Зебра полосатая...

Её жизнь не была сахаром. Определенно нет. Фамилия Блэк была сродни клейму у девочки. Даже простые маглы знали о том, что некий Сириус Блэк — жестокий убийца. Убийца, у которого есть дочь… О её существовании не распространялись и многие даже не знали о наличии этого ребенка. Элизабет Оливия Блэк — имя, вокруг которого в приюте ходят легенды. Пока её отец был приговорен к пожизненному заключению в тюрьме, ей суждено жить вокруг предрассудков, страха, непонимания и опасения со стороны остальных людей. Сколько себя помнит, Лиззи жила в небольшом приюте пригорода Лондона. Милая, спокойная девочка с аккуратными каштановыми кудрями и серыми глазами. Настолько же серыми, как её жизнь. Бетти — так её назвали люди, что принесли малышку в приют. Милая форма имени, но, когда её произносят с таким холодом, то даже что-то столь красивое станет напоминанием того, как тут не рады фамилии Блэк. Элизабет перестала любить свое имя. Оно было чужим, неприятным. Хотелось выбросить, как мусор, да только невозможно. А просить не звать её так в принципе — глупо. Как иначе можно привлечь внимание человека? Постучать по плечу? Пощелкать пальцами перед лицом? Можно, но, когда у человека есть имя, то надобность в подобных действиях отпадает. Тем более, они не всегда удобны. Приют был хорошим: всегда убранные комнаты, добрые воспитатели, сытная еда, которая может и не отличалась первоклассным видом, но была очень даже вкусной. Только был у этого места один недостаток: юная Блэк. Как бельмо на глазу. Никто её не хотел удочерять, ибо, даже спустя столько лет, фамилия девочки на слуху у людей. Дети сторонились, хотя, вроде, и причин для этого не было. Но разговоры воспитательниц были слишком громкими, а слухи слишком быстро распространялись. Вот так и появились предрассудки. Над Бетти не издевались. Просто избегали и шептались за спиной. Иногда, ей казалось, что лучше бы травили, чем игнорировали. Правильно говорят: самое худшее не ненависть, а равнодушие. К сожалению, это стало частью жизни Элизабет. Она росла замкнутой, молчаливой, витающей в своих мыслях. Но дух внутри противился. Часто хотелось разговаривать без умолку, бегать по приюту сломя голову от уборщиц, как делали это остальные дети, общаться, играть, учить что-то новое, но, когда девочка поднимала голову и видела эмоции других людей по отношению к ней, то желание запереть саму себя на замок и не показывать увеличивалось в геометрической прогрессии. Именно поэтому глаза казались серее обычного, без былого блеска, как при её первом появлении в этом месте. Надежда угасла вместе с пропавшим отцом, который, по словам остальных, был ужасным человеком и хладнокровием. Дети дарят свою любовь и очень нуждаются во взаимной, но это была роскошь для носящего фамилию «Блэк». Остывший пепел, грязь, что осталась после пожара. Вот как Лиззи описывала цвет своих глаз. *** Время от времени малышка сбегала ночью на улицу, чтобы посмотреть на звезды. Они были красивыми, завораживали. Лондон — большой и оживленный город, и небо черное. Но пригород был тихим, тусклым, отчего яркие точки в небе были особо хорошо видны в ясную погоду. Тут было по-своему ярко. Элизабет не знала созвездий. Детей в её приюте обучали грамоте и арифметике, а также нужными для них навыками, на подобии шитья для девочек да столярных работ для мальчиков, но не космосу и всему связанному с ним. Лишь редкие сказки на ночь о волшебных приключениях планетами, не более. Но Лиз любила звезды, любила ночное небо и луну и, пускай, у неё даже не было книжек о космосе, она мечтала, как будет изучать это все. Сказки рассказывала одна из немногих воспитательниц, которым плевать на то, от кого была рождена девочка, главное, какой она является сама, независимо от крови. А была Блэк, как уже было сказано, тихой, мирной, умной. Но очень несчастной и уставшей морально. Уставшей от отношения к ней, от монотонной жизни, от однотипных платьев и уроков. Единственный цвет повсюду — серый. Даже в отражении зеркала она видит серый. Одно и тоже надоедает всем, а тут целая жизнь Свое «Я» на замке, энергия, которая местами сочилась отовсюду, игнорируется. Не жизнь, а существование какое-то. Многие воспитательницы терпеть не могли, когда Бетти делала вещи, казавшиеся обычными для детей её возраста: забывалась и говорила много-много или роняла хрупкие вещи, отчего те разбивались или иногда не слушалась взрослых. Для них это было чем-то ужасным, так как проявляется «страшный характер» её жесткого отца. «Тьфу блин. Заладили. Поняла я уже, что он плохой. Я — не он!» — Думала Элизабет, но молчала. Все равно не услышат. А если и услышат, то кто ее слушать станет? Они будто игнорируют тот факт, что сам этот отец не успел вложить в ребёнка практически ни-че-го. А главное ведь, что никто бы не узнал сейчас в этой девочке Блэка. Даже те, кто знали Сириуса лично, сказали бы, что от него у неё только глаза и те более тусклые, чем у мужчины. Маска способна скрыть многое. Эмоции выдают тебя, они — слабость. Вот, что усвоила Лиз. Эта мысль высечена на коре её головного мозга. И все-таки…капля надежды оставалась, что, когда-то, ей больше не придется продумывать каждое движение мимики, редкие фразы и действия, а можно будет окунуться с головой в неизвестность, забыть обо всем на свете и наслаждаться жизнью. *** 30 июля 1991 года. Это был действительно серый во всех смыслах день. Серая одежда, серые стены, серое небо и тучи. Слишком много серого. Даже Элизабет это казалось чересчур. Пусть девочка счастливой и не была, но можно было хотя бы наблюдать за этим чувством со стороны, глядя на других. А так, ни внутри, ни снаружи. После занятий, незадолго до обеда, когда дети могли привести себя в порядок в комнатах, Блэк начала ощущать нечто странное. Будто присутствие того, кто хочет видеть именно её. И правда, через 5 минут, когда все девочки из комнаты уже убежали на обед, в дверь постучали. За ней оказалась воспитательница Гвендолин с каким-то старым человеком. Он был очень странно одет: в серебряную мантию, которая достигала пола. Длинная борода явно указывала на преклонный возраст, стоящего в паре метров, человека. Девочка с непониманием и интересом смотрела на незнакомца. — Здравствуйте. — Элизабет поздоровалась, посчитав неуютной тишину, которая наступила после того как мисс Гвен, по просьбе мужчины, оставила их одних. — Здравствуй, Бетти. — Старик чуть улыбнулся, от чего его борода слегка дернулась и приподнялась. Девушка передалось некое ощущение спокойствия, исходившего от её собеседника. — Извините за грубый вопрос, но что вы тут делаете? — Лиз смотрела прямо в глаза впереди стоящему, эмоции на замок, лишь руки, нервно гладящие серое платье, выдавали её волнение. — Не считаю вопрос глупым. Все в порядке, я бы тоже его задал. А отвечая, могу лишь сказать, что пришел поговорить и кое-что передать — Передать? — Хорошо, «поговорить с ней» тоже звучало странно, но имеет место быть, мало ли. Но вот передать? Кому это понадобилось что-то ей передавать., — Об этом чуть позже, мисс Элизабет. — Гость огляделся и прошелестел мантией до ближайшей кровати. Та скрипнула под весом взрослого мужчины. Он достал, будто из ниоткуда, небольшую упаковку с некой сладостью. — Любишь лимонные дольки? — улыбка снова озарила лицо старика. — Извините, сер, но я ни разу их не пробовала, поэтому не могу знать, нравятся они мне или нет. — Лиз отвела взгляд на чистый паркет, который сегодня подметала во время дежурства. — Мисс Элизабет звучит слишком официально. Можно просто Лиз или Бетти, если вы не против. — Ни разу? — Брови мужчины поплыли вверх, но морщинки снова сгладились, а на лице снова была эта его приятная улыбка. — Ты обязана их попробовать, Лиз. — Он выполнил просьбу девочки не называть её так «официально». Гость протянул коробочку в сторону стоящей Бетти. Блэк сначала пару секунд глупо смотрела на угощение, а потом, преодолев 2 метра, отделяющих их друг от друга, тонкими пальчиками взяла одну засахаренную дольку. На вкус она была ни с чем несравнима. Сладости в приюте были не часто и в небольшом количестве, поэтому наслаждаться ими в полной мере было невозможно. — Благодарю, сер. — Элизабет аккуратно вытерла сладкие пальцы о платочек, что был спрятан в кармашке платья. — Извините, но я не знаю вашего имени, а вы моё — да. Немного нечестно. — Девочка ухмыльнулась, будто забыла, что, вообще-то, не показывает свои эмоции другим. Старик внушал доверие. — Моё имя Альбус Дамблдор. — его голос был мягкий, приятный и достаточно тихий. Он будто убаюкивал, а не сходящая со старых уст улыбка, которая стала только шире, после слов Бетти, будто показывала, что ты в безопасности. — Так, а о чем вы хотели поговорить, мистер Дамблдор? — Ответ на этот вопрос действительно сильно интересовал девочку. — Мы уже говорим, разве нет? — Его хрипловатый смех эхом отлетал от стен комнаты — Часто разговоры бывают ни о чем, но для многих людей они могут рассказать о человеке больше, чем при наличии определенной темой. — Вы оцениваете меня? — Блэк слегка прищурила глаза и наклонила голову вправо, но снова перевела взгляд на коробочку с лимонными дольками, которую мужчина подвинул чуть ближе к Бетти. Решив, что ей предлагают взять ещё, не отказалась. Угощение было действительно вкусным. — Можно и так сказать. — «Какой интерес к моей персоне. Уже можно беспокоиться?», подумала Элизабет. Мужчина всунул руку между складок мантии и вытянул тонкий прямоугольный предмет. Альбус протянул юной Блэк конверт из желтоватого пергамента. На нем чьим-то аккуратным почерком изумрудно-зелеными чернилами был выведен адрес и имя получателя. Это были её имя и адрес приюта, в котором она жила. Даже номер комнаты написан. Только девушка захотела спросить у гостя, что это, как тот уже направился к двери. Перед тем как выйти, старик повернулся к девочке. — Прочти его внимательно. Сегодня вечером, к окну прилетит сова, отправь свой ответ через неё. После, за тобой зайдёт человек, он поможет во всем разобраться. — Его улыбка, казалось, стала ещё шире. — До встречи, Бетти. — Погодите, вы забыли дольки! — Странно, но это было единственное, что волновало Блэк на данный момент. Девочка уже собралась взять небольшую коробочку свободной рукой, как мужчина одним взмахом руки попросил её остановиться. — Оставь себе, у меня таких много. — Он подмигнул и вышел из комнаты. Дверь закрылась с тихим щелчком. Лиззи осталась одна среди множества кроватей и коробочкой лимонных долек в руках. Она непонимающе смотрела на место, где только что стоял этот Дамблдор. Взгляд снова метнулся к письму, перевернув, которое девочка увидела красную восковую печать. На ней были изображены четыре животных и буква «Х» по центру. «Успею ли я сегодня на обед?», подумала Блэк, пока вертела в руках конверт. На короткий миг, глаза девочки обрели блеск и стали похожи на платину, когда та аккуратными движениями вскрывала бумагу. «В принципе, я не особо голодна»