Everybody Talks (Too Much)

      — Я наконец-то понял, зачем ты так поступил, — произнёс Фредди то ли в пустоту ночи, то ли обращаясь к Сергиевскому, стоявшему рядом. С балкона одного из номеров открывался потрясающий вид на гавань Онфлёра. Точнее, на ту её маленькую часть, которую было видно в щель между французскими домиками. Там же белела мачта парусника.       — Про что ты? — уточнил Сергиевский без особой надобности.       — Сам знаешь, про твою победу, — внизу, на улице кто-то громко рассмеялся, и Фредди улыбнулся, — Я понял, почему ты решил не бросать шахматы. И не уехал с Флоренс.       Сергиевский заинтересованно поднял брови и обернулся к собеседнику. Как же он изменился за год — даже, кажется, возмужал. Но, конечно, взрывной характер американца невозможно было изменить. Анатолий тихо усмехнулся, что не укрылось от Фредди.       — А что ты смеёшься? — он притворно удивился, сомкнув руки в замок, — Я думал, что мы с тобой одинаковые. Но я очень ошибался.       Спустя несколько месяцев после матчей в Бангкоке, Анатолий под неусыпным контролем КГБ прибыл в Мексику чтобы в очередной раз защитить свой титул. Там он схлестнулся в бою с португальцем, который уж точно уступал ему в навыках. Именно тогда, после самого первого выигрыша, Сергиевский столкнулся в отеле с Фредериком, как раз ссорившимся с одним из нерасторопных коллег. Американец случайно заметил его с другого конца коридора, но не сказал ровным счётом ничего, только закатил глаза и фыркнул, удалившись в неизвестном направлении. Встретились они тем же вечером в баре и даже выпили вместе, пару раз чокнувшись бокалами, но толком не поговорив.       Трампер после вновь взял интервью у своего давнего врага, правда, в этот раз обойдясь без чрезмерных провокаций. Он знал, что Сергиевский победит, а потому не утруждал его глупыми вопросами. И только при счёте 4-0 у них сложился адекватный диалог — причём первым его начал американец! Они обсудили технику игры, избитые схемы и полную растерянность португальца. Тогда, Анатолий отчётливо помнил, Трампер пожелал ему удачи и на прощание они пожали руки. Маленький шаг для двоих — большой шаг для их отношений.       К концу турнира они, можно сказать, стали приятелями. Фредерик пообещал обязательно приехать и на следующий. «Прослежу, насколько хорошо Вы храните мой титул» — усмехнулся тогда парень. У Сергиевского потеплело на душе.       — Ну, не томи, — Анатолий задрал голову и уставился на тёмное небо. В Москве оно было не таким. Вся красота звёзд терялась в засвете от городских огней.       — Для начала, ты весь мир видишь шахматами. Я вполне уверен, что и я для тебя — лишь фигура. Вопрос только, какая?       — А с чего ты это решил? — Проигнорировал вопрос Сергиевский, — Будто ты мыслишь не так же?       — Вот именно, что не также.       Чемпиона мира долго не оставляли в покое. Ещё месяц спустя, в сентябре, очередная делегация вызвала его на бой. Пришлось приехать в Великобританию, где Анатолия поджидали свежие воспоминания о Флоренс. Фредди полностью разделял его чувства, покачивая изящный бокал с вином в руке. Разговоры всё чаще заходили о личной жизни, о благополучии и неудачах. Сергиевский перестал понимать, почему решил доверится этому провокатору, манипулятору и цинику. Одно он знал точно — с Фредди можно быть собой. С Фредди можно больше не боятся осуждения. С Фредди неожиданно хорошо.       Победа с результатом 6:4 была бурно отпразднована старыми друзьями. После пары стаканов виски американец, хихикая через каждое слово, сказал, что Анатолий вовсе не такой плохой. Оба тогда посчитали это комплиментом. Фредерик даже смог выучить пару русских слов, и теперь радовал коллег подозрительным «поехали!» и «подскажите, как пройти к метро?». Чаще всего он произносил «товарищ», так как это слово его смешило. А Сергиевский поначалу удивлялся тому, что этот дерзкий, шумный американец мог беззаботно смеяться в его присутствии.       — Я, наоборот, смотрю на шахматы, как на жизнь. Пешки — моё верное войско, а я — их полководец. И каждый раз, когда реальная жизнь меня подводила, — Фредди тоже поднял взгляд к звёздам, но также быстро отвёл его обратно к земле, — Я неизменно возвращался к игре.       — Намекаешь на то, что я просто чёрствый коммунист?       — Ну почему же намекаю? — Вдруг рассмеялся Фредди. — Я говорю прямо!       В Тунисе в номер Анатолия ночью постучался Трампер. Тогда это ещё не было для них обычным делом, а потому гроссмейстер удивился. Фредди был расстроен, на грани нервного срыва, и выложил всё подчистую. О матери, об отце, о своей «никчёмной» жизни и полном несчастье. Именно тогда они плечом к плечу пересекли ту грань между приятельством и настоящей дружбой. Сергиевский утешал мужчину, отпаивал того горячим чаем и следил за ним почти всю ночь, несмотря на предстоящий утренний матч. Фредди тогда выглядел удивительно спокойным и умиротворённым, когда провалился в сон прямо на диване в приёмной. Анатолий же долго размышлял над тем, чем его другу пришлось пожертвовать ради игры, и не казался ли он сам на фоне американца трусом и слабаком. Конечно, казался. Но отчего-то Фредди его не осуждал.       — Ха-ха, очень смешно, — издевательски протянул советский шахматист, на пару секунд прикрыв глаза. После он снова обернулся на Фредди только для того, чтобы столкнуться с ним взглядами, — Может, ты и прав.       Спустя пару минут колебаний, американец собирался попрощаться, как Анатолий заговорил снова.       — Ты спросил у меня, какой фигурой я тебя считаю.       — М? И каков твой вердикт?       — Я конечно мог бы съязвить тебе, — Сергиевский шумно втянул воздух носом, — Но из всех фигур ты был бы королём. И не смейся, я серьёзно.       — Я знал! — Притворно порадовался Фредди, вознеся один кулак к небу. — Кто же ещё может быть таким потрясающим, как я?       Отпускать этого самоуверенного безумца не хотелось совершенно. А потому Анатолий сделал единственное, что пришло ему в голову — удержал друга за запястье и отвлёк его от прочих мыслей. Фредерик встрепенулся от неожиданности и ответил на это лишь удивлённым взглядом.       — Побудь со мной ещё немного, м? Мы, конечно, думаем по-разному, но твоя компания мне приятна, Фредди.       — Ты мне ещё в любви признайся, — съязвил Трампер и мгновенно пожалел о том, что не умел держать язык за зубами. Конечно, неозвученные чувства к чёртовому чемпиону мира бурлили в нём с последней их встречи, когда тот не отвернулся от изнывающей израненной душонки, но это же не было поводом вот так раскрывать перед Анатолием все карты, даже без блефа! Фредди Трампер не извинялся и не признавал ошибок. Но отчего-то сейчас американцу стало безумно важно, что о нём подумают. Что о нём подумает Сергиевский после таких слов. И только один этот русский сейчас его волновал: не болтающие внизу, на улице компании, не шумные, готовящиеся к закрытию пабы.       Анатолий действительно мыслил совершенно по-другому. Только что американец разыграл не то очень рискованную, не то обманчивую комбинацию, передав ход сопернику. Если Сергиевский сейчас струсит, то другого такого шанса судьба не предоставит. Тем более, мужчина не мог перестать тешить себя надеждами и глупыми вопросами «А вдруг?..». Вдруг, они не безнадёжны? Точнее, их отношения, которые гроссмейстер себе нафантазировал. Вдруг…       Стоило лишь шахматисту потянуть своего друга на себя, как тот легко поддался и оказался лицом к лицу с Сергиевским. Секундной вспышки хватило, чтобы Анатолий сдался и наклонился для поцелуя к чужим губам. До этого не случалось ему проявлять инициативу в отношениях с мужчиной, но ведь Фредди — особенный. На этот короткий момент они поменялись ролями, ведь Трампер опешил настолько, что забыл о существовании всего вокруг, кроме них двоих.       Только шахматист хотел отстранится, как почувствовал на своей шее две прохладных ладони. Фредди наконец вспомнил, что тоже должен проявлять инициативу. А потому он удержал мужчину рядом с собой и углубил до этого сдержанный поцелуй. Губы Анатолия казались слишком мягкими для такого человека: он не кусался, не настаивал, а лишь выражал ими какую-то надежду, раздувая тот небольшой огонёк, зажёгшийся пару секунд назад. Трампер даже позволил себе приоткрыть глаза просто чтобы убедится, что он не оказался в одном большом обмане. О да, это определённо точно был Анатолий.       Вдвоём они еле переступили порог балкона, даже не волнуясь о том, чтобы закрыть дверь. Комната была наполнена свежим воздухом, полным цветочных ароматов. Лёгкие полупрозрачные белые шторы витали вокруг, создавая ту самую волшебную романтичную атмосферу.       — Анатолий, — тихо позвал Фредди прямо в поцелуй, не желая ни на секунду расставаться с мужчиной, — Пожалуйста, всего один вечер…       — Что? — шахматист оказался решительнее и отпрянул, — Про что ты?       — Да чтоб тебя! — Трампер опустил взгляд, собирая в кучу мысли. Он поздно осознал, что прямо сейчас он крепко держался за плечи Анатолия, пока тот нежно его обнимал, — Я хочу тебя, но пожалуйста, давай поговорим обо всём этом позже. Всего один вечер, без разговоров и уточнений, м? — вся последняя фраза перешла в чувственный, тихий шёпот.       — Хорошо, Фредди, ладно, — гроссмейстер бездумно согласился, прекрасно понимая, к чему тот ведёт, но не веря в это до конца. После всего того, что он увидел в Бангкоке, а потом встречал в Англии и прочих местах, происходящее между ними не казалось отвратительным, но оставалось до дрожи в коленках непривычным. В конце концов, он уже фантазировал об этом моменте. Чего стесняться?       Фредди сразу начал расстёгивать свою рубашку. Ткань постепенно оголяла его грудь, ключицы, плечи, пока Анатолий лишь безмолвно наблюдал. Все границы его реальности размылись за час с небольшим, и он не знал, где ему можно трогать и целовать. На секунду он пересёкся взглядом с Трампером — в его глазах горело остервенелое желание близости, риска, каких-то ответов, и Сергиевский точно знал, что мог их предоставить. Под его губами на нежной шее вскоре расцвёл первый засос, почти сразу налившийся кровью.       Еле переставляя ноги, мужчины общими усилиями добрались до кровати и, не в силах подумать ни о чём другом, упали прямо на белые простыни, а рубашка соскользнула на пол. Руками Фредди за ворот притягивал Анатолия к себе ближе, как бы командуя «целуй, целуй, целуй!». Но когда чужая тёплая ладонь обхватила прямо через брюки полувозбуждённый член шахматиста, Анатолий резко отрезвел и отстранился.       Под ним, полуголый, стесняющийся, лежал Фредерик Трампер и кусал губы в предвкушении. Его томно прикрытые глаза только добавляли возбуждения. Сколько всего из этих пошлых вещей можно было бы не делать, если бы в шахматисте осталась хоть толика самообладания. Но Анатолий поддался.       Сергиевский помог партнёру с джинсами и парой движений стянул их со стройных ног, бросив… куда-то. Фредди под ним извивался от каждого случайного прикосновения, помогая раздеться Анатолию. Чёрная, помявшаяся за день рубашка, до этого строго застёгнутая на все пуговицы под самый подбородок, теперь свободно болталась по сторонам, освобождая пространство для действий. Трампер не привык ждать — сразу впился губами в грудь, ключицы, плечи партнёра, покусывая, как бы стремясь оставить за собой хоть часть власти.       Вскоре Фредди к своему удивлению почувствовал, как его ноги раздвигают. Очень неуверенно, медленно, без особого напора — так, будто он был нежной девушкой, а не взрослым мужчиной! Конечно, американец и сам не понимал, как действовать, но заметив максимальную сосредоточенность и напряжённость своего любовника, он только больше насторожился. Ну конечно выросший в Советском Союзе, полном всевозможных табу, Анатолий не знал, как обращаться с людьми своего пола. Трампер, стремясь не затягивать, сам расставил ноги пошире, пока русский избавлялся от оставшейся на нём одежды. Так они и оказались на равных — в одном нижнем белье, без намерений отступать даже несмотря на общую неловкость.       Правда, по инициативе американца, дерзко потянувшего Сергиевского на себя за резинку трусов, белья лишились они оба. Растрёпанные русые волосы хаотично метались по подушке от малейшего движения головой, и Фредди это совершенно не смущало. Он напрягался и расслаблялся с разницей в несколько секунд, томясь в ожидании большего.       — Блять, начни уже меня растягивать! — Нетерпеливо проскулил Трампер, сжав в кулаки белый пододеяльник. Анатолий быстро оглядел всё имеющееся вокруг и из чего-то более-менее скользящего обнаружил только масло для массажа, лежавшее нетронутым в ящичке у кровати с самого его заселения. Не слишком задумываясь, шахматист выдавил содержимое со сладким фруктовым запахом на свои пальцы, ощутив неожиданно приятную вязкость. Взгляд Фредди был прикован к чужим длинным пальцам, которые дразнили и добавляли только больше возбуждения. Всего один из них, сначала проскользивший меж ягодиц, а после начавший аккуратно входить в его тело, заставил вздрогнуть от побежавших мурашек. Трампер непривычно простонал.       — Тебе комфортно?       — Весьма, — сквозь зубы процедил американец.       Второй палец внутри, расширивший стенки, уже заставил мужчину понервничать. Воздух в комнате накалился, несмотря на распахнутую дверь балкона, и Фредди почувствовал, как уже даже не может оторваться спиной от кровати, на которой растянулся, полностью отдаваясь ласкам. Он лишь закинул руки наверх, чтобы иметь возможность держаться за деревянную спинку. Кажется, каждую мышцу сводило пульсациями от любого, даже случайного движения.       Анатолий чувствовал себя слишком приятно для того, у кого была жена и до сих пор есть ребёнок. Фредди казался таким свободным — то, что происходило, его совершенно не смущало, будто ему вообще всё равно, кто рядом: мужчина или женщина. По правде говоря, Трамперу было не всё равно, ведь ему рядом нужен был конкретно Сергиевский и желательно на столько, сколько он сможет терпеть его истеричную натуру.       С губ мужчины срывались стоны вперемешку с именем американца, и это звучало до боли в сердце красиво. То, как он дышал, вены на его руках, чёрные ресницы и брови — всё приводило Фредди в экстаз. Он даже невольно подумал, как так случилось, что из всевозможных исходов сексом они занимаются только из приятных эмоций и обоюдного желания. Всего несколько лет назад, если бы его спросили об этом, американец бы решил, что они бы могли потрахаться просто, чтобы выпустить пар, не более. Может, их секс был бы полон ярости, гнева и всего-всего накопившегося, но не любви, как сейчас.       — Анатолий, — тихо позвал он, ёрзая на месте, — поцелуй меня, блять, пожалуйста, так, как никого не целовал.       — Ох, Фредди… — Сергиевский изогнул спину, прислушиваясь к чужому голосу, ставшему ниже и глубже. Он впечатался своими губами в чужие, дерзко, будто наплевав на просьбу Трампера и пытаясь обсудить их статус здесь и сейчас этим поцелуем. А статус назывался «мой».       Третий палец проскользнул внутрь, заставив втянуть воздух через зубы, шипя. У Сергиевского всё же крупные мужские руки. Они по всем параметрам соответствовали его общей комплекции. Мужчина участливо сбавил темп, пытаясь найти нужный угол проникновения, пока Фредди пытался хотя бы просто дышать. Он готов был на стенку лезть, лишь бы Анатолий его заполнил, и к чёрту всю возможную боль! Но чемпиону мира хватило лишь одного брошенного строгого взгляда глаза в глаза, чтобы партнёру не захотелось сопротивляться вообще. Трампер впервые за долгое время доверился кому-то, кроме себя самого, и речь шла не про тело. Мужчина обнажил перед бывшим соперником все свои эмоции, чувства и желания.       — Потерпи немного, скоро, — успокаивающе нашёптывал на ухо шахматист, выверенными движениями растягивая американца.       — Я хочу сейчас! — К концу фразы Фредди сорвался на громогласный стон, полный нескрываемого удовольствия, и задрожал в чужих руках. — Сделай так снова…       Анатолий повторил движение, почувствовав под подушечками пальцев что-то ощутимо более выпуклое, чем плотно сжимающие пальцы стенки. Остатки разума и знания биологии подсказывали ему, что это — простата. Именно прикосновения к ней заставляли Трампера виться на постели, путая одеяла с простынёй, фантазию с реальностью.       Мужчина потерял всякое самообладание, не отрывая взгляда от распростёршегося под ним американца. Теперь уже его слова про «сейчас» манили и подначивали поскорее войти в желанное тело. Под слоями одежды и напускной уверенностью Трампер казался почти что хрупким, угловатым, как подросток, зато ладно сложенным. На его талии удобно устраивалась большая ладонь русского, ноги идеально обвивали мужчину, а руки бесконтрольно ворошили белое одеяло.       — Анатолий! — Фредди перемежал слова со стонами. — Трахни же ты меня, наконец!       Давно вставший член начал медленно распирать стенки внутри, когда тело покинули пальцы. Терпение Сергиевского лопнуло, и он из последних сил старался входить как можно нежнее. Фредди прогибался в спине на кровати, стремясь принять в себя больше, ещё больше. Они были так близко, но так далеко друг от друга в такой момент, что шахматист вжался в мужчину под ним, качнув бёдрами сильнее, войдя по самое основание. Трампер нетерпеливо задрожал и сам первый подвигался на члене.       — Не больно? — еле выдавил Анатолий, когда его захлестнуло совершенно новое удовольствие.       — Замолчи! Просто… Даже не думай об этом, мне хорошо.       Анатолий перестал думать. Он лишь вжимал Фредди собой в матрас, разглядывая его изменяющиеся выражения лица. Трампер под ним стонал очень громко, обхватывая его спину и плечи руками, царапаясь, не отпуская от себя. Не знал бы его Сергиевский до этого, он бы без сомнений сказал, что этот журналист — самый страстный человек, которого он когда-либо встречал. Но зато после всего того, что они пережили относительно вместе, всех их падений и взлётов, их дружбы и… Того, что происходит сейчас, Анатолий был охвачен всего одной мыслью — Фредди искренне любит того, с кем занимается сексом. И сейчас это именно Сергиевский, чемпион мира по шахматам, счастливейший мужчина на Земле.       Член двигался внутри всё с большей скоростью, заставляя рассыпаться в стонах и вздохах, изгибаться в спине, как кошка. Фредди, ищущий разрядки — для первого раза с этим мужчиной он долго бы и не продержался, потянулся ладонью к собственному паху, не желая отвлекать Анатолия от такой важной задачи. Толчки внутри постоянно давили на простату, и Трампер, по ощущениям, таял горячим воском от огня рядом. Но то, чего он не мог ожидать даже в смелых мечтах, так того, что Сергиевский сам отодвинет его руку с собственного члена и накроет его своей ладонью, сразу подстроив темп под толчки внутрь.       — Ах, Анатолий, я же сейчас кончу, — Фредди выглядел жалобно-сладко.       — Ну, тогда не сдерживайся. — Шахматист обворожительно улыбнулся, а Трампер, не выдержав этого, почти грубо притянул мужчину к себе и впился в его губы.       Волна возбуждения накрыла журналиста спустя всего несколько минут после этого, и он крупно задрожал. Оргазм пробежал мурашками по всему телу, и каждое движение стало ощущаться глубже в несколько раз, отчего Фредди постарался отпихнуть Анатолия, плотно сжимая внутри его член. Благо, мужчина оказался понятливым и не стал мучить своего любовника продолжающимися толчками или ласками рукой. Сергиевский медленно вышел из разморённого тела Трампера и, вместо его члена, обхватил свой собственный. Картина была завораживающая, американец смотрел из-под прикрытых век. Осознав происходящее, он потянулся рукой к мужчине, добавляя ласки, и от этого Анатолий тоже затрясся в неимоверном удовольствии, выстанывая всего одно имя — Фредди, Фредди!       Мужчина распластался на кровати, пытаясь отдышаться. Никаких лишних уточнений и разговоров действительно не было. Сейчас его просто гладили по волосам, успокаивая. Никто ещё так не делал! После большое, даже скорее длинное тело устроилось рядом и накинуло поверх них обоих одеяло, прошептав «спи» и приобняв со спины. Фредди почувствовал себя родным хоть для кого-то, любимым, желанным. В конце концов, Анатолий же его не прогнал.       Фредерик Трампер открыл глаза, лёжа один в пустой кровати. Хотя под одеялом ещё было тепло, никого рядом не наблюдалось. Но это и не был номер Фредди этажом ниже — вещи аккуратно лежали, по видимому, в шкафу, а не были разбросаны по всей комнате. Где же тогда, чёрт возьми, Сергиевский? Ему что, стало настолько противно? Ха, а по прошлой ночи и не скажешь!       Мужчина поднялся на ноги и потянулся. Он нашёл своё вчерашнее нижнее бельё, надел его, и уже собрался тихо одеться и свалить, как дверь в ванную распахнулась. Из-за неё показался Анатолий с полотенцем на бёдрах и мокрыми чёрными волосами. Мужчина явно не ожидал встретить Фредди с брюками в руке, а не в кровати, но тем не менее его лицо озарила яркая улыбка.       — Доброе утро. — Поздоровался Трампер, снова отбрасывая брюки в сторону.       — Доброе утро, Фредди. — Сергиевский оглядел его сверху вниз. — Вчера ты сказал мне никаких разговоров и уточнений. Что ж, — он медленно подошёл к американцу и положил руки на его талию, — теперь самое время поговорить и обсудить нас.