И все твоё — от неизбежного

И тихий звук Неунывающих Речей, И даль Твоих очей.

Все начиналось с любви и падения. Все начиналось с секретов и лжи. Все начиналось с крови и огня. Все начиналось с танца Драконов. Чёрный внедорожник бесшумно остановилась на пустынном маленьком переулочке, утопая в ночи сумрака. — Я позвоню, когда меня нужно будет забрать, — Рейнира выскочила из машины, звякнув каблуками. Поправив платок на своих волосах, девушка оглянулась, проверяя точно ли улица пустая, и забежала в ближайшую белоснежную дверь. В коридоре было темно, не нащупав выключатель, Рейнира прошла вперёд к ближайшей двери, откуда виднелась полоска света. Зайдя в просторную белоснежную кухню, девушка остановила взгляд на молодом человеке с грациозной осанкой, вальяжно развалившемся в кресле. Он перетасовывал в руках карты, насвистывая себе что-то под нос. Обведя взглядом комнату, Рейнира очередной раз удостоверилась, что они точно находятся одни. Сбросив с волос платок, она подошла к стулу, присев на него, сбросила неудобные туфли. — Деймон, — подав звук, девушка протянула ему бокал, стоящий за ее местом. — нальёшь? Он чуть приподнялся, поднося бутылку ближе к себе, с шумом достав пробку. Красная жидкость полилась из горлышка, мягко обволакивая хрустальные стенки. Рейнира поднесла бокал к носу, вслушиваясь в запах, а потом сделала небольшой глоток. — Мальбек девяносто седьмого? — спросила она, бесшумно поставив бокал на мраморный стол. — Девяносто третьего, — поправил ее мужчина, взяв снова в руки карты. — Мы пили такое же в Тоскане прошлым летом на вилле моих друзей, помнишь? — Там была Риоха восемьдесят шестого: крепкая, отдающая табаком, дубом и кожей. — Сначала, — протянул Деймон, вытаскивая одну карту из середины колоды, хмурясь. — Потом был Мальбек девяносто третьего. Помнится, я отказался тогда от Риохи, мне в тот день хотелось чего-то чуть менее сложного, но насыщенного. Это отлично подошло. Рейнира прокрутила между большим и указательным пальцем ножку бокала, смотря как легко жидкость переливается в бокале. Вообще-то вино горчило и совсем не казалось таким уж запоминающимся. Самое то для такого дня. Размеренная, понятная и до жути правильная жизнь Рейниры с шумом катилась к чертям под громкую электронную музыку, от которой в барабанных перепонках эхом отдавало. Примерно с середины прошлого года Деймон в эту жизнь приносил импровизацию (тысяча и один способ побега из семейного особняка, заполненного охраной), легкость (веселиться на вечеринках так, будто завтра конец света, но все ещё не быть замеченной ни в одном скандальном заголовке) и четкую уверенность, что все будет только так, как она захочет (она же захотела его — и вот теперь он принадлежит ей). Деймон казался спасательным кругом, вырывающим из рутины правильной девочки (спать ровно в одиннадцать, дни в стенах домашней библиотеки и благотворительные вечера). Деймон сначала сам себе отчёт не отдавал, куда все это приведёт. Он всегда питал особое чувство к племяннице, она казалась лучиком света в мире серых, угрюмых лиц. Он и понятия не имел, во что превратятся их жизни из-за невинной вылазки на ее восемнадцатилетние. На самом деле ему было ее чертовски жалко, он хорошо помнил, как беспрекословно слушался отца в ее возрасте, женился не по любви на Бронзовой суке, потому что «ну ты же понимаешь, сын, что объединить наши бизнесы — лучший вариант». Вообще-то вся его правильная молодость, проведённая за учебой в университете и улыбками на обложках глянцевых журналов, привела к тому, что он никто, вообще-то. Корпорация в итоге просто перешла к Визерису, оставляя младшего брата в дураках. При этом положение Рейниры казалось гораздо устойчивее — Визерис оставит ей семьдесят процентов от всех акций компании, что делало ее безоговорочной главой семейного дела и, собственно, семьи. Но видеть, как в обычно озорных глазах угасал огонь под тягостями — было невозможно. Деймон даже не мог себе объяснить, какого черта он творил. Просто когда он видел ее со свалившимся грузом наследия — словно смотрел в зеркало на своё отражение пятнадцатилетней давности. Таргариены всегда заботились о всеобщем имидже, всегда трепетно относились ко всем делам компании, всегда замазывали штукатуркой любые неточности, делая из себя сверхлюдей. Им никогда не было дела до желаний, а если уж внутри кого-то начинался пожар из чувств и эмоций, заботливые родственнички всегда очень умело тушили его водой. Но Деймон кажется перепутал бутылки и случайно использовал на Рейнире розжиг. Рейнира очень умело выстраивала в своей голове цепочку, сваливая все это на бесконечную игру, свою инфантильность, сложности Деймона и его вечную борьбу со-всеми-с-кем-только-можно-бороться. Она никогда и не думала, что это перерастёт во что-то настолько серьезное, что ее будет трясти лишь от мысли, что о них может кто-то узнать. Но в какой-то момент ей начало казаться, что она вынуждена всегда к нему возвращаться, словно над ее головой навесили рок, словно без него в ее лёгких воздуха не будет, словно она обречена на связь с ним. Демоны из грудной клетки вырывались наружу, больно царапая рёбра лишь при пересечении их взглядов. И если Рейнира не понимала насколько это фатальные мысли, Деймон отчетливо осознавал в какую западню он их завёл. В тот вечер он выглядел особенно отстраненно, перебрасываясь парой дежурных фраз, кратко отвечая на ее редкие вопросы. В его руках все была та колода карт, которые он постоянно перетасовывал, а потом доставал карту из центра, словно ожидая, что она распишет ему всю его дальнейшую судьбу. В какой-то момент Рейнира забросила длинные ноги к нему на кресло, чуть сползая по спинке стула. Он легко перехватил их, крепко сжимая свободной ладонью. — Замёрзла? — спросил он, заметив как Рейнира сильнее спустила рукава своего платья, пряча треть ладони. Она подняла глаза, впервые за вечер пересекаясь с ним прямым взглядом. На секунду в ее голове проскользнула мысль, что не только она избегала этого взгляда, но и он тоже, прячась за сосредоточенностью на картах. — Разожжешь камин в гостиной? Они могли бы пойти прогуляться по ночным тихим и сухим улочкам. И поговорить о любви и беззаконии. Но лишь зашли в гостиную, Деймон пару минут возился у камина, поджигая дрова. В доме было настолько тихо, что все посторонние звуки ощущались особенно резко: хруст ломающейся спички, как зажглась вторая, легкий шорох дров. Рейнира откинулась на диванные подушки, прислушиваясь к каждому шороху. Деймон не спешил присоединиться к племяннице, откинувшись на стену, он залез в телефон, проверяя новые сообщения. Держался от неё на разумном расстоянии, словно проводя черту между ними. На секунду Рейнире показалось, что это игра: доберись до меня, тогда мы может быть будем ближе. Но любая ее фраза воспринималась в тот вечер с особой сдержанностью. И тогда она поняла. — Нам нужно поговорить, — прошептала Рейнира, накрывая ноги тёплым пледом. — Присядешь? — качая головой в сторону свободного пространства на диване, с надеждой спросила девушка. Деймон поразмышлял пару секунд, словно колеблясь, но все же остался стоять у стены. — Ты говорил с отцом, так? — Я в целом имею дурацкую привычку периодически отвечать на звонки брата, — парировал он, уходя от четких ответов. — И в один из таких звонков он ненароком не упоминал что-то о Веларионах? — Кажется, да, — непринужденно ответил Деймон, набирая быстро текст на телефоне, — он упоминал, что есть кое-какие проблемы с Корлисом. Что-то о том, что он все чаще со... — Нет, — нетерпеливо прервала его Рейнира. — Он упоминал что-то обо мне и Веларионах? — О, так ты пытаешься намекнуть на свою свадьбу с Лейнором? — все также непринужденно бросил он, не отрываясь от телефона. — Да, что-то такое было, кажется. — Какого черта, Деймон? — не сдержавшись, Рейнира немного повысила голос, смотря на него в упор. Но он словно не видел, следя за новыми уведомлениями, отображающимися одно за другим. — Ты не мог бы убрать на пару минут свой телефон? Деймон повиновался, сунув устройство в задний карман брюк. Оперевшись спиной о стену, он приподнял брови и ожидании смотря на племянницу. — Так что, отец сказал тебе, да? или это был Отто? — Ха! — Деймон прыснул от смеха, закатывая глаза. — Конечно, Отто Хайтауэр пришёл ко мне пятничным вечерком опрокинуть по стаканчику виски, чтобы поболтать о тебе. Что ещё смешного расскажешь сегодня? — Тогда отец? — возмущённо поинтересовалась Рейнира, внимательно следя, как черты лица дяди постепенно снова становились серьёзными. — Все карты вскрыты: я сам предложил ему этот союз, — он звучал все также расслабленно, будто говорил о таких будничных вещах, как утренний кофе. Словно упоминал между делом, что пьёт только арабику и не переносит робусту. — Ты предложил что? — Твой брак с Лейнором, — пожав плечами, повторил Деймон. — мне позвонил Визерис на прошлой неделе. Такой разгоряченный после очередного совета. Слава Богам, у Отто нет сынка, иначе ты была бы уже увезена за тридевять земель, чтобы отпраздновать свадьбу, — на секунду замолчав, видимо чтобы вдоволь посмеяться над шуткой в своей же голове, Деймон продолжил. — Визерис упомянул Ланнистеров, он решил что это будет очень выгодный союз. Он даже хотел смиловаться над тобой: дать возможность самой выбрать, кого из двух братьев ты предпочитаешь: старшего-мистера-какого-то-там или младшего. Они сделали очень щедрое предложение по бизнесу и даже упомянули, что знают о твоей любви к спортивным машинам и готовы преподнести в качестве подарка новенький Lamborghini, — не сдержавшись, Деймон засмеялся, засовывая руки в карманы. — На это я, собственно, поинтересовался: все ли у брата хорошо с головой. Ну и, конечно, предложил материальную помощь — если у него все так плохо и он не может купить тебе новый автомобиль, я могу преподнести тебе такой щедрый подарок хоть завтра. — Но они же оба... старые, — опешив, сказала Рейнира, рисуя в своей голове портрет братьев, смутно припоминая их последнюю встречу. — Младшему тридцать семь. — Я и говорю, — фыркнула Рейнира, откидываясь на подушки. Все ещё возмущённая, что отцу вообще могло прийти такое в голову. — Да, он на целых два года старше меня, — хмуро бросил Деймон, подходя к камину, чтобы подбросить ещё одно полено. — Это... — Только не говори, что это другое, — прервал ее Деймон, снова отходя к стене. — это даже звучит пошло. — Но это действительно другое. — Так вот о Лейноре, — пропуская ответ Рейниры мимо ушей, Деймон продолжил. — раз уж твой отец вбил себе в голову, что тебя срочно нужно выдать замуж, пусть уж это будет брак с кем-то, кого ты можешь назвать хотя бы другом. — Но ты знаешь, что Лейнор... — Рейнира запнулась, подбирая слова. — Что я не нравлюсь Лейнору? Что он предпочитает...? — Да, я знаю, что он предпочитает, — прервал ее Деймон, сделав шаг в сторону дивана. — И Визерис тоже это прекрасно знает. — Но что, если я вообще не хочу замуж? — И что же ты хочешь, принцесса? — усмехнулся Деймон, присаживаясь на мягкую белоснежную ткань. — Кататься на машинах и есть торты, пока не лопнешь? — Да, именно этого я и хочу, — улыбнулась Рейнира, наблюдая, как дядя ерзает, устраиваясь удобнее на диване. — Я серьезно, я не хочу замуж. — Отец этого не допустит, ты сама знаешь, что брак может быть... — откидываясь на подушки, Деймон задумался, подбирая слова. — Понимаешь, что ты не обязана проводить время с мужем. — Как ты со своей бронзовой сукой, — усмехнулась девушка, улыбаясь сама себе. — В народе ползут слухи, вас четыре года не видели вместе вообще нигде, хотя ты не вылезаешь с первых разворотов статей. — Как проницательно, что ты это заметила. Но в целом да. И ваш союз с Лейнором может быть куда приятнее, вы с детства знаете друг друга. Ты же понимаешь, что бронзовая сука оказалась больше сукой, чем бронзовой. — Но что... — Рейнира снова запнулась, прикрывая глаза. — что если я хочу совсем другого. — Чтож... Визерису будет тяжело это принять, но думаю Веларионы согласятся и на твой брак с Лейной, раз твои вкусы так сильно поменялись. — Деймон! — ударив дядю по предплечью, Рейнира засмеялась. — ты прекрасно понимаешь, о чем — о ком — я. Деймон сидел в тридцати сантиметрах от неё. И в этих тридцати сантиметрах заключались целая пропасть из несказанных слов, не сбывшихся желаний и всепоглощающего отчаяния. Рейнира погрязла в лживо-пафосном образе чистой непорочной девочки в СМИ. Но Деймон знал, какой порочной она может быть. Вообще-то не к месту разговоры о морали и грехопадении: когда тебя выворачивает наизнанку мало задумываешься о грехе. Кто-то из них всегда преодолевал эти чертовы тридцать сантиметров — на этот раз первый сдался Деймон. Его руки жадно схватили ее тело, пока она пальцами пробежалась по его волосам. И рассудок угасал. Он всегда угасал рядом с ним. — Я боюсь, что однажды тебя не будет рядом со мной, — прошептал он, но не дал ей ответить, крепко вцепившись в ее верхнюю губу. Ровные белые волосы, мягко переплетающиеся в танце между собой, спина, резко прогибающаяся, и его плавный, но точный до малейших деталей, повтор, холодный взгляд, плавящийся под его огненным — они так гармонично смотрелись вместо, что создавалось впечатление, будто их делали на одном заводе по изготовлению восковых фигур — идеальных, но совершенно холодных, которые лишь в переплетении друг с другом оживали. Растянувшись на его холодных простынях, Рейнира трижды прокрутилась в одеяле, закутывая себя в кокон. В его спальне, как всегда, пахло старыми книгами и чёрным кофе. Сколько Рейнира себя помнила, тут всегда пахло так. Чёрный кофе, старые книги. И чувство свободы. Когда они были вместе в их душах творилось что-то невообразимое: нечто там, глубоко внутри, сжималось в один тугой узел, натягивало каждую клеточку, а потом резко отпускало в свободный полет, заставляя парить в невесомости. Они зависали в открытым пространстве, замораживались до костей, горели до кончиков пальцев, — и ни дня не могли прожить без этого чувства, словно им не хватало воздуха и они искали его друг в друге. — Если бы мы жили в античности, — протянула Рейнира, опуская голову ему на грудь. — это бы даже не сильно порицалось. — В античности было бы прекрасно. Я бы предпочёл период Овидия, прекрасно бы пообщались с ним. — Предпочитаешь варварский Рим культурной Греции? Деймон ничего не ответил, тихонько усмехаясь себе под нос. Не только в античности, в любое другое время было бы легче. Сколько раз испанские короли предпочитали родственниц, напомните? Угрызения совести Деймон ощущал ежесекундно. Каждую чертову секунду он винил себя, когда в очередной раз просыпается утром в объятиях Рейниры, получая вместо приветствия дорожку поцелуев на плече. Он ненавидел себя за то, что загнал их в такую ситуацию, за то, что лишал ее юности, за то, что взвалил эти секретные отношения на ее хрупкие плечи. Они жили буквально на острие ножа. Если бы эта история просочилась хоть куда-то — беды было бы не миновать. Скандал сравнимый разве что со смертью Принцессы Дианы. А потом по накатанной: падение акций компаний, порицание общества и куча дурацки статей, исков в суды от партнеров. Возможно, пришлось бы даже переехать куда-нибудь на Луну, чтобы спрятаться от волны ненависти в их сторону. И главное, как однажды сказала Рейнира, больше не заходить в твиттер. Да, никакого Твиттера. — Я люблю тебя, — тихо прошептала Рейнира, прикрывая глаза, проваливаясь в глубокий сон. Ее ладошка мягко сжимала его плечо, словно если бы она его отпустила, он бы растворился в пучине ее снов, оказываясь лишь сладким сном. — И я люблю тебя, — тихо ответил Деймон, вспоминая как каждый раз, сколько бы он не перетасовывал днём карты, он всегда доставал валета и даму пики из колоды. Из раза в раз. — Боже, как же я люблю тебя. Он, оставив ленивый поцелуй на ее макушке, прикрыв глаза. Когда она была рядом, сон всегда легко забирал его в мир, где все было гораздо проще: где не было камер, где не было слухов, где не было понятий о чести и грехе, где он не был ее дядей. Одной из основных проблем была то, что она всегда уходила: поздно ночью или рано утром, в полдень или ближе к вечеру. Неважно как и когда, она всегда уходила, оставив за собой шлейф приторно-ванильных духов, отпечатавшихся на его простынях. Деймон после этого какое-то время просто бродил по дому, мерил шагами пол. В какой-то момент он перестал крушить вазы, с грохотом сбрасывая их со столов в порыве ярости. Незачем бить хрусталь, достаточно того, что он разбил их судьбы, переплетая их веревками, заковывая в кандалы, привязывая друг к другу всеми возможными способами. В какой-то момент они действительно пытались забыть друг друга. Он забывал ее в таблетках. В бокалах и стопках. В шуме пятничных барах. В незнакомых губах, измазанных красной помадой. В книгах. В кинотеатрах. В друзьях. В ночных клубах. Она забывала его во встречах с подругами. В объятиях бывшего друга. В пустынных улицах. В шумных барах. В слезах и истериках. В вине. В вечеринках в квартирах. В библиотеке. Они пытались, но звонили, набравшись вечером. И в итоге дороги всегда приводили их лишь друг к другу. — Ты и я были сделаны из огня, — как-то сказала она, — и мы должны гореть вместе. Тогда он подумал, что это их рок. Словно они действительно были рождены друг для друга, но оказавшись заложниками обстоятельств и тупого общественного мнения, просто не могут себе позволить быть вместе нормально. Рейнира во время произнесения клятв сжимала челюсти так сильно, что на скулах появлялись желваки. Деймон стиснул ее ладонь, перехватывая во время одного из танцев, так сильно, что на ней остается след, который не проходил еще, наверное, час. На ее лице весь вечер сохранялось какое-то буддистское спокойствие, когда они пересекались взглядами. Иногда ей казалось, что он вот-вот взорвется. Но он держался. От мыслей о браке зудило под кожей. Рейнира старалась контролировать себя, но в итоге все равно перебрала. Вообще-то всем было без разницы, что у неё на душе: ее муж (к этому ещё надо было привыкнуть) ворковал со своим новым любовным интересом, отец был очень занят принятием поздравлений. Во время очередного танца Деймон опять перехватил ее, освобождая какого-то парня от ее пьяной болтовни. Возможно, Рейнира в какой-то момент все-таки и упала бы, в какие-то моменты она вообще ног не чувствовала, но дядя вёл очень уверенно. И быстрая мелодия сменялась медленной, а потом уже играла, наверное, десятая песня, а он ее в очередном повороте закручивал, мягко сжимая талию. И молчал, молчал, молчал, иногда поглядывая на ее обручальное кольцо. Периодически ей очень хотелось на него разозлиться: бить его в грудь, кричать и плакать, выть от тупиков в ее жизни, но обвинять его было просто глупо. В какой-то момент она все же устала, освободив его для танцев с моделями и актрисами. Они пересеклись взглядами всего на несколько мгновений перед тем, как он покинул праздник, но и этих мгновений достаточно, чтобы она увидела в его глазах то, что все ещё не закончено. В тот вечер Деймон так и не сказал Рейнире, что предложил Визерису Лейнора Велариона, потому что тот никогда не сможет помешать им. Так и случилось. В итоге в их мире были только они. Плевать было и на мужа, и на законы, и на правила — она и спустя годы стабильно просыпалась в его постели, пока он крепко сжимал в объятиях ее талию. И не было смысла отрицать это или менять, потому что они всегда возвращались друг к другу, а это чего-то да стоило. Бессмысленно было подстраиваться под современные рамки, угождая обществу. Бессмысленно было бежать и прятаться от неизбежного. Бессмысленно было что-то менять.