Искусственное дыхание

Сейчас только полдень, а Эфнель за всё утро уже насчитала пятую из сотни абсолютно одинаковых девчонок, решивших, что чем сильнее они будут барахтаться в воде, тем быстрее красавчик Джин окажется рядом, чтобы спасти их, подхватить на крепких руках и — обязательно! — сделать им искусственное дыхание. Первое время за этим было забавно наблюдать: сначала эти подружки-восьмиклассницы подолгу стояли в тени какой-нибудь раскидистой пальмы, поглядывая на Джина и чуть ли не визжа от восторга, а потом какая-нибудь из них решала зайти в воду, чуть за линию плавающих буйков, и начать истошно орать — так, что даже крикливые чайки улетали с гоготом. Джин, разумеется, реагировал моментально: бросал бинокль, спрыгивал с высокого стула, нырял в воду и хватал соплячку со спины, чтобы она его на дно не утащила, но об искусственном дыхании не шло и речи — когда ты просто набираешь за щёки морской воды и приходишь в себя сразу, стоит вывести тебя на берег, из первой помощи тебе оказывают разве что хлопок по спине и порцию нравоучений — и Эфнель с упоением смотрела на то, как её лицо искажала гримаса неподдельного разочарования. Наученные своими и чужими ошибками они намотали на ус, что для «поцелуя» им нужно ещё и сымитировать обморочное состояние, и Эфнель, конечно, бесилась первые несколько минут — но то, с какими ошалелыми глазами девочка пряталась в тени парасоля после того, как на собственной шкуре узнала про метод «изо рта в нос», стоило каждой из них. Какая жалость, что сейчас Эфнель такого не может сказать. Из беседки открывается чудесный вид на то, как из воды героически выходит Джин вместе с какой-то девятиклассницей, притворно задыхающейся в его объятиях. Схема отработана с обеих сторон, и когда Джин забудет собственное имя, но вспомнит, как оказывать первую помощь при утоплении, очередная малолетняя фанатка в его руках забудет родную мать, зато разбуди её посреди ночи — и она скажет, после какого этапа надо «отключиться», если ты хочешь, чтобы Джин сделал тебе проклятое искусственное дыхание рот в рот. Было явной ошибкой причислять эту девчонку к сотне остальных; на памяти Эфнель ещё не было таких прожорливых, лежащих на песке бездыханной тушей до самого победного, чтобы выжать из этих нескольких минут максимум, и каждый раз, когда Джин наклоняется к её бесстыже-розовому лицу и таким же бесстыже-розовым губам (правильно, ведь именно так выглядят люди, которым не хватает кислорода в организме!), желание Эфнель сожрать пластиковую трубочку неумолимо растёт, упираясь в потолок деревянной ротонды. Будь она на месте Джина — давно бы уже позвонила санитарам из морга: пусть, мол, тело с пляжа заберут, но Джин ведь совсем не такой, как она, ведь пока Эфнель втягивает остатки молочного коктейля сквозь стиснутые зубы и в сладких мечтах надвигает на свои глаза козырёк спасательской бейсболки, держа очередную такую дохрена умную извращенку под водой, Джин всего лишь делает несколько нажатий на грудную клетку «пострадавшей» и тянется к мобильному телефону, готовый сейчас же вызвать скорую помощь. Разумеется, эта малолетка сразу вскакивает; ещё и «отдышаться» пытается, грёбаная актриса! Где-то там, глубоко внутри Эфнель, в самых закромах её покрывшегося коркой льда и морской соли сердца теплится уголёк надежды на то, что Джин выкупит чужой обман хотя бы сейчас, спустя долгую неделю, но он то ли слишком наивный, то ли слишком тупой — потому что он верит, улыбаясь очередной своей солнечной улыбкой, и Эфнель от досады хочется с размаху ударить ногой о парапет. — Ну и ну, — из ниоткуда за спиной Эфнель, потирающей ушибленные пальцы на ноге, материализуется Ирис, держа в руках тарелку какого-то гавайского десерта, — mia topolina*, беседка задолжала тебе денег? От неожиданности Эфнель дёргается и даже позволяет себе вполголоса выругаться, но Ирис или не слышит этого, или просто делает вид, что не слышит, и с невозмутимым лицом слизывает с губ сладкий сок маракуйи. Вот любит она так — притихнуть, подкрасться, а потом вырасти из воздуха и напугать до усрачки! А ведь и не скажешь; всегда такая громкая, весёлая, и в толпе выделяется, и не спутать ни с кем даже, а захочет — в тишине её не услышишь… И что ей теперь сказать? Нечаянно оставила вмятину на деревянных перилах? Вспомнила про NED и захотелось что-нибудь пнуть? Или как есть: я влюблена в идиота, который клюнет на ложь любой деланной страдалицы — разумеется, под предлогом какой-нибудь-неважно-какой помощи? Тьфу; да Эфнель по глазам видит, что о последнем Ирис если и не знает, то как минимум догадывается — и тут же перестаёт, ведь всё становится очевидным, стоит Эфнель раздражённо повернуться на чьё-то (о, она точно знает, чьё) противное хихиканье и с чувством щёлкнуть языком, увидев, как старательно эта выскочка строит Джину глазки. Куда приятнее было бы сейчас смотреть на солнце, в самом зените жарящее этот тысячу раз проклятый пляж, и Эфнель, которая никогда в жизни не была голословной, посмотрела бы — да только крыша над головой не позволяет. — Нет, — она хмурится и крутит в пальцах соломинку, торчащую из обтёсанного молодого кокоса. — Просто кое-кто-… Договорить ей не удаётся. Мелкая язва поднимается выше и позволяет себе поцеловать Джина в щёку. — …Неважно! Похоже, именно в этот момент ангельское терпение совсем не ангельской Эфнель лопается — прям как перезрелый арбуз, который Наби разбивает* под радостное улюлюканье Чии и Стеллы — и Ирис может только молча наблюдать за тем, как выбросившая свою импровизированную чашку Эфнель удаляется прочь, громко шлёпая сандалиями. «Лезть к ней сейчас»… — Я рад, что смог помочь тебе, — неловко смеётся Джин, убирая чужие руки со своего лица, — но, кажется, твои подруги тебя уже заждались… …«Особенно сейчас — всё равно, что совать пальцы в розетку», — подытоживает Ирис и отправляет в рот кусочек чизкейка, пропитанный сахарной глазурью. С природой ревности Эфнель Ирис познакомилась совсем недавно, но понять её суть не составило никакого труда; это своеобразное квипрокво*, и любой другой несведущий человек бы с уверенностью сказал, что у Эфнель просто плохое настроение, или девочка, которая никак не может отлипнуть от своего спасителя, сильно ей насолила, — когда на самом деле Эфнель просто нужен тот, на кого она может без зазрения совести позлиться. Им может стать практически кто угодно, и чаще всего роль «козла отпущения» давалась юным фанаткам Джина. Это и старшеклассница на пляже, и молодая девушка, подрабатывающая баристой, и даже фанаккаунт в твиттере с фотографией Джина на аватарке, облепленной сердечками со всех сторон (на который Эфнель тайно подписана со своего фейка) — в общем, все вокруг. Но только не сам Джин. И Ирис бы, наверное, поддразнила Эфнель, как делала это много раз до этого, если бы сама не знала, каково это — видеть, как человек, к которому ты испытываешь неоднозначные чувства, просто разговаривает с кем-то другим, а потом пытаться заткнуть собственное подсознание, которое панически машет руками, истерически кричит и периодически заколачивает гвозди в собственный гроб вопросами вроде «А вдруг он любит кого-то другого?», «А вдруг он считает тебя просто другом?», «А вдруг»-... …«А вдруг у меня есть идея?», — ухмыляется Ирис и с предвкушением кусает кончик пластиковой вилочки.

***

Вообще-то, когда Эфнель шла сюда, она надеялась на какой-то мифический покой. Ну, знаете, чтобы тихо было — у пустого причала же никто не хочет тусить, правда? Или, ладно, можно без «тихо»; можно шумно, знойно, и занозы на дощатых настилах с криво прибитыми гвоздями… окей, их тоже можно потерпеть, если задницей ёрзать поменьше! Главное, чтобы не было этих псевдоактрис, трещащих без умолку и уже успевших встать Эфнель поперёк горла. Они были. Конечно они были! До жути наивно, почти в стиле Джина — думать, что на этом сраном курорте хоть что-то могло пойти так, как этого хотелось Эфнель. Что-то её, конечно, радует — например, отсутствие того же Джина, на шее которого с удовольствием повисли бы вон те две подружки, растёкшиеся на своих шезлонгах — однако теперь, когда над головой нет крыши, солнце обжигало её совершенно беспрепятственно, весёлый галдёж и громкие вопли пропустивших по бокальчику было слышно лучше собственных мыслей, и вдовесок ко всему этому Эфнель ещё и раз за разом приходилось убирать тонкие нитки с торчащих гвоздей. Интересно, рваные джинсовые шорты ещё в моде?.. — Ну, Эфнель, что у тебя с настроением? — звучит свысока знакомый голос, и вспуганной Эфнель стоит больших усилий хотя бы удержаться на краю пирса. — Расскажи тёте Ирис, что тебя расстроило. Видимо, пугать Эфнель уже стало какой-то негласной традицией — так же, как стало традицией приставать и пытаться залезть к ней в голову. — Я уже сказала, что это неважно. — Неужели та девочка так сильно выбесила тебя? — Да… То есть, нет… …Да что это за тупая потребность издеваться?! Ирис прекрасно знает, что выбесило Эфнель, а что расстроило — так зачем ей понадобилось вдруг ходить по пятам за ней и донимать её? Они с Эрвином прям стоят друг друга, тупая сладкая парочка; Эфнель не удивится, если где-нибудь неподалёку этот белобрысый сейчас сидит и ржёт над ней втихомолку! — Оставьте меня в покое уже! Она вдруг вскакивает с места, случайно подняв в воздух сноп брызг, и круто разворачивается, уже собираясь уйти — но Ирис, кажется, совсем не поддерживает такое решение. — Бедняжка… А знаешь, — лилейно начинает она и хватает Эфнель за плечи, — у меня есть для тебя решение! — Засунь себе это решение в- Договорить Эфнель снова не удаётся. Ирис разворачивает её обратно к морю и толкает в воду — а потом театрально вздыхает, так, будто не она только что сбросила Эфнель с края, и быстренько складывает руки рупором: — Джин! Человек тонет, Джин! — Ирис недовольно упирает ладони в бока; на вопли о помощи отреагировали разве что девочки, сидящие на плетёных шезлонгах, но никак не Джин. — Да где он там… Оглох, что ли? Эй, Эфнель, ты там как? По сценарию в голове Ирис она должна вынырнуть из воды прямо… сейчас. Всё же идёт по сценарию, правда? Конечно, всё идёт, как надо! Эфнель точно умеет плавать. Тем более, здесь не так уж и глубоко… Так ведь?.. Что-то идёт не так. Что-то явно идёт не так. Ведь когда Эфнель на секунду выныривает, она выплёвывает не ответную колкость, а морскую воду. И руками она так часто гребёт не потому, что хочет поскорее отвесить Ирис смачную оплеуху. А потому что она, мать его, тонет! — О Боже… Джин! Эфнель реально тонет! Я не шучу! — не дождавшись никакой реакции, Ирис инстинктивно свешивается с пирса и подаётся вперёд, но понимает, что Эфнель барахтается далеко не на расстоянии вытянутой руки, и в спешке подрывается с места. — Сейчас, Эфнель, потерпи немного! Джин! Когда Ирис, спустя несколько растолканных людей и перевёрнутых шезлонгов, всё же натыкается на Джина, он встречает её строгостью глаз и распростёртых нотаций: — Ирис, тебе нужно быть аккуратнее! Нельзя так пихаться, особенно на пляже, ведь это может привести к различным травм- — Эфнель! — выдыхает Ирис, схватив Джина за воротник. — Тонет! Вон там! Всё, что Ирис могла сделать — она сделала, но пока Джин в несколько семимильных шагов пересекает целый пляж и пристань вместе с ним, неугомонная совесть возмущённо машет кулаками и кричит: «Сделай хоть что-нибудь!». А что ей сделать? Когда Джин выходит из воды с Эфнель на руках (в голове возникает глупая мысль об Афродите, родившейся из морской пены), когда он откачивает её, когда накидывает на неё свою кофту и полотенце, когда не отходит от неё ни на секунду, когда просит коллегу последить за пляжем вместо него — что она может сделать, если не мешаться под ногами со своими скуднейшими познаниями в медицине? Разве что принести букет подорожника. Или, на крайний случай, моток синей изоленты.

***

— …таким образом будет гораздо лучше, если ты будешь находиться на безопасном расстоянии от воды, — наконец, Джин заканчивает читать правила безопасного поведения, и, уже накидывая на плечи Эфнель пушистое полотенце, спрашивает, участливо заглядывая в её глаза: — Кстати, я хотел спросить… Ты не знаешь, кто столкнул тебя? Немного поразмыслив, Эфнель отвечает: — Да малявка какая-то, — она кашляет себе в руку, и Джин аккуратно хлопает её по спине, — мимо пробегала. Решила, что мне не помешало бы искупаться. — Я понял, — кивает Джин и задумчиво прикладывает ладонь к подбородку. — В таком случае я обязан провести профилактическую беседу с родителями этих детей, чтобы такого больше не повторилось. — Да ладно, забудь, — отмахивается Эфнель. — Это же я на краю сидела. — Я не могу так просто взять и забыть. Моя работа заключается в том, чтобы обеспечить всем посетителям пляжа максимальный комфорт и безопасность, и когда мои друзья попадают в беду, я категорически не могу остаться в стороне. Ты мой самый близкий друг, Эфнель, и я не позволю себе просто замять этот инцидент! Возможно, за то, что Джин назвал её самым близким другом, Эфнель могла бы немного позлиться на него. И, возможно, ей даже хотелось это сделать. Но что-то у неё никак не получается — особенно, когда она поднимает голову и видит этот обезоруживающий взгляд голубых глаз. — Ладно, ладно, я поняла! Хватит так смотреть на меня… — Спасибо, Эфнель, — он улыбается — похоже, рад, что ему всё-таки удалось донести свою позицию до Эфнель — а потом вдруг меняется во взгляде и становится более внимательным. — Как ты сейчас? Давление в норме? Голова не болит? Дышать не тяжело? — Да-да-да, со мной всё нормально. — Точно? Уверена? Если ты чувствуешь дискомфорт в области- — Я не чувствую дискомфорта в области чего бы то ни было. Всё, давай, иди работай, — Эфнель высовывает руку из-под полотенца и кофты Джина и вполсилы «толкает» его к спасательскому креслу, после чего вдруг нервно озирается и, перейдя на полушёпот, спрашивает: — …Кстати, твой начальник не будет говниться из-за того, что ты тут меня высиживаешь? — Что? А, нет! — громко откликается Джин, вспомнив, что значит слово «говниться», и беззаботно смеётся, пока Эфнель сквозь зубы цедит: «Да тихо ты!». — Меня сейчас подменяет коллега, а начальник хоть и строгий, но «говнится» нечасто, я тебя уверяю! Стоящий поодаль начальник Джина стреляет в Эфнель ястребиным взглядом, колючим, как трёхдневная щетина, покрывшая его впалые скулы, и желание Эфнель зарыться головой в песок растёт по секундам, пока Джин в блаженном неведении смеётся над своей шуткой. — Ну ладно, Эфнель! Я буду время от времени приходить и проверять тебя. Я буду неподалёку, так что если понадоблюсь — зови. Или, если станет плохо, можешь попросить Хару измерить тебе давление и температуру. — Ага… Давай… Когда она — о, какая неожиданность! — слышит позади себя сдавленное прысканье в кулак, у Эфнель не остаётся сил даже на то, чтобы испугаться или хотя бы задаться вопросом: как, чёрт возьми, Ирис подбирается к ней так неслышно? — Ха-ха. Как смешно. — Умоляю, прости, — хихикает Ирис и вздыхает, опускаясь рядом с Эфнель на горячий песок. — Но ты выглядишь очень забавно. Как мокрая чихуахуа. — Отстань, — бурчит Эфнель и, обняв колени, смотрит... Роска знает куда. Ирис решает проследить за взглядом Эфнель, и теперь не только Роска знает, куда она всё это время пялилась. На то, как перекатывались мышцы, вызолоченные полуденным солнцем. На то, как переливались капли воды на голой коже. На то, как одним небрежным движением откидывались иссиня-чёрные волосы, растрёпанные от поднявшегося ветра. — Он от тебя даже на секунду не отходил, пока ты в себя приходила, — говорит вдруг посерьёзневшая Ирис, не отрывая глаз от Джина — так, чтобы Эфнель, старательно отводящая взгляд, поняла, о ком идёт речь. — Всё сидел и трясся над тобой. Лабрадор, не иначе. — Хватит сравнивать людей с собаками. — Ну не обижайся ты, — Ирис заливисто смеётся и обнимает её за плечи, взъерошивая ещё не высохшие молочно-белые волосы. — Хочешь, я тебе потом коктейль куплю? Или два? Эфнель молчит и недовольно отводит глаза, прежде чем откашляться в кулак и сказать: — Три. — Три коктейля. — Молочных. — Три молочных коктейля. — И с зонтиками. — Три молочных коктейля с зонтиками. Ирис убирает руку с плеча Эфнель и, взяв в ладонь невидимую ручку, демонстративно «записывает» на таком же невидимом листке бумаги заказ, — после чего роняет с губ удивлённый вздох и, наклонившись чуть ближе, доверительно шепчет: — Погоди… так ты тоже их любишь?