449 раз за лето

Спать это скучно. Поэтому по ночам он сбегал от всех сновидений через окно. Семья Ёнджуна и их подобранный с улицы кот жили в одноэтажном доме, с просторным чердаком, с деревянными рамами на окнах, те что скрипели тяжко, с висящим на стене ковром, что остался со времён молодости матери. Со стола сползает скатерть, а на ней полотенце и банка мёда. Такой он сладкий, что зубы кротко сводит. Бабушка думает я умру если буду водиться с Бомгю. А я и он любили плюшевых огромных кроликов, они тоже рано утром у мусорки под окном валялись. У Гю звёздочка была, нос вечно заложен. Как занюхнёт этот запах, будь то наркотическая зависимость. Рюкзак у него был, футбольный, что ещё от отца достался, внутри найдётся всё что душа пожелает. Пластыри и зелёнка в пакетике, недавно купленные мятные пластинки, цветные карандаши, распечатанные картинки и мятые валентинки, написанные на модном американском диалекте. Была ещё книга у него на 29 страниц, интересная.. Помню на рассвете, залезем мы утром на крышу дома незнакомого, где то вдали вышки видно. Он в руках своих держит произведение. На обложке чётко читается:

"Мрачный Жнец" —Терри Пратчетт 1991 г.

Знаю я её уже практически наизусть, он читал мне её ровно 447 раз, как новый. И вот как начнёт читать мне вслух эту историю в 448 раз за лето, да с выражением. Дочитает до второй страницы, да стебётся, повторяя строчки: —"Костяные пальцы смыкаются вокруг жизнеизмерителя и подносят к свету. Там небольшими прописными буквами написано имя. И это имя – «СМЕРТЬ»." - смехом заливается. Только вот я уже на его усмешки и не реагирую. Всегда так было, всегда так будет. А вот он... Он другой. От Гю никогда не пахло сигаретами или алкоголем, в отличие от его брата Субина. И впрочем он не мог позволить себе сделать то, что вытворял его родной. От Бомгю всегда пахло сладкой арбузной конфетой. Запах этот даже зимой, когда мороз бьёт по деревянной раме и рисует по стеклу, ощущался по-летнему тепло и сладко. Как ни дотронешься до него, потреплешь за мягкие волосы, вокруг тебя уже витает арбузная мякоть. Помнится сидели мы на крыше в самое пекло, солнце жарит не щадя колени дранные, кровавые. Лучи бьют в лицо, и Гю заулыбается, рассмееться. Улыбка у него, другая. Тоже особенная. Летняя, тёплая, родная, близкая, но такая далёкая. Он хмурится каждый раз от яркого света, когда выходит из дома лишь в лёгкой футболке, но глаза светились. Бомгю был человеческой версией солнца, яркий, тёплый. И в очередной момент сидишь на крыше рядом с ним, щёки румянцем поблекли, ветерок начал дуть под вечер, сбоку слышен самый любимый голос. Смотрит на свои колени в зелёнке, что до сих пор щиплют, чешит затылок. Он казался крошечным, совсем ещё ребёнком. Смотришь вновь, не отрываясь на растянутые уголки губ и возникает желание заключить всего Гю в объятья, никогда не отпуская. Я ловлю себя на этой мысли, промывая извилины с мылом, но каждый раз оно возвращается. Каждый раз моё сердце взрывается с новой силой, а это уже 446 раз. Бабушка была права, если я буду водиться с Чхве Бомгю, скоро умру. Кажется я скоро погибну от твоего существования, дорогой Гю. *** Один раз, он забыл свою книгу "Мрачный Жнец". И были они тогда на Рубежном кладбище. В самом деле, рядом там лавка стояла, что вся в усохшими осадками налёте. На неё не сесть толком, не лечь, только запрыгнуть на корточки. Ёнджун, да, он запрыгнет, устроиться в согнутых коленных чашечках. А вот Гю, он стоит на тротуаре уставившись в небо, выглядывая там своих покойных дальних родственников. И не шевелится, но сейчас его руки дрожали. А он и вправду всегда улыбался, сквозь слёзы его губы были растянуты. Бомгю не стеснялся слёз. Из-за этого плечи Ёнджуна вечно были мокрыми. —Ты любишь звёзды? - резкий голос из темноты. Они находятся здесь уже долго, нос как обычно щекочет от ночного холода. Только тот поворачивает голову, на его лице нет того самого, что было ярче звезды—улыбки. Волосы неприятно лезут в глаза, а ресницы дерутся с ними. Синяки на голых ногах скоро пройдут и солнце тут же взойдёт. Так может с рассветом его шарм вернётся, как почтовый голубь? —В детстве любил. - отвечает тот. На корточках сидеть стало нервозно, неудобно. Ёнджун встал наконец на мокрую траву, со всхлипами от луж под кедами. Бомгю тоже хлипает, только вот от насморка. —Что прервало твою любовь к ним? - у Гю руки совсем замёрзли, уберёт их в карманы и повернёт голову к лицу друга. —Они были слишком далеко от нас, это разбивало меня, когда был ребёнком. - тяжёлым вздохом опустил взгляд. —Хотел стать космонавтом? —Мечтал... а ты? - у Ёнджуна ладони горячие. Потянется ближе к Чхве, сомкнёт пальцы их рук в крепкий замок, что не захочется распускать. —Я мечтал о позиции в рок группе. - он и сейчас хотел заполучить её, но только два человека знало об этом. —У вас в комнате с Субином же была гитара, я помню. —Акустика. Но электро-гитара тоже валялась за стенкой.. Ёнджун смотрит вопросительным взглядом в тёмные глаза, не понимая причины невыполнения его детской мечты. Гю это прекрасно заметил, прервав тишину продолжил: —Субин обещал подарить её мне, когда исполнится четырнадцать. Только вот через два дня после этих слов гитара с рваными струнами уже валялась где-то на заброшке. Его старые друзья изуродовали наш любимый инструмент, который мы между прочим купили на последние карманные деньги Субина. Он всё лето работал в ларьке тогда, что бы заполучить её. - руки сжались, видно эта гитара действительно много для него значила. Оба замолкли в тишине. Сверчки поют долгую симфонию. Где нибудь под мхом покрытыми гробными плитами пробежит беспокойный крошечный ёжик. Там рядом водоём, течение быстрое всегда. Наверное к реке бежит. Вода дальняя бешено шумит, сердце точно так же бешено стучит. —А ты сейчас мечтаешь о чём-то? - Гю задаёт вопрос, смотря на уже тёплую руку, что согрелась только рядом с другой. —Мечтаю. - всегда об этом мечтал. Каждое время года, каждую холодную осень, морозную зиму эта мечта грела его рёбра изнутри. А сладкой весной и знойным летом в душе становилось ещё жарче. —О чём? —Только об одном человеке. - он тихо ловит тогда ухмылку, отворачиваясь в сторону буйной реки. По щеке Гю потекла тёплая слеза, почему? У него был вечно счастливый взгляд и множество проблем, а у Ёнджуна только одна — Чхве Бомгю и его дикая любовь к звёздам, пластинкам с записями рок концертов. Его сердце дёрнулось сейчас 447 раз. По кладбищу бродят голодные кошки, их хвосты переплетаются. Ёнджун подберётся поближе к одной пятнистой, почешит за ухом. А та мурлыкой утрётся ему в длинные ноги. А Гю тоже кошек любит, только одна из таких «бродяжек» в детстве ему руку чуть не прокусила. И кто бы мог подумать, что милая мяукалка кусает запястья, как разьярённая вампирша? Это лето—их последнее. Потом уедут из родных хрущёвок в другие огромные города, за тысячи километров от запястей друг друга. Они сейчас дышат горячо, ладони не отпустят, не разожмут, пока аорта Ёнджуна не остановится в 448-ой раз. *** Они были так похожи — пили одни и те же антидепрессанты, сидели на одной и той же крыше. И снова сидят на рассвете, на расстоянии от солнца в миллиарды километров, а от друг друга на расстоянии мизинца. Лезли на крышу, опять распугали всех собак смехом. —Гю? - позовёт его тихо. Снова читает книжку вслух, вновь Терри Пратчетт. Это точно будет в последний раз, когда вдвоём уселись на высоте, которую к слову Ёнджун так боится, но не рядом с Чхве. Точно последний раз, когда увидит свет восходящего солнца в его глазах. Сегодня 30 августа, поезд Гю 31-го. Он уедет навсегда туда, строить новую жизнь, где не будет места для Ёнджуна теперь. Поглядит с грустным взглядом из окна плацкарта на брата и Ёни, никогда не забудет всё это. —М? - Гю снова улыбается, опять краснит румянец на щеках, а этот ответить не может — молчит долго. И не моргает, как застывшая льдина, но тут же растопится от тёплого взгляда парня. А он ничего и не скажет. Книжку захлопнет, вправа скинет. Руками накинется на футболку Бомгю, стащит ее с ключиц. Тот на спину свалится, на холодную крышу. От него снова летом знойным пахнет, слёзно ладони к шее потянуться, дабы запах чувствовать этот, родной, настолько долго и сильно, насколько можно. —Ёни, я не дочитал ещё же.. - дыхание сбилось, локти текут по спине парня, по его точно шёлку подобным волосам. А Ёнджун пах свежим хлебом и ромашками. Похоже на лето, да не такое сладкое, зато такое же желанное и родное как сам он. Снова промолчит, ничего не скажет. Слов и не нужно — всё ясно. Гю всё сильнее в его тело пальцами впивается, дышит горячо на ухо, да хлюпает. Он снова разревелся, как малое брошенное дитё. Хватка его ослабилась, пластом теперь ослабленный лежит на вновь мокром левом плече парня. Пальцами по волосам играет тихо, молча. —Я буду приезжать, обещаю Ёни. Для тебя всегда найдётся место в моём сердце, только не уходи. - хлюпает всё громче, голос дрожжит, а руки всё ещё огибают рёбра парня. —Ты будешь теперь так же далеко как эти дикие звёзды. —Нет, я буду рядом всегда. - глупо и заезженно, но в тот момент все его слова казались особенными. Его сердце погибло сегодня уже 449-ый раз. Бабушка знала, что Чхве Ёнджун умрёт рядом с ним. —"Я сойду с ума по крайней мере ещё 449 раз." Жаркий зной; крик котов снизу; мёд, такой сладкий, что передние зубы сводит и там же ковёр, повисший на стене; плюшевые огромные кролики на мусорке; звёздочка в спортивном рюкзаке; где-то на кладбище рушенная электро-гитара; старые кассеты любимых групп. —Я думаю, я влюблён в тебя всего. - выдохом проносится по уху и тогда, стало спокойно. Руки не трясутся, рёбра не ломит, голова не гудит. Ловит сейчас его притарный тёплый взгляд на себе, в котором так нуждался всё это неспокойное время. Нежные руки гладили его лицо, тело растворяется в мечтах. И увидеть его улыбку на рассвете снова, как в первый раз, стало самым заветным желанием 449-го счастливого лета 2002, проведённого вместе.