.       Сегодня       утром на нижних этажах была суматоха. Судя по всему, начальство недовольно работой охранников, а это не очень хорошо: опять ребята на КПП будут зверствовать. Как я узнал позже в кафетерии, охрану южного склада усилили парочкой роботов из тех, что были в запасе. Теперь я без конца вспоминаю те слова Майка о недостаче в отчётах. О том, что пропадают в основном продукты и прочие предметы первой необходимости, реже — одежда и мелкие детали. Вспоминаю все те дурацкие слухи, которые ходят среди сотрудников уже не первый месяц. И ещё кое-что. Не могу перестать думать о тех хлопках прошлой ночью. Мне всё ещё хочется верить, что они всё же не были выстрелами. Иначе всё даже хуже, чем мы все думаем. Хотя, казалось бы, куда уж хуже.       Вчера       подошло к концу очередное внеплановое добровольно-принудительное тестирование на профпригодность — так, кажется, они это называют. Никогда не любил эту дрянь, несмотря на то, что таких, как я, архивариусов она почти никогда не затрагивает. Разумеется, кого попало к работе с важными и часто абсолютно конфиденциальными документами никто не допустит, так что у нас свои ограничения и свои проверки, пусть и строже стандартных, но зато более упорядоченные и понятные. Но я остальным всё равно не сочувствую. Хуже, чем целую неделю нервозно бегать из кабинета в кабинет и бесконечно заполнять однотипные психологические тесты, — только разбираться с результатами и последствиями этих проверок на лояльность.       Сегодня       пришлось много копаться в базе данных сотрудников и вносить некоторые корректировки. У медиков и отдела генетических разработок, кажется, снова какие-то проблемы из-за Проекта, но это стало чем-то уже настолько обыденным, что я даже не удивляюсь, когда в очередном личном деле оставляю пометку «Профнепригоден». Этот — второй за месяц, но, к счастью, потеря не незаменимая, в штате без проблем найдут на эту должность кого-нибудь нового. Благо, кандидатов всегда хватает. На самом деле увольнение у нас — крайняя мера для особо безнадёжных; чаще «непригодных» просто перебрасывают из кабинета в кабинет, на другие должности и другие проекты. Кому-то и вовсе таких заморочек не нужно, хватает простого душевного разговора с начальством, — тут всё индивидуально. Так что беспокоиться не о чем. Разве что у специалистов по работе с проекциями дела обстоят совсем плачевно. Не моя забота, конечно, я вовсе не кадровик, но выглядит всё так, будто ещё немного, и им придётся снова открывать набор на освободившиеся места.       Вчера       на обеденном перерыве я как раз познакомился с одним из тех гиков, что работают с отрисовкой проекций. Среди прочих белохалатников эти ребята те ещё белые вороны: ни докторских степеней, ни выдающихся достижений во всех возможных научных областях; только пройденный здесь же, в BobSoc, ускоренный курс по работе с плотным светом и иногда в качестве приятного бонуса обширный опыт в гейм-дизайне за плечами. Тот парень, которого я повстречал, рассказал, что до того, как устроиться здесь, рисовал фоны для какой-то типичной сделанной на коленке гаражными энтузиастами инди-игрушки про зомби-апокалипсис. Мы немного поболтали за чашечкой чая обо всём на свете. Парень оказался славным малым, пусть и вёл себя как-то дёргано и немного нервно. Вскоре я узнал, почему: последний тест на профпригодность он с треском провалил. Он рассказал, что уже собирает чемоданы, чтобы вернуться домой. Что вечером планирует созвониться с людьми из какого-то кружка художников-постмодернистов со странным названием (не то «Мы все в порядке», не то «Теперь всё в порядке»), его туда уже давно зазывают. Насколько я мог судить, у этого парня уже было выстроено довольно много грандиозных планов на внезапно изменившееся будущее.       Сегодня       мы с моим новым знакомым случайно пересеклись в коридоре, когда я пытался разобраться с этим дурацким автоматом со снэками. Когда я окликнул парня, он посмотрел на меня абсолютно растерянным взглядом пустых, как у дохлой рыбы, глаз, и папку с документами едва не выронил из рук. А потом просто без лишних слов развернулся и ушёл. Вернувшись на рабочее место после перерыва, я даже его электронное личное дело проверять не стал — и без того знал, что свежепоставленной с утра заветной пометки там больше нет. Что ж, как бы я ни относился к таким методам борьбы с нехваткой персонала, стоит всё же признать, что конкретно этот способ довольно эффективен. Безотходное, чтоб его, производство. Всё же порой BobSoc абсолютно невыгодно терять хороших сотрудников. Наше дело не терпит возникающих из-за этого задержек, а работать с новичками обычно слишком долго и накладно. И тем не менее…       Вчера       кадровики — чтоб им всем отделом провалиться — осчастливили меня новостью о парочке новобранцев. Всю работу с документацией предприимчивые засранцы как обычно скинули на меня, аргументировав это своим вечным «ты-ж-архивариус», но, к счастью, проблем с этим никаких не возникло. Новенькие (обе — девушки лет двадцати семи), оказались дамами неглупым и рассудительными, и в рабочую суету влились почти сразу. Какой-никакой опыт взаимодействия с BobSoc'овскими у них уже имелся, и внутреннюю кухню они понимали достаточно хорошо, чтобы не соваться куда не надо и не тупить где не следует. В последние годы большая часть новичков именно такие. Из тех, чья учёба в университете по чистой роковой случайности выпала на Инцидент и его последствия. Для BobSoc тогда наступили тяжёлые времена Пост-Шока: несколько филиалов корпорации пришлось закрыть с концами, большинство учебных заведений при ней лишились аккредитации, волной пошли отчисления и увольнения по собственному желанию. О, чудные времена, когда кассиром в супермаркете работать было в разы престижнее и безопаснее, чем учёным из Всемирной Корпорации Зла. Теперь, когда былые ужас и потрясение наконец немного схлынули, многие из оставивших тогда свою альма-матер возвращаются. BobSoc не из тех мест, что отпускают так просто.       Сегодня       я по настоянию начальства провёл для новеньких небольшую экскурсию по своим владениям. Начиналось это всё как стандартная вводная лекция по архивно-информационной безопасности, но под конец мы скатились в типичную «старшее поколение делится мудростью веков» беседу. Моя жизнь престарелого библиотечного червя временами безумно скучна, так что я без раздумий воспользовался возможностью поговорить хоть с кем-нибудь ещё. Надеюсь, всё это было не просто так, и кого-нибудь из этих чудных дам передадут мне под руководство. Да, автоматический каталогизатор и Р-ИИ всё ещё незаменимые помощники в работе с архивами и огромными базами данных, но человеческий фактор никто не отменял. Я, увы, не молодею, и сидеть над всем этим становится всё труднее, так что самое время подыскать себе кого-нибудь на замену. А там — кто знает, быть может, рано или поздно я отработаю своё. Выйду на заслуженный отдых. Честно говоря, я так устал.       Вчера,       Сегодня,       Вчера, Сегодня       нескончаемая череда серых неразличимо одинаковых дней, из которой, кажется, уже давно нет выхода. Потерявший всякий смысл бег наперегонки со временем, единственная цель которого — пережить этот цикл и дойти до следующего. Взяв опыт из своего безнадёжно далёкого вчера, из последних сил вытерпеть это невыносимо тяжёлое сегодня, чтобы если не у тебя, то хотя бы у всех с тобой идущих был этот бесценный крохотный шанс сделать отчаянный и немного неуверенный шаг в завтра.       А завтра…       впрочем, чёрт его знает, что будет завтра. Можно гадать, что произойдёт, и, надеясь на лучшее, готовиться исключительно к худшему — как нам, людям науки, и положено. Можно молиться — кому угодно, но только не тому ополоумевшему спящему божеству, что, по словам других сотрудников, прячут где-то здесь, в никому не доступном отдалённом уголке Фабрики. Но ничто из этого больше не будет иметь значения. Я нахожусь здесь уже достаточно долго, чтобы это понимать. Мы уже давно потеряли всё то человеческое, что ещё оставалось в нас после того Инцидента. Словно что-то необратимо сломалось в каждом из нас в тот страшный день, и отголоски того ужаса всё ещё преследуют нас. Тогда все мы столкнулись с чем-то выше нашего понимания, а теперь у нас больше нет ни права, ни возможности отступать.       Именно поэтому       Завтра       я, как и каждый чёртов день до этого — как все последние безумные шесть лет работы в этом проклятом месте — проснусь за пять минут до будильника, встревоженный каким-то давно въевшимся в подкорки мозга странным чувством беспокойства. Так же, как и всегда, закину в рот уже заученным до автоматизма движением прописанные мне штатным психотерапевтом, доктором Монтгомери, таблетки. Так же, как и всегда, приду на свою любимую работу, и на следующие двенадцать часов вживусь в свою роль очередной исправно функционирующей маленькой детали огромного сложного кровожадного механизма. Один из тысяч точно таких же давно смирившихся со своим положением винтиков системы. Я буду просто послушно выполнять свои прямые обязанности, как и должен, не задавая лишних вопросов, не сомневаясь ни в одном из решений начальства.       В конце концов, это всё ради мира. Мы совершаем благое дело, пусть и не самыми этичными методами, но в этом случае цель более чем оправдывает средства. По крайней мере, я должен так думать. Нам всем следует думать так, иначе мы рано или поздно свихнёмся.       И да помилует Боже нас, сломанных людей, стоящих под дулом взведённого ружья.