***
— Сударь, я как погляжу, вы не в духе в последнее время...? Кажется, причина мне понятна, неужто мои догадки верны? - — Правда, прошу прощения, я сегодня действительно не в том настроении… Зачем я только сжег второй том… это была ужасная злость, не стоило мне поддаваться своим чувствам... - — Не карайте себя, Николай… Вы должно быть, сделали, что правда должны были, мир не должен узнать о нас, ведь вы написали целый том о запретном… Может лицами данных персонажей были не наши, но ведь мы оба знаем правду... — От этого мне тяжелее. Мне кажется, наша связь это ошибка. Общество слишком жестоко, чтобы принять такую любовь. - — Мне тоже так неоднократно казалось, и к величайшему сожалению, преодолеть это не в моих силах, и даже, должно быть, не в ваших, Николай… Это противоречит моим же желанием, ведь как назвать это ошибкой, если я мог бы умереть за вас, каждая ночь вдали — ад, где меня пытают черти. Я так желаю вас… Мог бы и на край света уйти вместе с вами подальше от злобных взглядов людей. Может мы и провинились перед господом, став посмертно грешниками, но если это так, то я готов быть грешным ради вас, готов жить с клеймом позора, чтоб хоть бы раз ещё коснуться вас… — Мне лестна ваша любовь. Она ослепила меня, затмила мой разум. Я был глуп, поддавшись сердцу, ведясь у него на поводу. В порыве чувств и страсти отдался тебе. Но вы не думайте, что я сделал это от тяжести одиночества. Я действительно ощутил что-то большее, чем просто пустоту внутри, когда впервые коснулся твоей руки. Холодная она согрелась моим теплом так же, как и мои руки вашим. Почему же тогда я считаю это глупостью? Ни один персонаж моих историй не был похож на меня. Вы можете сказать, что в каждом герое моих поэм заложена частичка автора, и я отвечу, что вы правы, как никто другой лучше понимающий. Но разве мои персонажи могли полюбить мужчину? Я сделал это за них. И за всех мужчин, кто любит женщин. Разве не вздор? Моя мать была бы в ужасе и вскоре от этой новости слегла бы с горячкой. Пытаюсь я вам, мой милый, донести, что мне чуждо это, я не могу свыкнуться. Не противлюсь природе, но и тяжко принять это мне. Я в смятении… — Как же я понимаю вас, милостивый. Я сам не стал бы никогда идти против того, что велено самой судьбой, не стал бы ей перечить, дуя губы от обиды, словно малое дитя… Но увы, неправильным я уродился, ох, как грешно же, как грешно и жалко… Вся жизнь моя, как книга — автором та написана и всё, что в ней есть, не в силах измениться, лишь под пером писателя в роде нас с вами. Я — жалкий персонаж, со своими строчками, одноразовым описанием и лишь одной ролью... Я не в силах измениться, никогда не смогу. Как бы не старался, маска на моём лице не желает более держаться, она трескается, падает, разбиваясь на куски, выявляя миру всему, кто я на деле… Уж простите меня. — Что вы говорите. Вы вовсе не жалкий персонаж. Если бы не вы, кем бы я сейчас был. Я был бы ужасно одиноким, злым, неподступным эгоистом, который думал о девушках, как об усмирении естественной потребности, как это делают многие. Я уверен, я бы использовал их, когда мой мозг затянулся бы алкоголем и начал вытекать из ушей. Я понимаю вас, нам обоим нелегко принять это. Но разве нам сейчас не делается хорошо, от того, что мы вот так сидим рядышком. Возможно, я лишь пытаюсь заглушить словами своё буйственное волнение внутри от того, что я не могу смириться. Мне хочется злиться от того, что я заставляю вас выслушивать мою томную речь. Вы слишком хороши для меня, Александр. Хороши во всём. В прозе, в личностных качествах, в характере. Вы идеал, каких не создашь в новоиспечённых произведениях. -… Эх, к чему же лесть? Я вам безмерно благодарен за ваши нежные слова, но каждое из них меня режет глубоко в сердце. Всегда кажется, что они станут последним, что я услышу из ваших уст, всегда страшно осознать, что вас может отобрать у меня что-то свыше, словно я не достоин вас и вашей любви… Все ждут от меня силы, все ждут от меня подвигов, великих свершений, но никто ни разу и никогда не задумывался о моей душе. Никто бы не подумал, что мне бывает больно, от чего я беспомощно роняю ночами слёзы, что не подобает мужчине, лишь вы всегда могли меня утешить, словно видя меня всего насквозь… С вами я чувствую себя настоящим, словно мне никогда и не придётся надевать маску сильного мужчины на своё лицо, растянутое для других в лживой, красивой улыбке, словно вы и не отвернулись бы от меня, узнав мою истинную сторону. С вами я живу, будучи настоящим, живу с открытым настежь сердцем, что я не боюсь повредить. Доверив вам, я могу его вручить в ваши нежные руки, даже не умоляя вас беречь его, ибо зная, что вы бы и поступили так, обращаясь с ним аккуратнее, чем с любым легко разбиваемым стеклом… Я весь ваш — пленный сетей, что вы сплели, но я не бабочка в ловушке паука — не стану биться в агонии, лишь бы избежать конца, наоборот, я бы держался в них до самой смерти если нужно, задыхаясь, голодая, но держался, ибо нет страшнее учести для меня, чем жизнь без вас. Одна лишь мука для меня, одно мучение, одна пытка — потерять вас, мой единственный, без возможности вернуть… - Александр, мне страшно. Страшно, что всё это взаправду. Неужели я так погряз в вас и вы во мне. Что это для вас? Действительно ли это любовь или это лишь забвение, недолгое, мучительное. Не погубит ли это нас, таких молодых и неопытных… Я сжёг второй том. Пока он горел, я вспоминал вас. Я видел этот огонь, таким же ярким казался огонь и в ваших глазах, когда вы разглядывали моё тело и душу. И мне чудилось тогда, будто вы стоите позади и осуждаете меня. А я бессильно павши перед деянием своих рук, впился когтями в деревянный пол, не в силах обернуться. Хотелось броситься в огонь. И нет ничего страшнее быть судимым вами. Это ужасная кара для меня. Вы писатель, каких я не видывал, но ваш талант не превосходит душу. Она чище любого глотка родниковой воды. Как может жить такой человек на нашей чёрствой земле. И как я могу быть избранным, что имею право быть с вами рядом? Не сошёл ли я с ума, господин? *На глазах Александра выступили слёзы* — Ох, Николай… Мне так больно… Даже не знаю от чего больше — от того, что это осознание действительности, иль от того, что всему этому не суждено сбыться. Есть ли в этом мире такое место, где мы не станем осуждёнными? Где нас не будут упрекать, где не будут клясться уничтожить нас, стереть с лица земли? Я бы сам создал мир для нас двоих, где я буду лишь вашим, а вы — моим, где мы и дальше будем тонуть друг в друге, без любой попытки спастись от данного проклятия. Я никогда не стану осуждать вас, никогда, хоть под предлогом смертной казни, да как только подумать так обо мне вы смеете, милостивый господин?! Неужто вы способны на подобные мысли, неужто вы действительно верите, что я стану бороться с вами и тем, что вы считаете вашей тёмной стороной? Вы нужны мне, Николай! Я хочу быть с вами. Рвать глотки, но быть с вами, рисковать всем, что есть, но быть лишь вашим до гроба! Готов я вырезать ножом на своём сердце ваше имя, готов отрекнуться от всех прежних устоев, от морали, что несу в творчестве своём, пойти поперёк всему сказанному в жизни до нашей встрече, готов и вовсе бросить в пропасть прошлое своё, но я хочу видеть ваше лицо по утрам и ночам, целовать ваши нежные губы с такой страстью, с которой прежде не целовал и не касался ни одной девушки на свете, глядеть в ваши очи, не отводя взгляда и не смея двинуться под чарами вашими. Пускай весь мир станет моим врагом, пускай сожгут мои произведения, стерев с лица земли все написанные мною строки… Да как-же так, сударь?! Неужто я настолько без ума от вас! *Повисло молчание* — Что вы... Я не думал о таком. Мне чудилось это, но я не думал. Старался не думать. Простите мне мою любовь. Я не могу выразить словами, ведь люди ещё не придумали слов, чтобы описать всю агонию внутри меня. Сдержанность моя покажется вам грубостью к себе, но поверьте, что это не так. Хочу касаться вас, ваших сильных плеч, кудрявых прядок ваших волос. Хочется сжать вас в своих объятиях. Мне хочется любить вас, хочется всего, в чем нуждается каждое живое существо. Позвольте мне сделаться счастливым и сделать таким же вас. Если вы позволите я буду стараться изо всех сил, отдамся Вам с головою, вырву душу, но сделаю-с так, как пообещал. И хоть вы рядом, но моё сердце трепещет не только от любви к вам. Что будет с нами, скажите, Александр? — — Вы… Вы правда готовы пойти на такое…? Вы правда любите меня настолько, что готовы пойти на подобные жертвы? Ох, милостивый, моя любовь… — — Да, я готов… Александр, я не смею шутить — -… Я готов позволить вам проявить мне всю любовь, я готов её отдать в ответ и вам без лишних раздумий. Николай, я люблю вас. —***