***
Гильермо не снимает плащ на протяжении всего пути домой. Для него в диковинку видеть мир глазами Нандора: как минимум, тот гораздо выше ростом. Но вот помимо привлекательных длинных ног… Гильермо не может взлететь, превратиться в струйку дыма или отгрызть голову тому бесячему типу на автобусной остановке, что, не прекращая, трясёт ногой и парит вейп. Даже в облике Нандора Гильермо всё ещё чувствует свой дезодорант. Шагнув за занавеску в небольшую каморку, в последние годы заменившую ему дом, Гильермо срывает плащ с плеч и швыряет его на пол. Затем падает спиной на тесную кровать и залипает взглядом на низком кривом потолке. Чувства. Гильермо прокручивает это слово в голове, осторожно пробуя его на вкус. В какой-то момент он оказывается настолько перегружен этим самоистязанием, что в самом деле клацает зубами и прикусывает язык. Он кричит в подушку, затем вспоминает, что эта самая подушка успела повидать, и кричит ещё отчаяннее. Всё равно дома никого нет. Боже, ну что за херня. Не то чтобы он совсем слеп. Он определённо понимает, что его преданность Нандору — нечто большее, чем стремление натирать до посинения все поверхности в доме в отчаянной надежде на то, что хозяин однажды обратит его. Нет, он всегда смутно осознавал, что готов преступить границы разумного. Каких усилий бы это ни стоило, он готов пойти на что угодно ради Нандора. Он убивал ради него. Даже до того, как стал охотником, уже убивал. Но всё это лишь обычные вампирские заскоки. Они забираются тебе в голову и выносят нахрен последние мозги. Вы вот видели хоть один фильм, в котором между вампиром и его фамильяром были бы нормальные рабочие отношения? Фамильяров постоянно показывают кем-то вроде чудных домашних зверушек: безотказных, пресмыкающихся, закапывающих трупы и обнажающих шеи по первому требованию. Он, безусловно, восхищается хозяином. Нандор — один из древнейших вампиров: сложенный будто падший бог и требующий к себе соответствующего отношения. Гильермо не то чтобы мечтает быть с Нандором, скорее жаждет стать им. И раз уж это по-прежнему остаётся чем-то невозможным, он готов довольствоваться простым присутствием хозяина в своей жизни, понимая, что не может рассчитывать на большее. Разве это так уж противоестественно? Гильермо проходится по каждой знакомой отговорке и отбрасывает их одну за другой, будто лук от кожуры очищая режущую глаза правду. Кого он вообще пытается обмануть? — Пиздец, — бормочет он, обращаясь к давящим стенам пустого полуразрушенного дома. Те оставляют его без ответа.***
Должно быть, в какой-то момент он достаточно выматывается, чтобы уснуть. А когда просыпается, ему кажется, что он закрыл веки лишь мгновение назад. Кто-то энергично его растряхивает, и Гильермо дёргается, широко распахивая глаза, как только узнаёт эти прикосновения. Его голова с грохотом врезается в стену. Холод рук Нандора чувствуется даже сквозь свитер и рубашку. — Хозяин?.. — растерянно лепечет Гильермо. В висках стучит, и он чувствует оставшийся на щеке отпечаток от неснятых перед сном очков. Если так подумать, он не может вспомнить, когда в последний раз у него получалось полноценно поспать. — С добрым утром, — недовольно хмыкает Нандор. — Потрудись-ка объяснить мне, почему, вернувшись домой, я нахожу своего телохранителя спящим на службе? — Извините, я, эм… — Гильермо моргает, пытаясь отделаться от сонливости. — Ласло попросил меня… — А это что? — игнорирует его ответ Нандор, подбирая с пола скомканный Плащ-копирку. — Ты что, украл его у Ласло? Надеюсь, ты не делал с его помощью ничего мерзкого, маленький ты изврат. — Что? Нет, он меня попросил… Гильермо запинается, наконец обратив внимание на хмурую складку меж бровей Нандора и измождённый блеск его глаз. — Хозяин, вы в порядке? В такие моменты, как этот, Гильермо тяжелее всего представить своего хозяина устрашающим военачальником, каким тот был семьсот лет назад. Нандор понуро опускает плечи и надувает подрагивающие губы. Самым подходящим описанием для него сейчас, по крайней мере по мнению Гильермо, было бы — жалкий. — Нет, я не в порядке! — Нандор швыряет плащ обратно на пол и пинает его с такой силой, будто у них какие-то личные счёты. — Мэг, любовь всей моей жизни, отвергла меня! Она сказала, что её привлекают только девушки, и что дело не во мне… Я и забыл, что такое бывает! — Хм, — хмурится Гильермо. — Получается, всё это время вы полагали, что мир целиком состоит из бисексуалов? Было неплохо об этом узнать. — Да не в этом дело, Гильермо! — зыркает на него Нандор, сжимая кулаки. — Мне сердце разбили! И слава Богу, вот серьёзно. И всё же Гильермо ненавистно видеть Нандора таким: стенающим, жалеющим себя и разводящим лишнюю суету. Гильермо тянется к нему и изображает, будто похлопывает его по руке, при этом не касаясь на самом деле, всё ещё слишком опасаясь притрагиваться к нему. — Мне жаль, — осторожно произносит он. — По крайней мере… По крайней мере это никак не связано с вами как личностью, верно? Просто ей не нравятся парни в этом смысле. Нандор кривит лицо будто маленький ребёнок: — Но я люблю её, — дуется он. — Сейчас это ранит, но… Вы знаете, — вздыхает Гильермо, пробегаясь рукой по волосам. Можно ведь и сказать. От того, что он скажет это вслух, реальность волшебным образом не изменится. — Вам встретится кто-нибудь другой. Кто-то, кто… будет интересоваться парнями. — Не будет никогда никого другого! — категорично заявляет Нандор и, развернувшись на пятках, стремительно вылетает из комнаты.***
Но, как оно водится, появляется и кто-то другой. Как только Нандор снова начинает исчезать хрен пойми куда, Гильермо сразу всё понимает. Понимает, потому что уже сталкивался с этим. Дважды с тех пор, как стал его фамильяром. И всё же Гильермо относится к своим обязанностям телохранителя более чем ответственно: только Надя и Ласло начинают подозревать, что Нандор в опасности, как Гильермо тут же ударяется в панику, зацикливается на этом и позволяет им под ручки привести себя прямо в номер отеля. Так что это их он должен поблагодарить за яркую и незабываемую картину того, как его хозяин шпилит шестидесятилетнюю женщину поздним вечером в четверг. С целой командой операторов, снимающих его реакцию. Великолепно! Конечно, он не впервые ловит Нандора на горяченьком с поличным (Боже, это ещё цветочки), но ещё никогда ему не приходилось оказываться так близко. Даже если он закроет сейчас свои уши, всё равно не сможет расслышать эти шлепки: словно они пробрались в его голову и решили остаться там навсегда. А дальше всё вообще катится в Тартарары со скоростью сошедшего с рельсов локомотива, что лишь доказывает: Нандор, без сомнений, вот-вот в очередной раз разобьёт себе сердце. И только понимание этого удерживает Гильермо от утопления головой в унитазе. Что может показаться немного бездушным с его стороны, но приходится отключать внушительную часть своей эмпатии, если хочешь успешно справляться с такой работой. И если после для душевного успокоения ему придётся одеть очередной труп в одежду Нандора, чтобы с излишним воодушевлением смотреть любимый фильм хозяина, положив голову тому на плечо, то что в этом такого? Это уже дело самого Гильермо, ладно? Отвалите. Всё равно всё идёт, говоря словами Ласло, по причинному месту. Ну и контрольный в голову: Нандор обращает Гейл без каких-либо раздумий. При том, что она даже не хотела быть вампиршей. Да и вообще, обращать оборотня в вампира наверняка должно быть незаконно. Ну правда, разве их не ждут серьёзные последствия за это? Но Нандору, конечно же, плевать. Его ничего не волнует, кроме спасения возлюбленной. А вот если бы Гильермо умер от удара футбольного мяча в голову, Нандор просто швырнул бы его труп в огромную выгребную яму, в которой они хоронили других фамильяров. Но когда Нандор улыбается ему, Гильермо сразу забывает об этом дерьме. И вообще, он начинает думать, что где-то его обвели вокруг пальца.***
Ночь проходит, а следом и день. Кажется, Нандор готов жить дальше. Гильермо решает, что готов последовать его примеру. Последние пару месяцев оказались довольно стрессовыми. Слишком уж он разоткровенничался с одной едва знакомой администраторкой: чего уж там, позволил ей залезть себе в голову. Очевидно же, что раз он не мог целиком и полностью посвятить её в тонкости отношений между вампиром и его фамильяром, то все её слова — не более, чем ложная надежда. У него под кроватью всё ещё пылится тот самый Плащ-копирка в ожидании непонятно чего, мозоля мысли каждый раз перед сном. Иногда Гильермо кажется, что он слышит разносящийся по комнате шёпот, повторяющий его имя. Так что с недавних пор всё свободное время он старается посвящать домашним обязанностям. Все лампочки в люстре из роскошно обставленной гостиной разом перегорели накануне ночью, так что Гильермо забирается на шаткий стульчик и заменяет их одну за другой, пока Надя и Ласло, уединившись на стоящей неподалёку кушетке, спорят о необходимости нанять себе нового фамильяра. По всей видимости, они не считают нужным свалить и обсудить это в любой другой из многочисленных комнат этого дома. — Я понимаю, что они мрут как мухи, но Ласло, дорогуша, не забывай, что я слишком занята в Совете! — восклицает Надя, излучая гордость, как и всякий раз при упоминании её новообретённого призвания. — К тому же, разве не будет лучше, если фамильяр умрёт до того, как успеет слишком сильно к нам привязаться? Она поднимает взгляд на Гильермо и тайком показывает ему большой палец, на что тот лишь закатывает глаза: — Вы же знаете, что я всё слышу, да? — Ох, порой я забываю, на что способны ваши жалкие человеческие ушки, — отвечает Надя, ни капли не смутившись. Рука Гильермо замирает на лампочке, которую он начал вкручивать прямо за мгновение до начала этого абсурдного разговора. — Так вы думаете, что я… слишком привязался к Нандору? — Чёрт возьми, Гизмо, — скулит Ласло сквозь лающий смех. — Привязался — это ещё мягко сказано. — Ну правда, — добавляет Надя. — Ты постоянно вьёшься вокруг него хвостиком. Как пятая нога. Или гигантский прыщ. Или, не знаю, второй пенис... — В точку, — ухмыляется Ласло. — Возможно, если бы ты чуть меньше копался в его исподнем, то был бы не таким бесполезным, а? Лампочка выпадает из рук Гильермо. Она разбивается о ковер, превращаясь в крохотную унылую кучку стекла. — О чём я и говорю, — добивает его Ласло. Понадёжнее ухватившись за спинку стула, Гильермо осторожно спускается и принимается подбирать осколки, стараясь не порезаться: лишь бы только избежать странных непристойных комментариев о своей крови от Нади и Ласло. — Вы же знаете, что я всем вам прислуживаю? — уточняет он, продолжая прибираться. — Конечно, Нандор — мой хозяин, но я, правда, считаю, что вы, ребята, моя семья… — Ой, да отъебись. — Пора бы перестать обманывать себя, Гильермо, — вздыхает Надя. — В последнее время от тебя несёт отчаянием ещё больше, чем обычно. Следующий кусок стекла, что он подбирает, разрезает подушечку большого пальца. Капля крови медленно скатывается до фаланги. Избежать комментариев не удаётся.***
В ближайший свой выходной Гильермо ставит для себя цель выбраться, наконец, из дома. Его всё уже доконало. Когда в последний раз он тусил с друзьями, а не сраными козлами? Так что он решает позвонить Джереми. Тому самому, которого избегал, начиная с попытки принести его в жертву по прихоти своего хозяина, ведь в итоге имел счастье лицезреть, как тот потерял свою девственность с вампиром в латексном бдсм-костюмчике на самой отстойной оргии в мире. Да, порой приходится взять себя в руки, чтобы найти силы снова посмотреть кому-то в глаза. Они встречаются поужинать в небольшом местечке в пригороде, и нельзя не заметить, насколько Джереми успел измениться: слишком много геля на собранных в хвост волосах, и ещё портупеи поверх рубашки. Гильермо думает, что тот выглядит нелепо, и даже демонстративно одёргивает свой цветастый кардиган, делая акцент на собственной добропорядочности, стоит официанту подойти к ним. Но, наверное, Гильермо всё же рад, что Джереми успел разобраться в себе и прийти к внутренней гармонии. Приятно вновь с ним увидеться. Правда, есть в этом что-то сюрреалистичное. Гильермо уже давненько не следил за матчами в Фортнайте и успел позабыть, каково это — проводить время с кем-то из того мира, частью которого он был в прошлом. Мира, полностью заполненного лузерами-затворниками, держащимися друг за друга с такой отчаянной преданностью, что в качестве сравнения на ум приходят лишь древнеримские гладиаторы, запертые в бойцовских ямах. Они немного болтают ни о чём, но затем Джереми принимается балаболить о том, насколько приветливым оказалось общество бурлеска, и Гильермо натянуто улыбается, выдавливая из себя всю несуществующую поддержку. — Знаешь, я теперь тебе по гроб обязан, — говорит Джереми после детального, даже чересчур, описания тематического стрип-шоу, которое он посетил со своим новым парнем на этих выходных. — Ох, да что ты… — Я не шучу, — Джереми наклоняется вперёд с такой решимостью, что Гильермо считает это весьма тревожным знаком. — Если бы ты не пригласил меня на ту вечеринку, я бы по-прежнему торчал у матери в подвале и сливал деньги на всякую хуету в Дискорде. — Ну, знаешь, это даже не моя идея была, так что… — Гильермо пожимает плечами и прочищает горло. — Но я всё равно за тебя рад, Джереми. — И я ценю это, — тот улыбается и отпивает немного пива. — А что насчёт тебя? Теперь, когда я своего рода гигачад, я должен был спросить. Хотя, если честно, я вообще не помню, когда ты последний раз с кем-то встречался. Гильермо пережёвывает следующий кусок своего бургера гораздо дольше, чем оно необходимо или даже социально приемлемо, после чего всё же отвечает: — Ну последний раз был никогда, так что… м-да. — Что? Гильермо, да это же свихнуться можно! Пора вытаскивать тебя из этой скорлупы. — Джереми, парень, что и сам-то ещё был девственником меньше года назад, стучит костяшками по столу. — Никогда не хотел полноценно войти в мир БДСМ? Вообще-то это действительно, вот серьёзно отличный шанс, чтобы познакомиться с кем-нибудь. Вот вообще без шуток, чувак. Гильермо зажато усмехается. — Да я как-то не заинтересован. — Ой да ладно, хотя бы подумай об этом! — Стоило дурацкой идее ударить в голову, как Джереми становился одержим ей, как тупенькая собака бывает одержима погоней за своим хвостом. В старшей школе Гильермо без труда мог сказать, когда тот замышлял что-то идиотское: в такие моменты кровь носом шла у Джереми ещё чаще, чем обычно. — Я не хочу это обдумывать, — вежливо, но твёрдо отвечает Гильермо, что и становится ключом к успеху. — Я полностью доволен своей жизнью. Он действительно слишком увлёкся инстаграмными аффирмациями в последнее время. — Полностью?.. Гильермо, да ты ни капельки не доволен. — Ну, возможно, я наконец осознал свои безответные чувства кое к кому, кто никогда в жизни не ответит мне взаимностью, так что, может, мы уже закроем эту тему? Блять. Господи Боже, он уже на грани. Вот что случается, когда месяцами твой единственный собеседник — оператор доставки еды. Но, к его счастью, Джереми всегда был таким же, если не большим, социальным неувязком. — О ком речь? — растерянно интересуется тот с широко распахнутыми глазами. Гильермо на мгновение вгрызается зубами в основание своей ладони, после чего отвечает еле слышно: — О моём боссе, — бормочет он пристыженно, будто сознаваясь в самом тупом за свою жизнь проступке. — Твой босс… — Джереми задумывается на мгновение. — Тот парень с деревянным членом? — Нормальный у него член, — ущемляется Гильермо. — Ну, под всем этим… — Ну раз ты видел его член, считай, что первый шаг уже сделан. Гильермо не очень-то хочется уточнять, сколько на самом деле раз он уже успел его увидеть. — Но я даже не уверен, в этом ли проблема, — поспешно добавляет он. — Я прошел через кучу странного дерьма, так что теперь немного сложно понять, в любви ли дело… Ну то есть, да, я бы сделал ради него что угодно. Точнее… уже делал. Но это просто моя обязанность как его подчинённого, верно? Да и не нужно любить кого-то, чтобы быть готовым убить за них, ведь так? Чисто гипотетически, конечно. Он опрокидывает в себя остатки выпивки и поднимает руку в попытке привлечь внимание ближайшего официанта. — Чувак, как по мне, ты голову потерял от любви, — добродушно смеётся Джереми. Стоит официанту подойти, как Гильермо поворачивается к нему с широко открытыми глазами. — Мне двойную водку, пожалуйста. Неразбавленную.***
Водка срабатывает на отлично. Они с Джереми отжигают так, как не отжигали уже… да никогда за всю свою жалкую лузерскую жизнь. По крайней мере Гильермо. А вот Джереми, похоже, в последнее время вообще ушёл в алкогольный отрыв. Даже ночь понемногу подходит к концу, что наверняка крайне скверный звоночек. Гильермо напивается настолько, что в какой-то момент обнаруживает себя сидящим за столом в баре, и на секунду его посещает дебильная мысль, что он сюда телепортировался. Зато он начисто забывает о Нандоре, а значит, он на верном пути. После целой вереницы баров и неоправданно дорогих коктейлей, Джереми уламывает Гильермо посетить свой самый любимый клуб в городе. Одну погрязшую в тумане поездку в такси спустя Гильермо хватает лишь взгляда на мигающую красным неоном вывеску «ТРАХОДРОМ», чтобы прийти к логичному умозаключению: на этой прекрасной ноте пора валить домой. Он как раз спорит об этом с Джереми, когда на периферии его зрения из бордовых дверей выскальзывает знакомая тёмная фигура, закутанная в поношенную парчу: единственный человек на этой планете, который может надеть шейный платок в клуб для фетишистов. Ласло замечает его раньше, чем Гильермо успевает даже помыслить о побеге. Он вальяжно подходит ближе с ухмылкой на пол-лица. — Так-так-так, — тянет вампир. — Либо у меня галлюцинации, либо ты, Гизмо, куда более поехавший, чем я себе представлял. Вот насколько Надя и Нандор были бы против, если бы прямо сейчас Гильермо толкнул Ласло прямо на остриё стоящей рядом ограды? Может, у него получилось бы подделать это убийство под несчастный случай? — Абсолютно точно нет, — отвечает Гильермо. — Это не… нет. И нет. Он выпрямляется, чтобы выглядеть немного выше, говорит чётко и отрывисто, будто с псом, собравшемся гадить в неположенном месте. — Нет! Улыбка Ласло лишь шире расползается по лицу. — Я всегда подозревал, что на самом деле ты тот ещё распутник, но боже ты мой, — сообщает он. — Хрень, что творится в этом здании… Не подумал бы, что у тебя железные яйца. — Нет же, — с трудом протестует Гильермо. — У меня не… — Меня тут вертели, как хотели. Даже по моим меркам это немного жёстко, — продолжает Ласло. — Я чертовски долго живу на этом свете, но дымоход мне до этого никто не прочищал. Он выныривает из туманного воспоминания и награждает Гильермо острым взглядом. — Знаешь, у меня и так не было к тебе ни тени уважения, но если вот так ты развлекаешься в свободное время… — Да говорю же — нет! — восклицает Гильермо. — Я здесь со своим другом. Он оглядывается в поисках Джереми и понимает, что облажался. Чёрт, этот парень что, не мог и пяти минут вытерпеть отсутствия бандажа и члена в жопе, или какой хернёй он там занимается? — Точнее, он уже ушёл, но… Полный восхищения взгляд Ласло мог бы потопить второй Титаник. Да пошёл он нахуй, вот серьёзно. — Пожалуйста, не рассказывай Нандору, — сдавшись, бормочет Гильермо. — Я сохраню твой секрет, дружище, — обещает Ласло и подмигивает ему, прежде чем свернуть в ближайшую подворотню и выкрикнуть: — Мышь! После чего скрывается в ночном небе.***
Так как издёвки Ласло посреди улицы сами по себе оказываются недостаточно отрезвляющими, на обратном пути Гильермо останавливается, чтобы умять кебаб, почему и возвращается домой до опасного близко к рассвету. Из отражения в коридорном зеркале на него смотрит очень измотанный неопрятный мужчина, обсыпанный блёстками. Гильермо не может вспомнить, когда успел вляпаться в блёстки. Приглушённый голос на затворках разума напоминает, что ему стоит пойти и уложить Нандора спать: это очень важная обязанность, и Гильермо всегда серьёзно к ней относился. Ведь только выполнение этой нелепой рутины даёт ему возможность подержать Нандора за руку. Так что он, пошатываясь, взбирается по гниющей деревянной лестнице, с трудом не спотыкаясь о нелепые старые ковры, устилающие каждый дюйм пола. Ну или почти каждый, особо сильно это задачу не упрощает. Когда он добирается до покоев Нандора, хозяин ожидает его, устроившись с книгой в углу небольшого диванчика. Его воротник заляпан кровью. Видимо, с утра Гильермо придётся разбираться с последствиями. — Наконец-то! — восклицает Нандор, стоит тому ввалиться в комнату. — Сегодняшние жертвы были такими бойкими, Гильермо, как же они меня вымотали! — Угу, — невнятно мямлит Гильермо. — Давайте уложим вас в гроб. Нандор останавливает свою ладонь возле протянутой руки Гильермо и принюхивается. Он тянется и касается размазанных по шее Гильермо блёсток в том месте, где расстегнута верхняя пуговица его рубашки. — Ты пьян, — выносит он свой вердикт. Абсурдно, но из его уст эти слова звучат как обвинение, будто это не он пару мгновений назад рассказывал об убитых и обескровленных им невинных людях. — В говно, — соглашается Гильермо, не способный собрать в голове расплывающиеся мысли. Да и что ещё он может сказать? Его сердце гулко бьётся в груди. И он уверен, что Нандор почувствует это, раз уж его пальцы задержались прямо над его артерией. — Так значит, это правда, — разочарованно вздыхает вампир и отдёргивает руку. — Ласло рассказал мне, что видел тебя в «Траходроме». Во-первых, чёрт бы тебя побрал, Ласло. Во-вторых, почему Нандор вообще знает о существовании этого Траходрома? И что за хрень там творится? Теперь Гильермо до смерти хочется об этом узнать. — Он ошибся, — сонно отвечает Гильермо, не готовый участвовать в зарождающейся ссоре. — Я просто оказался неподалёку. Нандор подозрительно прищуривается на мгновение, но затем расслабляется, не уловив лжи. — Хорошо, — объявляет он, оперевшись о ладонь Гильермо, и шагает в свой гроб. Он устраивается поудобнее, укладывая голову на меховую подушку. — Меня не прельщает мысль о всяких извращенцах, лапающих моего фами… Уголки его губ приподнимаются в лёгкой улыбке, и он исправляет себя: — Моего телохранителя. Гильермо фыркает, закатывая глаза. — Почему? — интересуется он. — Только вам можно меня лапать? Когда он бросает взгляд на Нандора, то обнаруживает, как тот ошарашенно пялится на него в ответ: глаза широко распахнуты, и рот приоткрыт в удивлении. Внутри у Гильермо всё рушится. Этот момент растягивается в удушающую давящую вечность. Наконец Нандор мягко спрашивает: — Тебе этого хочется, Гильермо? Унижение разгорается в груди охотника адским пламенем. К своему удивлению, он чувствует, что зарделся от смущения. — Не обращайте на меня внимания, — просит он, пытаясь звучать легко и непринуждённо. Не выходит. Голос всё равно выдаёт, насколько он опустошён и надломлен. — Я напился. Даже сам не понимаю, что несу. Нандор хмурится, и это уже перебор. Гильермо, не оглядываясь, тянется к крышке гроба, и его ладонь соскальзывает с защёлки, из-за чего крышка захлопывается слишком быстро и с оглушительным грохотом. — Гильермо, твою мать! — приглушённо выкрикивает Нандор. — Мой нос! — Спокойной ночи, хозяин, — бросает Гильермо, вылетая из комнаты. Перед глазами плывёт, и каждая извилина мозга спешит напомнить ему, какой же он идиот. Стоит ему завернуть за угол, как он натыкается на скалящегося Колина Робинсона, шагающего навстречу со светящимися голубыми глазами. Ну очень сложно не поддаться искушению и не спихнуть его с лестницы.***
Они делают вид, что ничего не произошло. Вечерняя рутина протекает без изменений. Гильермо будит хозяина с улыбкой, хоть и потрепанный изнеможением и убийственным похмельем, помогает ему одеться и обрызгивает Нандора с ног до головы его любимыми духами. Тот держится тише, чем обычно, пока Гильермо хлопочет вокруг него, и его молчание ощущается до жути неправильно. Нандор открывает рот лишь когда Гильермо берётся за гребень. Ещё одна обязанность, к которой Гильермо относится серьёзно: он медленно расчёсывает локоны, мягко придерживая каждый пальцами, чтобы не оттягивать кожу головы. — У тебя хорошо получается, — практически шепчет Нандор. На мгновение Гильермо кажется, что ему послышалось. Его ладони застывают и опускаются меж лопаток Нандора. — Что? — переспрашивает он. — Это комплимент, — фыркает Нандор. — Ты принимаешь его или нет? — Принимаю, — хихикает Гильермо. — Спасибо. Кажется, Нандор хочет добавить что-то ещё, и у Гильермо аж дыхание спирает от томительного ожидания. Он с облегчением выдыхает только когда Нандор привычно ворчит: — Давай уже, возвращайся к делу. Гильермо слушается. В такие моменты, — моменты каждодневной безмятежности, — Гильермо по-настоящему осознаёт, насколько Нандор в его власти. Сила эта кружит голову и щекочет нервы под кожей; на последнем движении по волосам Нандора Гильермо допускает ошибку. Нандор негромко шипит от боли, когда его голова дёргается, и шокированно оборачивается на него, инстинктивно обнажая клыки. — Простите, хозяин, — улыбается Гильермо. — Рука соскочила.***
Под ярким сиянием полумесяца Гильермо ловит притаившегося в глубине сада вампира, сокрытого тенью одного из премерзких эротических топиаров Ласло. Он хватает вторженца со спины и, нанеся несколько ударов, заваливает на лужайку. Вогнав кол в сердце вампира, Гильермо смиренно закрывает глаза, чтобы защитить их от брызнувшей в лицо струи крови. Не стоило ему в это влезать. Это уже третий вампир, пойманный им за последние пару недель. Вполне достаточно, чтобы почувствовать что-то неладное, но не настолько, чтобы сказать, в чём же всё-таки проблема. Вторженцы даже не пытаются проникнуть в дом, лишь снуют вокруг и чего-то выжидают, а значит, Гильермо, как телохранителю, теперь приходится устраивать ночные патрули. Слава Богу, что существуют кофейные зёрна в шоколаде. Он уже спешит к сараю закопать тело, когда его пугает подкравшийся в виде летучей мыши и резко обратившийся Нандор. — Чем занят, Гильермо? — спрашивает он, подозрительно оглядывая своего телохранителя. Закончив визжать, как придурок, Гильермо выпрямляется во весь рост и оттягивает подол свитера. — Выполняю свою работу, — поясняет он, запыхавшись. — Защищаю вас. Нандор недовольно рычит, стоит ему перевести взгляд на труп у ног его телохранителя. — Чёрт бы тебя побрал, Гильермо, — ноет Нандор. — Снова убил вампира? Чего ради? У тебя зависимость от убийств, что ли? — А что ещё мне оставалось делать? Они без конца что-то вынюхивают у дома! — возражает Гильермо. — Или, может, стоило вежливо попросить их уйти? — Именно! — Ну, я уже пытался поговорить с одним из них, и он чуть целый кусок от меня не отгрыз. — Гильермо тяжело вздыхает и складывает руки на груди. — Что-то происходит. Я начинаю думать, что вся эта тема с Советом Вампиров была всего лишь ловушкой. — Да как ты смеешь! — вспыхивает Нандор. — Думаешь, мы получили эту должность не своими заслугами? — А разве не моими заслугами? — парирует Гильермо. — Вроде как, это я в одиночку убил всех вампиров из Совета. — Так вот в чём дело? Тебе не нужно убивать, чтобы получить наше признание, Гильермо. Охотник хватается за волосы и пытается припомнить хоть какие-нибудь упражнения для самоконтроля, которым обучал его психолог. — Как скажете, — качает головой он, и это звучит намного вежливее, чем слова, вертящиеся у него на языке. — Вы поможете мне с телом? Нандор явно выбит из колеи этим вопросом, так что Гильермо ожидает получить стандартное: «Конечно нет, Гильермо, вообще-то, это твоя работа», — но Нандору удаётся его удивить. — Давай начнём с того, что ты вытащишь из него кол. Это пиздец как вредно для здоровья. Гильермо не спорит и кладёт ладонь мёртвому вампиру на плечо, чтобы было удобнее вытягивать кол из его сердца. Нандор, вместо того, чтобы помочь, лишь отвлекает его, делая вид, что его вот-вот стошнит. В конце концов Гильермо всё же удаётся с достаточной силой дёрнуть застрявшее меж ребер и хрящей оружие. Он победно вскидывает руку в воздух. — Готово! — радостно провозглашает он. — Не тыкай в меня этой штукой! — шипит Нандор, будто напуганный кот, и отступает назад. Гильермо переводит взгляд с окровавленного кола на охваченное ужасом лицо хозяина и ухмыляется. — Виноват, — соглашается он и отбрасывает оружие в сторону. — Ага, — с облегчением выдыхает Нандор. — Виноват. Он удостаивает труп перед ним долгим напряжённым взглядом, после чего интересуется: — И что, по-твоему, я должен с этим делать? Временами беспомощность Нандора выбивает Гильермо из колеи. Ему приходится объяснять хозяину весь ужасающий процесс избавления от мёртвых тел от а до я: эдакий быстрый экскурс в тяжелейшую часть его работы (которая, тем не менее, стала для него настолько обыденной, что даже говорить об этом вслух больше не кажется странным). Нандор активно кивает на протяжении всего объяснения, хоть Гильермо и не уверен, что тот действительно его слушает. Но даже если и так, стоит Гильермо закончить говорить, как брови вампира взлетают вверх, словно он действительно остался под впечатлением. — Ты делаешь это каждый раз, когда я съедаю кого-нибудь? — интересуется он. — Конечно, — тяжело вздыхает Гильермо. — Ты крайне странный молодой человек, Гильермо. Ну да. С этим и не поспоришь. Избавляться от трупа в разы легче благодаря сверхъестественной силе Нандора, но этот плюс моментально обесценивается устроенной им же неразберихой и постоянными причитаниями о том, что стоит просто засунуть труп в печь. И не важно, сколько раз Гильермо объясняет, что нет, не стоит. К моменту, когда они заканчивают, оба оказываются обляпаны до смешного нелепым количеством крови и грязи. Гильермо уже заранее мутит от той лапши, которую ему придётся повесить на уши сотрудникам прачечной, потому что даже запатентованный им Супер-кровевыводитель не потянет эту задачу. Кроме того, он даёт себе обещание больше никогда не просить Нандора помогать ему с делами по дому. Но хоть всё и пошло наперекосяк, сам факт того, что Нандор согласился ему помочь, оставляет в сердце приятное тепло. Гильермо понимает, что дно уже близко, когда ему удаётся рассмотреть романтический подтекст даже в предложении хозяина вместе избавиться от трупа. Ну и чтобы добить его, Нандор с милейшей улыбкой на перепачканном лице сообщает: — Хватит на сегодня, теперь иди и приготовь для меня ванну. Можно подумать, что он специально давит прямо на больную мозоль, будто работа на него сама по себе не является для Гильермо олицетворением одной большой психологической пытки. Гильермо сразу же стартует в ванную. Даже когда его очки запотевают от горячей воды, мысли всё равно продолжают вертеться возле того, что ему предстоит сделать этой ночью. Велик шанс, что за ними кто-то охотится, и раз уж на то пошло, Гильермо готов протыкать сердца столько, сколько от него потребуется. Ну а до тех пор он собирается провести не менее часа рядом с абсолютно раздетым Нандором, и это определённо стоит того, чтобы убить любого, кто посягнёт на жизнь его хозяина.***
Когда Гильермо покидает ванную комнату (его сопровождают мыльная пена на свитере и непередаваемое отчаяние в глазах), то ни капли не удивляется, увидев Колина Робинсона, снующего рядом с хищной улыбкой на лице. — Эй, спасибо, что устроил для меня пирушку, — довольно мурлычет тот. — Клянусь, твой недотрах скоро вырастит мне новую копну волос. — Завались, — досадно цыкает Гильермо. Колин Робинсон лишь пожимает плечами. — Ты прямо на блюдечке мне подносишь ассорти из подавляемой похоти и безнадёжного одиночества, и я собираюсь серьёзно откормиться, — говорит он. — Не то чтобы я мог отказать себе в этом удовольствии, приятель. — Круто. Не подавись только. — Я собираюсь продолжать наедаться до тех пор, пока ты не разберёшься со своими чувствами, — продолжает Колин Робинсон. — И думаю, это надолго. Возможно, вплоть до твоей смерти, если тебе интересно моё мнение. Гильермо бросает выразительный взгляд на воображаемую камеру, но в итоге лишь злобно зыркает на портрет великого Носферату. — Вкуснятинка, — бормочет Колин Робинсон, причмокивая губами, после чего спешит удалиться, фальшиво напевая одну из песен Эда Ширана. Гильермо хочется думать, что тот неправ, насолить ему, доказав обратное. Но в том-то и проблема, не так ли? Он не может. Он убивает вампиров пачками (нет, правда, кажется, скоро умерщвлённые им перевалят за сотню), но даже это куда проще, чем рассказать Нандору о своих чувствах. В которых Гильермо даже толком не удосужился разобраться. Он мечется между подростковым восхищением и порой тревожащим вожделением — задачка не из лёгких. Это как если бы сам Эверест стал вампиром. Тяжеловато покорить эту вершину.***
Естественно, в конце концов Вампирский Совет оказывается лишь ловушкой. И кто бы мог подумать? Судя по всему, их планом было разделить Нандора и Гильермо, чтобы последний не мог покромсать, истерзать или ещё как-нибудь надругаться над нападавшими. Почему только сейчас? Да кто ж их знает. Главное, что это не срабатывает. Определённо. Вампиры ведь идиоты. Ну или почти не срабатывает… И Гильермо приходится мчаться через весь город, будто обезумевшему, обвязавшись вереницей кольев, ведь их чёртов план явно начался за здравие. Закончиться же ему суждено за упокой, ведь Гильермо собирается спасти Нандора любой ценой. Другие варианты он даже не рассматривает. Он торопливо влетает в офисное здание, и по его влажному от пота лбу пробегает холодная волна, стоит вдавить в лифте кнопку подвального этажа. Когда он наконец находит Нандора в подземных коридорах Совета, тот, истекая кровью из раны в боку, пытается сдержать с дюжину по npc-шному выглядящих вампиров-убийц. И отлично справляется, учитывая обстоятельства. Весь коридор тонет в звуках раздираемой зубами плоти, но у Гильермо нет времени оценить эту композицию в стиле барокко, так как он бросается вперёд с воплем: «Осторожнее, Хозяин!», — и заливает всех присутствующих святой водой. В итоге Гильермо помогает немногим. Хоть он и готовился к противостоянию достаточно долго и упорно, теперь он не решается воспользоваться чем-нибудь действительно разрушительным из страха случайно зацепить Нандора. Так что он останавливается на классике: кол в сердце, распятие в лицо, и на сладкое — заряд святой воды прямо в висок из водяного пистолета. Закончив, Гильермо оказывается омыт тёмной кровью с ног до головы, и каждое металлическое распятие на его теле дымится. Нандор уже лежит на полу, уложив голову на идущую вдоль стены трубу. Он резко бледнеет, хрипя от боли, и глядит на Гильермо огромными налитыми кровью глазами. В бездне его зрачков можно утонуть. — Это я, Гильермо, — с усилием кряхтит Нандор. — Можешь уже остановиться. Гильермо, нахмурившись, смотрит вниз и понимает, что случайно направил зажатый в своей ладони кол остриём в сторону сердца Нандора. Он испуганно вскрикивает и выпускает из рук оружие, которое с грохотом валится на пол. Его грудь тяжело вздымается от усталости и избытка адреналина. — Простите, — выдыхает он. Он падает на колени рядом с Нандором и берёт его лицо в свои ладони, бережно скользя подушечками больших пальцев по его щекам, как если бы искал трещины в фарфоре. И только убедившись, что Нандор не собирается развеяться прахом, касается кровавого пятна вокруг пореза на шёлковой тунике Нандора. Пальцы сразу же окрашиваются в лоснящийся красный. — Чёрт, — бормочет Гильермо. — Вот же чёрт, с вами же всё будет нормально? — Со мной всё будет прекрасно, — резко осаждает Нандор, но голос его звучит нетвёрдо. — Мне просто нужна… Кажется, эти слова доставляют ему лишь боль. Будто их приходится проталкивать сквозь застрявшие в глотке осколки стекла. — Мне нужна кровь. Гильермо ошарашенно распахивает глаза. Нандор никогда не пил его кровь, ни разу за одиннадцать лет. Даже когда был зверски голоден, он всегда отсылал Гильермо на поиски какого-будь бедолаги, которым можно было бы полакомиться. Гильермо никогда не ставил под сомнение выбор хозяина, потому что в ином случае выдал бы своё отчаянное желание быть укушенным. А это было бы крайне неловко. Но он действительно этого хотел. — Вы хотите… Хозяин, вы уверены? — А что мне ещё остаётся? — выплёвывает Нандор. Очевидно, что ему ненавистна даже мысль о собственной ранимости и слабости. И всё же именно таким он и предстаёт перед Гильермо: уязвимым и едва живым. «О нет, — думает тот. — Не нужно на этом зацикливаться». — Но вы ведь ни разу… то есть, никогда, — мямлит Гильермо. Не то чтобы он собирается тянуть резину, вынуждая Нандора умолять о крови. — Почему? Нандор издаёт недовольный стон. — Потому что я боялся, что не смогу сдержать себя, если начну, — поясняет он. — Но теперь… думаю, ты сможешь меня остановить в случае чего. Не смогу сдержать себя. Эти слова эхом отдаются в голове Гильермо. Его сразу бросает в жар, и всё его тело вспыхивает, а дыхание перехватывает. Но это второстепенно, гораздо важнее другое. — А что, если я не хочу, чтобы вы сдерживались? — Гильермо… — Не уходите от темы, — перебивает его охотник. — Назовите мне хоть одну достойную причину. Потому что лично я думаю, что сейчас мог бы заставить вас обратить меня. Из груди Нандора вырывается низкий рык. Под блёклым миганием светодиодных свечей кажется, что вампир бледнеет ещё сильнее, пока кровь продолжает литься из его бока. — Потому что я не могу без тебя, понятно? — огрызается он и отводит взгляд, будучи явно не в силах посмотреть Гильермо в глаза. — Молодец, заставил меня это сказать. В последнее время только и делаешь, что манипулируешь. Гильермо опускает голову и тихонько кивает, слабая улыбка ложится на его губы. Он мог бы назвать себя жалким, раз этих слов было для него достаточно. Вот только это ничего не меняло между ним и Нандором. И никогда не изменит. — Хорошо, — наконец соглашается он. — Я вас остановлю. Он придвигается ближе, не поднимаясь с колен. Коридор и так тесный и узкий, а ещё вокруг куча убитых вампиров, медленно рассыпающихся в прах, так что он тормозит, только неуклюже оседлав Нандора, пытаясь при этом случайно не надавить на его ранение. Раньше Гильермо никогда не был настолько к нему близок. Теперь же он может ощутить неестественную неподвижность груди перед собой, услышать запахи древесного масла с его волос и крови в его дыхании. Рука Нандора — холодная и тяжёлая, словно из мрамора — ложится на ему талию, отчего Гильермо ощущает пробежавшую по телу дрожь. — Так нормально? — звучит риторический вопрос, прежде чем вампир притягивает Гильермо ещё ближе к себе. Гильермо выдыхает сквозь зубы и робко кивает тому в плечо. Даже если Нандор и чувствует его стояк, то никак это не комментирует. Хотя следовало бы: со стороны Гильермо это крайне неуместно, учитывая обстоятельства. — Ладно, — словно издалека звучит голос Нандора. — Я начинаю. Его пальцы трясутся, пока он пытается расстегнуть верхние пуговицы на окровавленной рубашке, так что Гильермо спешит ему помочь. Он откидывает рубашку как можно сильнее, оголяя большую часть плеча движением, которое он, предавшись потом рефлексии, определённо наречёт развратным. Нандор низко стонет ему в горло, стоит показаться обнажённой коже. Голод пронзает каждую клеточку его тела, и ощущение этого отзывается прямо в члене Гильермо. Зубы Нандора царапают чувствительное место между плечом и шеей, и дыхание Гильермо становится урывистым и отчаянным. Это слишком. Прямо как он и представлял. Он мечтал об этом целое десятилетие, и наконец это происходит. Клыки вонзаются в его шею медленно, решительно и так мучительно, что глаза застилает белая пелена. Обжигающее ощущение расползается от шеи Гильермо и проскальзывает в каждую вену его тела, бросая из жара в холод. Это чувствуется одновременно и как удар ножом, и как хороший секс. Клыки Нандора впиваются лишь в его шею, но ощущаются они везде, поглощая Гильермо изнутри всё сильнее с каждым глотком крови. Теперь он понимает, почему люди становятся зависимыми от укусов: почему так много жертв сдаётся, не сопротивляясь. Да и как этому сопротивляться? Всё его тело содрогается от удовольствия, а губы дрожат, после чего он всхлипывает Нандору и в плечо и… Блять. — Ты только что?.. — приглушённо спрашивает Нандор, пока ещё не вытаскивая клыки из шеи Гильермо. — Мы не будем это обсуждать, — бубнит Гильермо, и если бы послеоргазменная нега всё ещё не застилала его разум, он бы завизжал от смущения. — Просто продолжайте. И Нандор продолжает. В его груди раздаётся нетерпеливое клокотание, и он впивается в Гильермо с ещё большим усердием, подстраивая своё положение так, чтобы кровь Гильермо свободнее текла в его открытый страждущий рот. Болезненность укуса притупляется тёплым ядом, проникающим в вены и оборачивающим каждую волну боли в пьянящее головокружительное удовольствие, и в голове Гильермо становится всё более пусто с каждым глотком. Тяжело сказать, не зашёл ли Нандор слишком далеко, но возможно это из-за того, что Гильермо только что кончил себе в штаны. Только когда он чувствует, что вот-вот упадёт в обморок, Гильермо обшаривает вокруг по замаранному полу в поисках одного из своих распятий, после чего без особого энтузиазма пихает его Нандору в лицо. Тот взвывает и в чувствах отшатывается назад, случайно раздирая при этом плоть охотника. — Ау, — недовольно выдыхает Гильермо в тот же момент, когда Нандор рычит: — Серьёзно, Гильермо? В лицо? — И трёт дымящуюся щёку. Время идёт. Они наконец встречаются взглядами. Гильермо не знает, почему ему вдруг становится настолько неловко от присутствия мужчины, что только что лишил его двух третей всех жизненно важных жидкостей. И не только жизненно важных, — но это так, к слову говоря. Голова кружится. — Это было… — начинает Гильермо параллельно с Нандором. — Твоя кровь… — О, говорите, — предлагает Гильермо. — Нет, это… — уже было открывает рот Нандор, но затем будто одумывается, выпустив весь воздух из груди. — Поверить не могу, что ты прятал такой огромный елдак всё это время, — осуждающе заявляет он вместо того, что собирался сказать изначально. — Что за… — фыркает Гильермо, слыша свой голос будто со стороны. — Действительно хотите обсудить это прямо сейчас? И откуда вы вообще таких слов понахватались? — Это тебе не шутки, Гильермо, — возражает Нандор. — Я тут мог умереть, а ты всё вокруг спермой своей забрызгал! Гильермо остаётся только догадываться, насколько его одолели беды с башкой, раз до этого момента он и не вспоминал о почти смертельном ранении Нандора. Он пытается незаметно взглянуть на того сейчас: плоть срослась и под окровавленной изрезанной одеждой не осталось ни следа от раны. Гильермо с изумлением думает, что это благодаря ему. — Я не специально, — мямлит он, не в силах придумать ничего убедительнее из-за ощущения, будто его поимели вдоль и поперёк. — Очень надеюсь, что так и есть! — огрызается Нандор, опираясь на кирпичную стену позади себя и вытягиваясь во весь рост. Несмотря на это, его голос звучит почти ласково, когда он спрашивает: — Сможешь встать? Гильермо пробует оттолкнуться от пола одной рукой и подняться, но его ноги, слабые, будто у котёнка, расползаются в стороны, и он растягивается на земле. — Видимо, нет, — говорит он в пол. — Тогда, полагаю, у нас лишь один выход, — гордо заявляет Нандор. — Полетим! Когда Нандор обвивает его руками со спины, Гильермо, к собственному удивлению, обнаруживает, что не только на него повлияло преисполненное энтузиазмом кровопитие. Он без сомнений чувствует, как стояк Нандора упирается ему в задницу. И это уже перебор, учитывая сколько крови он только что потерял. — Не будем об этом, да, Гильермо? — мурчит Нандор ему на ушко. Наверное, оно и к лучшему, что в следующую секунду Нандор трахается головой о потолок, спасая Гильермо от необходимости отвечать.***
К моменту, когда Нандор осторожно опускает его на верхние ступеньки крыльца перед домом, Гильермо уже готов впасть в спячку на ближайшие лет пятьдесят. Но несмотря на это, усталость оказывается приятной: он отлично справился со своей работой, и теперь Нандор возвышается над ним целый и невредимый, только смотрит на него сверху вниз с омрачающей его прекрасное лицо гримасой беспокойства. Холод ночного воздуха покусывает кончик носа, и кромка тёмного неба становится тем мягче, чем больше день выбирается наружу, стремясь пожрать ночь; ни вампир, ни его телохранитель не спешат зайти внутрь. Их охватывает ощущение переломного момента: словно это эфемерное мгновение растает снежинкой на ладони, как только они переступят порог дома и вернутся к прежним себе. — Боюсь, я слишком увлёкся, — говорит Нандор, заламывая пальцы. — Я слишком долго отказывался от твоей крови… Он отводит взгляд. — А теперь будто на пир попал. — Я был вкусным? — сонно интересуется Гильермо. — До безумия, — отвечает Нандор, и если бы Гильермо не был так истощён, этот ответ мог бы послужить причиной его нервного срыва, или даже нескольких. Однако он лишь хмыкает и принимает это к сведению. — И чтобы ты знал, по вкусу твоей крови я понял, что ты девственник, так что можешь не стесняться того, что произошло. Гильермо устремляет взгляд к небу на мерцающие звёзды и бормочет: — Причина не в этом. — Что? — Наверное, я сделаю только хуже, — добавляет он. — Но причина в том, что это были именно вы. Ответом Нандора становится очень долгое молчание; настолько долгое, что Гильермо решает, будто успел задремать. Но в конце концов тот произносит: — Кажется, кому-то пора баю-бай. Он помогает Гильермо подняться на ноги, позволяя закинуть руку на свои широкие плечи, и уверенно заводит его домой. Сначала кажется, что им всё сойдёт с рук, но лишь до тех пор, пока из гостиной не выплывает Надя с висящим на её руке Ласло. Она открывает было рот, вероятно затем, чтобы поинтересоваться, где они пропадали всю ночь, но затем быстро его захлопывает, как только замечает рану на шее Гильермо, залитую кровью одежду и, напоследок, весьма однозначное пятно в паховой области его штанов. — Да ёб твою… Нандор! — возмущённо заявляет она. Ласло старательно вытягивает шею, чтобы взглянуть самому, и гогочет: — Чем, чёрт возьми, вы занимались? Гильермо видит только профиль Нандора, но даже со своего ракурса замечает, насколько сильно тот мечтает провалиться сквозь землю. Ну или на крайний случай просто умереть ещё разок. — Я вам потом расскажу, — лепечет Нандор, подталкивая Гильермо в сторону его каморки. — О, не сомневаюсь, это будет великолепная история, — кричит Надя ему вслед. — Уверена, шея Гильермо упала прямо в пасть мимо проходящей банши, и услышав её вопли и визги, он немножко обмочил штаны на радостях, м? Ёбаный ты кусок… — Не обращай на неё внимания, — говорит Нандор. Честно говоря, Гильермо и так её не слушал, всё его сознание сосредоточилось на том, чтобы оставаться в вертикальном положении и не хлопнуться в обморок, аки дева Викторианской эпохи. Хотя теперь эта идея начинает казаться ему привлекательной. Почему он никогда раньше не задумывался о том, чтобы побыть бесчувственной Викторианской дамой в руках Нандора? Чем он вообще занимался все эти годы? Обморока так и не случается. Как только Нандор дотаскивает его до его жалкой пародии на спальню, Гильермо расплывается по кровати и решает больше никогда не двигаться, неразборчиво бормоча в подушку что-то, что в параллельном мире могло бы обозначать «спокойной ночи». Последнее, что он запоминает, прежде чем отключиться: отдалённое ощущение неуклюжих ладоней, снимающих его очки.***
Гильермо уже очень давно не чувствовал себя таким свежим и бодрым при пробуждении. Его тело всё ещё ощущается хрупким и разбитым, и когда он поднимает руку перед собой, она слегка подрагивает, но его разум чист и незатуманен, как если бы тяжёлый груз, удерживающий его под мутной пеленой, наконец был сорван. А ещё ему до одури хочется пить. На прикроватной тумбочке стоит стакан крайне затхлой воды, лежат его сложенные очки и телефон, разряженный до четырёх процентов. Взглянув на экран, Гильермо понимает, что беспробудно проспал двое суток. Он достаёт шоколадное молоко из своего мини-холодильника и осушает всю бутылочку залпом. Ощущается так, словно в самом дальнем углу заброшенного мавзолея вдруг расцвели розы. Язык, конечно, на вкус всё ещё, как кусок грязи, но хей, по крайней мере больше он не собирается отсохнуть. Следующий шаг очевиден: ему предстоит отмыть толстую корку засохшей крови, покрывающую как минимум половину его тела, а ещё почистить зубы. Боже, блять, правый: наконец-то почистить зубы. Когда Гильермо добирается до ванной комнаты вниз по лестнице, то бросает взгляд в зеркало и только тогда замечает, что его шея перевязана бинтами. Что ж, это весьма круто. Он точно не против. Он приводит себя в порядок за полчаса, надевая похожий на прежний верх из рубашки и свитера, пока сохнут волосы. А это значит, что у него больше не остаётся оправданий откладывать поиски Нандора. Он был уверен, что укус вампира будет иметь куда больше последствий. Даже немного на это надеялся, если честно, потому что теперь ничто не останавливает его от того, чтобы ворваться в комнату хозяина и заявить: — Прив, помните, как я грохнул толпу вампиров ради вас, а потом кончил в штаны прямо на ваших коленях, пока вы хлестали мою кровь? Было странновато, да? Наверное, ему стоит подобрать слова получше. Он находит Ласло в библиотеке, где тот раскладывает тома порнушки, которые стащил из коллекции Совета. Тот отвлекается от своего богатства, стоит Гильермо войти, и чересчур драматично кривит лицо. — Явился не запылился, — подначивает Ласло. — Полагаю, ты ищешь Нандора? — Ага, — отвечает Гильермо. — Где он? — У себя в комнате, скорее всего, — говорит вампир. — Хандрит. Его вообще не вытащишь из гроба с тех пор, как вы выползли из хрен пойми какого притона той ночью. — Это ты так думаешь, — возражает Надя (чёрт знает, откуда она вообще материализовались), ухмыляясь и театрально опираясь о столешницу. — Он постоянно оборачивался в туман и спускался проверить нашего малыша Гильермо, — она фыркает. — Он думает, мы не видим дальше собственного носа. — Отлично подмечено, любовь моя. — Брови Ласло впечатлённо взлетают по лбу. — Нандор теперь сгорает от невыносимого стыда, и оно неудивительно. Ничего не объяснил, только сказал, что мы все «в огромной опасности», что бы это ни значило. — Вы в огромной опасности, — подтверждает Гильермо. — Вообще-то, я немного в шоке, что, проснувшись, не обнаружил вас мёртвыми. Нам всем стоило бы запереться в бункере от греха подальше. — Ни за что на свете, — вскрикивает Надя. — Сидеть там и наблюдать, как вы с Нандором теребонькаете друг другу в уголке, и не иметь возможности уйти? Я лучше сдохну. Гильермо сжимает губы в тонкую линию. — Ну и ладно, — говорит он. — А теперь я пойду найду Нандора, а вы кричите, если появится очередной наёмный вампир-убийца и попытается свернуть вам шеи. — Ага, делать нам больше нечего, — парирует Ласло. — Видишь, что происходит, когда позволяешь фамильяру зазнаться? — ворчит Надя. — Решаешь немного побаловать, отпив из него крови, и вот он уже возомнил себя лысым из Браззерс, раздающим приказы направо и налево. Гильермо выскакивает из комнаты достаточно быстро, чтобы успеть услышать лишь начало довольно нудной истории Ласло о том, что главным ветераном порно по-прежнему остаётся он сам, да и с шевелюрой у него получше. Гильермо и так слышал этот рассказ уже раз пять. Раздражение толкает Гильермо в спину прямо до момента, пока он не настигает дверь в покои Нандора. Только здесь в душу прокрадываются сомнения, но его пальцы остаются на ручке двери. Он осторожно стучит. — Хозяин? — зовёт он. — А, Гильермо, входи! — несколько напряжённо и сбивчиво из-за накатившей паники отвечает Нандор. Гильермо толкает дверь и проходит в комнату. Та погрязла в полумраке, будто заражённая тенями: всего лишь два дня без уборки, но в спальне уже стоит затхлый запах и немного пахнет пауками. Нандор приветственно поднимается, неловко уперев руки в боки. Он выглядит уставшим. А его волосы не смотрятся так же шелковисто, как когда Гильермо лично укладывал их. — Не знал, что ты проснулся, — удивляется Нандор. — Да, — отвечает Гильермо. — Уже не сплю. — Вижу. Гильермо тяжело вздыхает и закрывает за собой дверь. — Думаю, нам нужно поговорить, — сообщает он. Впервые за время, что Гильермо знает Нандора, реакцией на эти слова не становится перекошенная от ужаса гримаса. — Конечно, — сухо кивает тот. — Прошу. Они вместе направляются к диванчику, при этом рассаживаясь так далеко от друга, что, может показаться, будто между ними словчит безопасно припарковаться небольшая машина. Гильермо наконец встречается с Нандором взглядами, и его пальцы невольно касаются бинтов на шее. Нандор прослеживает за его движением и облизывает пересохшие губы. — Кажется, — начинает он, — мне стоит тебя поблагодарить. — Вам… стоит, — отвечает Гильермо, наполовину соглашаясь, наполовину недоумевая. Он не может вспомнить ни единого раза, когда Нандор действительно потрудился выразить свою благодарность. — Ты спас мне жизнь, — продолжает тот. — Снова. Ты весьма хороший телохранитель. — Спасибо. — Но не только за это, ведь ты позволил мне тебя укусить. — Взгляд Нандора пробегается по узору диванных подушек. — А это даже не было твоей обязанностью. Гильермо фыркает, улыбаясь. — Хозяин, я уже очень давно мечтал, чтобы вы испили моей крови, — признаётся он. Нандор поднимает на него глаза, выглядя немного ошарашенным. — Ты сказал, что из-за меня ты… — Да, в этом всё дело, — пересилив себя, подтверждает Гильермо, отрезая пути к отступлению. — Вы, эм, когда-нибудь задумывались, почему я остаюсь с вами? — Потому что ты хочешь, чтобы я обратил тебя в вампира, — заявляет Нандор самую очевидную, по его мнению, истину на свете. — Верно, — соглашается Гильермо. — И я всё ещё хочу стать вампиром, больше всего. Но учитывая всё, с чем мне пришлось столкнуться? Конечно, два раза я уже уходил, и это было даже до того, как вы заперли меня в клетке в подвале… — И всё же ты вернулся. — Да. Вернулся. Нандор подаётся вперёд и берёт руки Гильермо в свои, что уже непривычно. — Я этому рад, — говорит он. — И я стараюсь выполнить твою просьбу. — Подушечкой большого пальца он выводит небольшие круги на ладони Гильермо. Это отвлекает. — Стараюсь относиться к тебе с большим уважением. Гильермо не может не улыбнуться на его слова. Кажется, Нандор действительно по-своему пытается. — И я это ценю, — отвечает Гильермо. — Но я больше не хочу быть вашим фамильяром. Или телохранителем. Что одно и то же, к слову говоря. Я заметил. Нандор растерянно хмурится. — Что ты имеешь в виду? — Я не хочу оставаться рядом только потому, что я полезен для вас. — Кажется, Гильермо в одночасье разрушит этот хрупкий момент, но он отказывается пускать всё на самотёк. — Я просто хочу быть рядом. С вами. На мгновение они погружаются в тишину, будто Нандору нужно немного времени, чтобы сберечь для себя сказанное Гильермо: как цветы меж страниц дневника, как бездыханное тело, накаченное формальдегидом. — Я плохо с тобой обращался, — подмечает он. — Вы были ужасны, — соглашается человек. — Но, судя по всему, я тот ещё идиот, ведь это неважно: я полностью ваш. Хватка пальцев Нандора на руках Гильермо становится ещё сильнее. Он закрывает свои глаза, сглатывая вязкую слюну. — Мой, — подтверждает он без намёка на вопросительную интонацию. С губ Гильермо срывается невольный выдох, практически всхлип, и глаза Нандора распахиваются на этот звук: недвусмысленный и бесстыдный голод окрашивает выражение его лица. Быстрым резким движением Нандор приближается к нему, и в груди Гильермо вспыхивает негодование в предчувствии близящегося укуса… потому что какого хрена? Он не ожидает поцелуя. Или того, как Нандор собственнически обхватит его лицо ледяными ладонями, прежде чем осторожно, почти бережно, соединить их губы. Впрочем, Гильермо привыкает к этому довольно быстро, хватая вампира за грудки, и не может заглушить рвущийся наружу стон. Нандор углубляет поцелуй, затаскивая его к себе на колени. Нандор повсюду: его запах, прохлада его кожи под пальцами, его широкие плечи, будто созданные для того, чтобы Гильермо цеплялся за них ладонями. И если до этого, в подвалах Совета, ощущения уже были ошеломляющими, то сейчас, без колющего страха и дозы адреналина, отвлекающих его, всё чувствуется куда острее. Нандор его хочет. Гильермо не в состоянии долго держать эту мысль в голове. Кроме того, вид Нандора, рассыпающегося перед ним на части, сам по себе достаточно отвлекает, и Гильермо вскрикивает, словно раненый. Неожиданно по голове бьёт осознанием, что почти вся кровь, наливающая член его хозяина, была совсем недавно высосана у него самого. Хуёвая мысль какая-то. Нандор целует его так, будто желает поглотить целиком. Один из его клыков задевает нижнюю губу Гильермо и оставляет маленький кровоточащий порез. Нандор рычит, отчаянно слизывая назревшую каплю крови, и притягивает Гильермо ещё ближе. Он вскидывает бёдра снова и снова и впивается зубами в губы Гильермо до тех пор, пока они оба не ощущают резкий вкус крови. Гильермо чувствует, что задыхается от переизбытка эмоций. — Хозяин, — шепчет он в рот Нандора, картинка перед глазами плывёт. — Хозяин, нам нужно остановиться. Я не… я долго не продержусь. — И не надо, — ворчит Нандор. — Я не хочу, чтобы всё было вот так, — вздыхает Гильермо, заставив себя отстраниться, и поднимается на нетвёрдые ноги, затем отступая на шаг от дивана. Он знает, что Нандор может вцепиться в него мёртвой хваткой, затащить его обратно и использовать, также как и Нандор знает, что Гильермо может вытащить висящий сейчас у него на шее крестик и заставить себя отпустить. Но это не важно. Нандор без сопротивления выпускает его из своих рук, разве что в его горле клокочет низкий гортанный рык. Грудь Нандора тяжело вздымается. Его глаза будто зияющие ямы; он откидывает голову назад, впиваясь глазами в Гильермо, словно не может им насытиться. — Не заставляй меня умолять, Гильермо, — произносит он низким хрипящим голосом. Гильермо вспоминает каждого, по кому на его глазах горевал Нандор, тот отчаянный вид тоски, которым он удостоил Мэг и Гейл, и всех, кто был после них. То, как он был готов ради них на всё, и лишь для того, чтобы его проигнорировали и оставили позади, как маленького ребёнка, нытьём привлекающего внимание. Гильермо так страстно жаждал того же для себя, что думал, зависть может пожрать его изнутри. — Не то что? — тихо спрашивает он. — Пожалуйста, Гильермо, — стонет Нандор. — Именно так, хозяин. Ощущение всемогущей силы прокатывается по телу Гильермо: наэлектризованное и горячее, будто свежая кровь. — Пожалуйста, Гильермо, — повторяет Нандор, вставая на колени прямо там, где сидел. Гильермо предпочёл бы видеть его стоящим на полу, но для этого ещё будет время. — Скажи мне, как ты этого хочешь. Гильермо судорожно вздыхает и наклоняется, чтобы мягко его поцеловать. Вообще-то, это довольно смущающе, но нереалистичность ситуации добавляет ему смелости. Задыхающийся Нандор, с трудом удерживающий себя от того, чтобы расплыться по диванным подушкам, добавляет ему смелости. — Я хочу, чтобы вы меня трахнули, — бормочет он. — Сделайте меня своим. — Ебанный рот, Гильермо, — говорит Нандор прямо ему в губы. — Уже слишком? — спрашивает Гильермо. Изо рта Нандора вырывается короткий смешок, низкий и огорчённый. — Совсем нет, — заявляет он и целует Гильермо так, словно задохнётся, если не сделает этого прямо сейчас. — Думаю, мне надо сходить и принести масло. У Гильермо в прикроватной тумбочке стоит ещё наполовину полный тюбик смазки, но соблазн быть взятым тем же способом, каким Нандор потрахивал парней ещё в далёком четырнадцатом веке, удерживает его от необходимости упомянуть об этом. Вместо этого он концентрируется на раздевании: стягивает с себя слой за слоем настолько быстро, насколько это возможно, пока Нандор обыскивает свой захламленный шкаф. Но крест на шее всё же оставляет, чтобы заставить Нандора попотеть немного. Наверняка это весьма кощунственно с его стороны. Нандор возвращается к нему с вычурным стеклянным флаконом, полным масла, который почти сразу же роняет, только заметив Гильермо обнажённым. Он делает небольшую паузу, чтобы насладиться видом, и то, как он смотрит на Гильермо… говорит о многом. У Нандора не занимает много времени подготовить его. Он осторожно толкает Гильермо на диванчик и аккуратно раскрывает его. Пальцы Нандора оказываются весьма ловкими, что неудивительно, при его семивековом опыте. Лишь мысль об этом заставляет Гильермо почувствовать странный укол ревности, так что он закидывает ногу на спину Нандора и с придыханием интересуется: — Так вы собираетесь меня выебать, или что? — Какой нетерпеливый, — бубнит себе под нос Нандор, но тем не менее слушается, вытаскивая свои пальцы настолько медленно и нежно, что Гильермо забывает, как дышать. Нандор скидывает свою одежду, используя вампирскую супер-скорость, из-за чего выглядит по-идиотски. И всё же Гильермо сложновато заострять на этом внимание, потому что его взгляд падает на набухший, твёрдый член, сочащийся естественной смазкой. Конечно, Гильермо видел его и раньше, но при других обстоятельствах. Теперь же он сам стал причиной этого стояка. Святые угодники. — Я буду осторожен, — вкрадчиво говорит Нандор, проследив за направлением его взгляда, пока смазывает себя наполненной маслом ладонью. — Не нужно, — отвечает Гильермо. Напускная бравада: кому, как не ему знать, что Нандор с лёгкостью может переломить его пополам… просто необходимая предосторожность. Нандор слегка кивает с улыбкой на губах. Когда он медленно проникает своим членом внутрь, его хватка на бедре Гильермо усиливается настолько, что будто вот-вот раздробит Гильермо кости: наглядное подтверждение того, как сильно вампиру приходится себя сдерживать. — Блять, — всхлипывает Гильермо. — Боже мой. — Замолчи свой рот, — упрекает его Нандор, но это не останавливает его от погружения на всю длину. Он глубоко вздыхает с облегчением, словно наконец сунув горящий от ожога палец под ледяную воду. Его голос звучит очень напряжённо, когда он интересуется: — Ты в порядке, Гильермо? — Да, хозяин, — заставляет себя ответить тот сквозь затруднённое дыхание. Чувство наполненности кружит голову, а жгучая боль с каждой секундой всё больше перетекает в удовольствие, пугающее его своим размахом. Так долго он жил, будучи уверенным, что не заслуживает этого удовольствия, которое, к тому же — Гильермо уверен — не продлится долго. — Можете двигаться, — добавляет он через мгновение с лёгким налётом командного тона. Нандор лишь крепче ухватывается за его бёдра, но этого достаточно, чтобы у Гильермо звёзды посыпались из глаз. Диван пошатывается под их общим весом, и каждый медленный, решительный толчок Нандора сопровождается грустным скрипением антикварного дерева. Гильермо всё ещё не может поверить, что всё происходящее — реальность, из-за чего продолжает бормотать что-то бессвязное, пока расцарапывает спину Нандора, полосуя твёрдую холодную кожу ногтями. Глаза Нандора так и сочатся желанием, и кажется, он не может оторвать взгляда от лица Гильермо. Тот даже представить не может, что Нандор видит в нём. Никто и никогда не смотрел на Гильермо так. В его ушах звенит мощный глубокий голос Нандора, в то время как сам он ритмично постанывает с каждым толчком, и рокот этих стонов вибрацией расползается по их соединенным телам с каждым движением таза вампира. — Вам хорошо? — спрашивает Гильермо; его голова откидывается назад, так что всё, что у него получается увидеть — ответный взгляд Нандора. Тот зажато кивает. — Лучше некуда. — Голос вампира ломается. — Ты идеален. Гильермо слышит, как с его губ без согласования с мозгом срывается жалкий всхлип: — Можно и пожёстче. Так уж вышло, что к подобным указаниям Нандор прислушивается крайне охотно. Он давит на бёдра Гильермо ещё сильнее, его пальцы болезненно впиваются в мягкую плоть, пока он толкается всё грубее и глубже. С ума сводящее наслаждение, мгновенно вызывающее зависимость, и Гильермо даже не сомневается, чем ему это грозит. Он уже никогда не сможет испытать ничего настолько же крышесносного, как секс с Нандором. Гильермо подписал себе приговор собственными руками. Ему хватает пары движений ладони по члену, прежде чем он крупно вздрагивает, всхлипывая, в руках Нандора. Тот опускается на локтях, чтобы скрасить его оргазм нежным медленным поцелуем. Нандор перемещает ладони на талию Гильермо и бормочет ругательства ему в рот, всё хаотичнее двигая бёдрами. С каждым толчком кулон от распятия подпрыгивает, сталкиваясь с грудью Нандора, и оставляет на ней белые пылающие ожоги, но, судя по всему, это заводит вампира только сильнее. В конце концов Нандор кончает со стоном, вгоняя себя глубоко в тело Гильермо, и падает на него, роняя голову в ложбинку между его подбородком и плечом. Они лежат в тишине достаточно долго, и в то время как Гильермо никак не может отдышаться, Нандор абсолютно неподвижен — он же чёртов мертвец. Мозг Гильермо уже гудит от перенагрузки, мысли скачут от «какого хрена я только что наделал?» до «твою мать, Нандор Безжалостный только что кончил в меня» и дальше к «хах, а вампиры определённо много кончают? Он же был выжат досуха». Наконец, Нандор слезает с него. Он изящно перекатывается на пол, устраивает голову на крышке своего гроба и громко фыркает: — Кто б мог подумать, что ты у нас мальца с приветом. Гильермо легкомысленно смеётся в ответ. — Вы в меня кончали, пока крест прожигал вашу грудь, — парирует он. — Вы куда более ёбненький, чем я. Нандор стреляет в него взглядом, не в силах сдержать смешок. — Наверное, вот об этом остальным лучше не знать. Позже Гильермо будет долго и усердно обдумывать, что для него сулят эти перемены. Задастся вопросом, стоит ли ему оставаться телохранителем Нандора, и если да, то как это будет выглядеть. Потратит немало времени, чтобы перестать называть того «хозяином», хоть последний год он и делал это лишь из похотливых убеждений. Он обнаружит, что угрожать Нандору отсутствием секса достаточно эффективная манипуляция, чтобы сохранить её на запасной план для желанного обращения в вампира. Ну а многим позже появится ещё больше врагов, и список ужаснейших поступков, на которые Гильермо готов, чтобы защитить Нандора, будет расти и расти. Он окончательно запятнает свою душу и будет ненавидеть себя за это, считая, что путь в преисподнюю ему теперь будет уготован. Знаете, когда ему будет не хватать лишней драмы в жизни. Но сейчас он лишь поворачивается к Нандору и с улыбкой обещает: — Я сохраню ваш секрет в тайне.