Физиотерапевт, обернувшись к пациенту, приятно улыбнулся, показывая, что всё под контролем, но это было не так. Неприятный звук от прибора, подключенного к рукам тонкими проводами, чуть ли не оглушал больного, заставляя морщиться от подступающей боли к вискам. Казалось, будто вот-вот мозги взорвутся, пачкая белое, стерильное помещение, в котором не было ничего, кроме врача, самого пациента и того самого прибора. Свет, который, казалось, был на всю яркость, раздражал, тем самым заставляя закрыть глаза. Но лучше не становилось.
— Думаю, что на сегодня достаточно, ожидаю вас на следующий приём, — голос врача звучал сладко, почти усыпляюще, если сравнить с недавним писком. Парень, который ранее сжимал челюсти до скрипа, расслабился, приоткрывая глаза.
— Я почти и забыл о нём, представляете? — он хоть и понимал, что придется снова мучаться от боли во всём теле, но позволял себе флиртовать с красивой девушкой, что стояла немного позади его самого.
От сказанных им слов, у врача защемило где-то в груди, будто сердце предательски заняло то ли от горечи, то ли от неожиданности услышанного. Имя, что назвал пациент, звучало сладко, чуть ли не приторно до скрежета зубов. Девушка часто пользовалась такой формулировкой, работая в реабилитационном центре, помогая людям восстановить функции тела.
Ей действительно было жаль, что личность, специально придуманная для данной работы, должна исчезнуть, будто её никогда и не было. Девушка даже сейчас чувствовала на кончике языке тот самый привкус перемен в жизни, смешанных не только со страхом, но и неким волнением. Боялась чего-то большего, но не хотела отказываться от этого — ведь это то, в чём она нуждалась в данный промежуток времени.
Кроме этого, у неё есть и другие имена, личности, которые связаны не только с некой сменой внешности, но и перемены в характере, моральных устоях, привычках, которые каждый раз менялись, словно перчатки.
Сейчас, например, она курила, выходя каждый обеденный перерыв на крыльцо центра. Моментами вдумывалась в сложенные линии жизни, думая, что всё, что с ней происходит — судьба, посланная вселенной. В другие дни, девушка лишь наблюдала за людьми, что проходили неподалеку, куда-то спеша. Те были серьезными, будто над их головами всегда висели грозовые и снеговое тучи, не давая радоваться чему-то хорошему. Врач понимала, что она не такая, как они, что совершенно другая, будто не из этого мира, но сделать с этим девушка никак не могла.
Когда она сняла аппарат, ранее закрепленный за кровати, поставив после около небольшой тумбы с некоторыми веществами на полках, то помогла пациенту лечь на прежнее место, поправив кончик одеяла так нежно, что казалось, что данная работа приносит одно удовольствие.
Решив, что всё же надо попрощаться с человеком, который относился к ней более-менее, чем окружающей её люди, физиотерапевт улыбнулась уголком аккуратно накрашенных губ, позволяя себе сделать то, что так сторонились многие терапевты.
Поглаживание по голове, запрета пальцы в пушистые, гладкие волосы — неприлично, почти интимно, но девушка предпочла не обращать на это внимание, не боясь, что данное действие понесёт последствия. Но ещё ни один пациент не возражал этому. Она знала, что несёт своим позитивом тепло, которое так нужно больным, заботу и некую, почти неправильную любовь.
Легкое, чуть ли невесомое касание к голове было поистине правильным, будто ничего плохо и произойти не могло. От этого никто не мог принять этот жест чем-то ужасающим, непрофессиональным.
— Очень больно, нужно ввести обезболивающее? — спросила она, садясь рядом с ним. Казалось, что время тянулось слишком быстро, не давая насладиться чем-то поистине прекрасным. Девушка и сама не понимала, почему так тянуло ко всем её пациентам, может, это лишь эмпатия и забота, а возможно и то, что девушка чувствовала некую ответственность, которая не давала вдохнуть полной грудью.
У парня после операции образовалась опухоль, которая не позволяла жить, как все здоровые люди. Он как-то считал, что врачи допустили ошибку, а возможно, и сама жизнь подстроила такую пакость, только вот ничего такого он не сделал. Как только собрали консилиум по тому поводу, пациента решили оставить в этом центре ещё на пару дней, чтобы проконтролировать показатели, боясь ухудшений.
Поэтому и позвали физиотерапевта, зная, что та обладала чем-то большим, чем просто знания. Её руки казались волшебными, а положительный настрой влиял на больных хорошо, отчего она имела некую характеристику отличного работника.
— Боль? — переспросил он, поправляя ставшие на полный лоб черные, как уголь, волосы. Блеск в чисто серых глазах давал надежды на лучшее, отчего врач понимала, что ему становилось лучше, хоть немного, но улучшения имеются — и это очень даже хорошо в данном случае. — Знаете, ощущения боли пропали, как увидел вас. Вы лучший специалист в своём деле.
Девушку это польстило, но удивления не было. Может, это всё то, что так много раз слышала данные слова, что привыкла к ним, либо эмоции, засевшие глубоко в груди, не дали этого сделать. Пока пациент лежал, вслушиваясь в легкое гудение, которое со временем начинало раздражать до дрожи, врач читала книгу, чтобы отвлечь его. Своим сладким, успокаивающим голосом, будто в сказке — успокаивала, отчего пациент расслаблялся, переставая обращать внимание на всё, кроме самого голоса. И тут совсем не важно, что было — книга, какой-то старый журнал, будто из 90-х, или же статья, напечатанная на коленке, в газете. Темы совсем не важны, тем более, вникать в сам текст больному было трудновато. Она понимала, что когда находится рядом с больными, то им не нужны были какие-то построение таблетки, либо вспомогательные аппараты, поддерживающие жизнь, а лишь легкие касания и блеск в глазах.
— Я и правда, могу вернуться завтра домой? А то надоел въедливый запах хлорки и больничный холод из приоткрытых окон, — голос звучал тихо, почти шепотом от бессилия, но девушка всё поняла, немного кивая, чтобы неаккуратно собранные волосы в пучок не распустились, падая прядями на глаза.
Но искренне врач не мог дать ответ, потому что сама не знала, как будет себя чувствовать пациент завтра, еще через несколько дней, но ему и не важно, о чём думает девушка, лишь бы услышать такой нужный, до нервозности, ответ.
— Мне сообщили, что да, но утверждать не могу. Думаю, что вам станет лучше, и тогда уже отпустят туда, куда хотите, — в её голосе поддельное сочувствие, перемешанное с жалостью, что пыталась скрыть. Но сердце разрыва лось, словно на мелкие куски, пуская кровь наружу — не хотелось потерять больного раньше времени, но и дарить такое нужное тепло — сложно. Она и так, переступая через свою усталость и раздражение вела себя более менее вежливо. — Как вам эта новость? — поджав губы, спросила она, но увидев, как парень помрачнел, положила руку на плечо, будто поддерживая в трудный момент.
— Честно? Я не знаю. Совсем скоро у меня будет вторая операция, но вас не будет рядом, — думаю, что это одна из проблем в данный момент, — опустил глаза, стараясь не выжать настоящие эмоции, которые рвались изнутри, не боясь сломать ребра, уж тем более и разорвать кожу, хватаясь цепких когтями. — Вы же тогда не сможете мне помочь, — закончил пациент, отворачивая голову, давая понять, что разговор на эту тему окончен
Девушка, взяв теплую, большую, чуть суховатую ладонь, мягко сжимая. Она пожалела, что больной так не думал, по переубедить его, сменить кучу эмоций, ради блага — не имело смысла, ведь он взрослый мужчина, мог сам решать, о чём думать, и как. Будучи медсестрой, девушка рассказывала о жизни, личной истории, которую выдумала на ходу, боясь быть раскрытой.
Она боялась своей настоящей личности, боялась, что подумают, что её рассказы — ложь. Но изменить это не могла, не в праве менять свою судьбу.
Поэтому изо дня в день, врач убаюкивала пациента, во время наиболее сильных болей, рассказывая множество моментов скучной истории жизни, приоткрывая занавесу выдуманности. Но, несмотря на это, мужчина был очарован, не обращая внимание на нестыковки, либо пугающие взгляды в сторону.
Сейчас личность Ирины Кузнецовы — хорошего врача и доброго человека — ломалась, с треском и осколками, которые впивались в голые руки, поливая вязкой кровью. Она боялась, но шла дальше, выстраивая каждый шаг так, что польза была у её ног. Объясняла больному, что второй муж совсем скоро уйдет на хорошо оплачиваемую пенсию, рассказывала о жизни человека, который постоянно находился в море, оставив её наедине с маленьким сыном. Вскоре, младший сын Ирины вырос, ушёл жить в свою квартиру, начал строить карьеру медийной личности. А старший же сын привёл в дом девушку, сказав, что будут жить здесь. Карьера того не сложилась также хорошо, как и второго ребенка, поэтому обеспечивала парочку она сама, работая на двух работах.
В конце данной красивой истории, девушка со вздохом рассказывала о том, что с мужем переезжают куда-то в тихое место, возле небольшой речки. Ей хотелось самой почувствовать свежий воздух, теплую воду, окунувшись туда с головой, но всего этого не было — сладкая ложь, которая разбивалась о горькую правду серой жизни.
Говорила, сильнее сжав чужую ладонь, что будет собирать чемоданы сегодня вечером, а завтра уедут туда, где никто не будет вспоминать о ней. Кузнецова видела, как менялось лицо пациента. Сначала он ощущал что-то похожее на тепло, вспоминая свою семью, которая надеялась на его выздоровление, потом грусть — объяснял он тем, что будет скучать по ней, вспоминать теплые вечера, проведенные с ней и книгой.
Сказав ей об этом, девушка лишь улыбнулась, сглатывая от какой-то тяжести в груди.
Было больно.
Хоть и красивая история.
Такая далекая от правды, но красивая по-своему.
То, что она жила одна. Абсолютно одна в холодной и темной квартир — немного огорчало с каждым прожитым днём, но она старалась не думать об этом, вспоминая своё прошлое, в котором было почти всё хорошо.
— Мы про чай забыли! Наверное, совсем остыл уже, — с наигранной улыбкой, поговорила она, быстро поднимаясь с кушетки. — Давайте я вам подогрею его? Будете что-то сладкое к нему? — она замешекалась, смотря сначала на него, потом на кружку, которую держала двумя ладонями, пытаясь отогреть пальцы, которые похолодели от волнения. Чувство проходило током от пяток до самой макушки, раздражая кожу своим импульсом.
Становилось не по себе.
Мужчина на это улыбнулся, заметив некое смятение врача, а потом тихо сказал:
— Да, спасибо заранее, прекрасная дама. Было бы здорово, — улыбка стала мягче, почти невесомой. — Можете налить себе тоже, чайник на столе, — сильнее завернувшись в тёплое покрывало, сел, облокотившись на холодную стену.
— Хорошо, — ответила она улыбкой, кивая головой в знак согласия. Данная маленькая традиция уже стала частью их проведённого времени.
Развернувшись на пятках, девушка налила горячую воду, наливая во вторую кружку чуть меньше воды, боясь быть отвлеченной.
Но открыв, на этот раз, свой маленький кожаный кошелек, в котором хранилось много мелочи, достала оттуда маленький пакетик, крепко закрепленный сверху. Открыв верхушку двумя пальцами, она с легкостью опорожнила его до последней крупицы, победно улыбаясь проделанной хитрости. Одним легким движением руки, врач положила кошелек на место, с уверенностью понимая, что не была замеченной.
Но всё равно её пульс ускорился, давая понять, что эмоции выходят через край. Всё же очень рисково делать это прямо сейчас и здесь, но других выходов нет.
Долив в свою, темно-красную кружку немного прохладной воды, поставила обе посудины подогреваться в микроволновку.
Первая мысль, которая возникла сразу после того, как противный писк прибора заполнил немаленькое пространство, была о том, что будет не очень-то и хорошо, если она перепутает кружки.
«Так, красная моя, а его — другого цвета» — твердила девушка раз за разом, доставая посуду из микроволновки. Поставив их на тумбу, стоящую возле изголовья мебели, она села рядом, улыбаясь так широко и счастливо, но совсем не искренне, если присмотреться, что невольно заставляла чувствовать что-то совсем из ряда вон выходящее, неправильное.
Молчаливый взгляд выдавал в ней некую суматоху, будто куда-то спешила.
Она переживала.
Впервые за долгое время волновалась, боялась, что что-то пойдет не так, как нужно.
Но действовала, отбрасывая ненужные мысли куда-то в уголок, как грязные, пахучие после долгой прогулки, носки.
Девушка понимала, что её пациент довольно-таки милый, по-своему интересный, и будто бы настоящий внутренним миром. Но он рассказывал о жизни, отчего та понимала, что счастливой его жизнь больше никогда и не будет.
После каждого приема, он сидел ровно, держал в обеих руках кружку, будто бы пытаясь согреть давно замерзшие не только пальцы, но и душу, и твердил о детстве.
По его словам, он в школе был славным парнем, который любил не только учиться, но участвовать в разных конкурсах, мероприятиях, отчего родители, учителя и девушки гордились им, восхваляли. После того, как он потеплело колено, пришлось покинуть единственное хобби — спорт, отчего вскоре его жизнь пошла не по тому пути. В конечном счете, полученная в юности травма отразилась на его здоровье.
Она привела его к протезировании колена.
С тех пор жизнь носила ужасающий, трагический характер, ломаясь с треском ровно по хребту. Первая жена пациента погибла еще давно, сгоревшего до тла в номере отеля, в котором девушка с любовником утешала свои потехи. Вторая же не выдержала холод мужа, сбежав к другому, более мягкотелому.
После этого двое взрослых детей, с которыми сейчас не общается, остались без матери, что привело к еще одним проблемам.
Мужчина не видел радости в дальнейшем, но и погибать здесь — смелости нет.
Но врач всё равно, не смотря на это, восхищалась им и рассказали, думая о том, что он оказался сильным, не теряющим надежду при первой непричастности. Но вид говорил об обратном — удручённый, потерянный, совсем неподходящий к его внутреннему оптимизму.
Он милый, но слишком наивный.
Наивный настолько, что позволил довериться чужому человеку.
Наивный, отчего данная черта характера в дальнейшем понесет трагические последствия.
Но жизнь не стоит на месте. Но всё равно она не пойдет на лад.
Уж слишком поздно.
Врач не отступит от своего.
Он смотрел на нее, как на последний шанс жить спокойно и в радости. Смотрел снизу вверх, хлопья длинными ресницами, щекоча нижние веки. Погладив пациента по шершавой, сухой ладони, она как можно теплее приподняла уголок губ, думая, что теперь ничего не вернуть.
Как только чай немного остыл, переставая излучать горячий, обжигающий нос пар, они начали пить сладкую, с горьким привкусом жидкость. Они оба почти не разговаривали, прерывая тишину тихим причмокиванием. Ирине нравилось сидеть в тишине, наблюдая да каждым движением, сменой настроения и мимикой пациента, размышляя о своём.
Ей стало немного печально, что опустила глаза в пол, сглатывая вязкую слюну от переизбытка сахара, от того, что их теперь не будет.
Её не будет, как врача, а мужчины — как любимого пациента, что доверял с щенячьей любовью.
Всего через несколько дней она не понадобится ему, как физиотерапевт и хороший собеседник.
Вскоре мужчина начал засыпать, опуская голову на поставленные перед собой колени. Девушка смешала несколько веществ, надеясь, что уснёт быстрее, если добавить больше снотворного в порошок.
Быстро встав с кресла, начала собирать вещи, приговаривая шепотом, что нужно взять, чтобы не забыть.
Она была готова уходить.
Пока складывала свои мелкие вещи в большую, ранее принесенную сюда сумку, напевая знакомые мотивы песни, которую помнила с самого детства.
Каждую ночь мама пела ей, то понижая тон, то повышая, отчего теперь Ирина так любила не только данную песню, но и пение.
Затем она подошла к мужчине ближе, поцеловав того в лоб и ушла, закрывая за собой дверь в одну из палат, находящихся в длинном коридоре частной клиники для восстановления.
***
Уставший Антон Шастун взволнованно шел по трапу в аэропорте, который ничем не отличился от всех остальных. В каждом городе это место было чем-то одиноким и серым, что хотелось побыстрее сбежать и не думать, что летел слишком долго. Весь полет прошел для него в тревоге, ведь не знал, что будет, если что-то случится с самолетом. Кое-как успокоившись под конец полета, Шастун покусывал губы в надежде укрыться в каком-то хорошем месте.
Он сюда прилетел почти сразу же, как узнал, что пропал подросток.
Один вызов, и он уже в другом городе поднимает воротник дутой куртки, которая вовсе не греет в такую погоду. Ветер неприятно продувал открытые участки кожи, покусывая до красных пятен.
Он был полон решимости и уверенности в себе. Возникали даже мысли, чтоб взять под опеку его, но остальные были против. Каждый считал нужным вставить своё однобокое мнение, поставив Антона перед фактом, мол «ты не способен решать такие вопросы».
Это его очень сильно бесило, но предпочитал закрывать глаза ладонями, смиряясь с тем, что теперь, когда он повысился в должности, будут ходить разные мнения по кругу.
Смешно, чуть смято пройдя через выход, он чуть не спотыкался, задевая грязные шкурки. Зевнув пару раз, он, стоя у самой двери, закурил, будто освобождая свои эмоции из клетки. Подняв глаза, Антон удивился тому, что парень, который считался пропавшим стоял возле мужчины в форме.
Эдуард Выграновский стоял облокотившись на бок машины, ожидая прихода полицейского. Антон смутился от того, что сам коллега из отделения сообщил, что Эд сбежал.
Прежде, чем Шастун успел что-то сказать, подросток бросился к нему, обнимая настолько крепко, что Антон невольно задержал дыхание.
— Прости меня! Мне жаль, что так получилось. Обещаю, что больше так не буду, — Выграновский всхлипнул, утыкаясь носом в рукав куртки, пачкая его слезами.
Он, конечно, жалел, что сбежал, не предупредив никого, но видеть сейчас перед собой того человека, который спас, хотелось еще раз убежать. Парень хотел внимания. И не важно каким способом он его получит.
Шастун успокаивающе приобнял его, одним лишь взглядом потребовав у коллеги объяснений. Жена коллеги пыталась усыновить парня, но тот был против этого, тем самым убежав очередной раз.
Илья Макаров чуть улыбнулся — на его лице улыбка редко бывала, чаще всего мужчина средних лет смотрел тяжелым взглядом на всех, заставляя людей суетиться т переводить взгляд на что-то иное. Теперь, когда он улыбался — выглядело нелепо и как-то по-своему странно.
— Он позвонил моей жене после того, как ты вылетел из своего маленького города, как его там, — мужчина замялся. Заламывая пальцы в неестественное положение, Макаров перекатывался с пятки на носок, пытаясь сосредоточиться на одной мысли. — Эд сказал, что хочет попрощаться навсегда. Но она сказала, что ты уже летишь.
Антон кивнул, путая пальцы в тесных кудряшках. Эдуарду было всего семнадцать, но жизнь не пожалела черной краски, перекрывая все светлые возможности на положительные события. Но парень не отчаивался из-за этого, продолжая верить в то, что когда-то точно будет хорошо.
— Как видишь, твой подросток рад этому, — вновь так улыбка, которая заставила зону вокруг глаз сморщиться. — Она сказала, где тебя встретить, а потом, сам понимаешь, Эд торопил меня. Говорил, что не успеем, волновался.
Мужчина, доставший пачку сигарет из нагрудного кармана, кивнул в сторону Шастуна, продолжая говорить: — Ты спас ему жизнь, сам того не зная. Парень будет рад находиться рядом с тобой, поверь.
Антон сжал в крепких, таких теплых объятиях парня, поглаживая по плечу.
Сейчас он казался беззащитным и по-настоящему наивным.
Он что-то прошептал на ухо, встав на носочки, но Антон, к сожалению, не услышал этого, лишь сильнее сжал губы, стирая, зубами сухую кожу.
— М? — переспросил он, наклоняясь ниже.
Выграновский слегла отстранился, посмотрев Антону в глаза, чтобы узнать, о чем он думает, но было пусто, словно новый лист бумаги.
— Папа? Можно я буду называть тебя папой, пожалуйста, — голос предательски задрожал, выдавая весь спектр эмоции, что хранились в сердце под серой стеной.
Получив очередную дозу тепла, они отстранились друг от друга. Темные глаза парня заискрились из-за подступившей влаги, которая мешала смотреть на мир полноценно и красочно.
— Конечно, — одно слово, а эмоций не уместить внутри. Парень подпрыгнул на месте, радуясь. Ему было сейчас хорошо, что забыл обо всех проблемах.
Повернувшись к Илье, стоящему недалеко от них, Антон лишь одними губами поблагодарил, смотря настолько искренне, что хотелось выть волком на убывающую луну: — спасибо тебе за всё, правда. Это всё ты сделал, ещё раз спасибо, — пожав руки друг другу, они продолжили данный разговор, моментами отвлекаясь на проезжающие мимо машины.
— Рад помочь хоть чем-то, на что я способен, — ответил он. — У вас есть забронированный номер в гостинице, или у вас общежитие? — предположил мужчина, будто всем видом показывая, что готов принять гостей за определённую сумму, что была небольшой.
— Ещё нет, нет необходимости заселяться, ведь всего на пару часов прилетел. Мы планируем обратно улететь, раз он вернулся, — Антон указал взглядом на стоящего неподалеку парня. Тот что-то печатал на телефоне, делая усердно лицо, видимо, думал.
Илья пожал руку, ощущая некую тяжесть в своей ладони после приятного прикосновения.
— Надеюсь, что у вас всё получится. Звони и пиши, малой, ты был хорошим помощником.
После сказанных слов он ушёл.
Шастун опустил взгляд на подростка, который до сих пор стоял, почти не сдвинувшись с места, будто не хотел отпускать время, которое утекало со скоростью ветра. Его захватила странная тревога без повода, ощущаясь так, будто снегом ударили по макушке.
Теперь, когда парень полностью освободился, то он испытывал некое облегчение, но и в то же время неосознанный страх, что прошлое вернется, знатно напугав собой из темного угла комнаты.
— Пошли поедим? — предложил Эд, улыбаясь во все тридцать два зуба, делая улыбку более прекрасной и чистой.
***
Дорога до заведения заняла совсем немного времени, так как какое-то кафе, с хорошей едой находилось неподалеку от аэропорта. Ветер перебирал пряди волос, облизывая кожу шершавый языком, будто пытаясь очистить от ненужных мыслей. После, совсем бессовестно дотрагивался пальцами до спины, охлаждая тело, отчего создавая неприятные ощущения.
Парни спешили к месту, общаясь на разные темы, на что хватило мыслей. Как только они дошли до стеклянного заведения, укутанного сухими ветвями какого растения, которое летом покрывало стены с земли до самой крыши, что шла на спал, создавая вид лесного домика на пустой опушке цветочного поля.
— Смотри, там должен быть фонтан, — Эд указал пальцем в зал, в котором через большое окно, немного прикрытое тюлью для комфорта, было виден кусок небольшого фонтана.
— Сейчас зайдëм и увидим, — проговорил парень, беря за руку Выграновского.
Дверь открылась с тихим звоном кокольчика, оповещать, о том, что прибыли новые посетители. Они прошли к стойке администратора, заказывая столик на двоих. Низкий мужчина, с армянской внешностью вежливо улыбнулся, проведя к столику, который находился в небольшом отрезке зала. Два помещения были разделены порогом и темной шторой, которая была непоколебимой.
— Скоро к вам подойдет официант, выберете пока, что будете заказывать, — мужчина убрал правую руку за спину, немного поклоняясь. — Приятного аппетита, — произнес он, быстро уходя на своё место.
***
Когда парни ехали в аэропорт на такси, быстро перекусив в кафе, и обсудив то, о чём так хотелось узнать, то шёл легкий снег, кружась в свете фонарей. Казалось, что мир нереальный, будто сказка. Эд молча уставился в окно автомобиля, народная за тем, как покрывается мокрый асфальт снежинками.
Хотелось молчать.
И думать о своем, подпевая знакомые мотивы песни с радио.
Совсем скоро они окажутся дома, в тепле, под одеялом. Эта мысль грела им душу.
Молчание Антона было большим удовольствием после длительного общения с парнем, который теперь официально был сыном. Шастун, хоть он и молодой, чуть старше самого Эда, но принял это решение осознанно, каждую ночь представляя не только встречу с ним, но и дальнейшую жизнь в одном доме.
Эдуард впервые летел на самолете, отчего показывал свои настоящие, такие яркие и искренние эмоции, наблюдая за облаками, и как самолет набирал высоту.
— Почему же теперь он сидит тихо.? — навязчивая мысль не давала покоя, мельтеша где-то на периферии зрения, раздражает своей яркостью и резкостью. Антон не знал, что сделал не так, раз сын после четырех часов полета смотрел пустым взглядом вниз, вяло отвечая на заданные вопросы.
Вначале, когда не пришли более нормальные идеи, парень считал, что снег — что-то удивительное для сына, ведь ему не приходилось видеть его вживую, только на картинках.
— Ты раньше видел снег? — спросил Антон, постукивая пальцем по коленке.
— Да, просто задумался, — хмыкнул себе под нос, парень положил голову на плечо Шастуна, щекой ощущая острую кость.
— Нравится?
— А тебе? — не желая отвечать на лишние вопросы, парень задал встречный, закрывая глаза от накатившей усталости.
Ему хотелось побыстрее оказаться дома, залезть под теплое одеяло и уснуть крепким сном, чтобы восстановить потраченные силы. Трудно быть активным, когда за день произошло слишком много для неустойчивой психики.
